Джеймс Голдгейер - Цель и средства. Политика США в отношении России после «холодной войны»

• Название: Цель и средства. Политика США в отношении России после «холодной войны»
• Автор: Джеймс Голдгейер
• Издательство: Международные отношения
• Жанр: Политика
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-7133-1350-0

Как формировалась внешняя политика США по отношению к России в 90-е годы XX века? В чем видела свои интересы в разваливающемся Советском Союзе правящая американская элита и правильно ли оценивала ситуацию? Какие были совершены ошибки и почему? На эти вопросы на основании широкого спектра источников, бесед с известными политическими деятелями, личных наблюдений пытаются найти ответ авторы нашумевшей в США книги.

---

Несмотря на раздававшиеся в администрации голоса в поддержку Ельцина, президент проводил скорее осторожную политику сохранения статус-кво, чем активность широкого плана, которая поощряла бы демократизацию и децентрализацию власти. Так, 17 марта 1991 г. президент Буш сделал в своем дневнике запись, которая могла быть внесена в любой из дней его пребывания в Белом доме: «Я считаю, что надо танцевать с теми, кто находится на танцплощадке, не надо пытаться повлиять на преемственность власти, и особенно следует избегать того, что может быть воспринято как открытый призыв к дестабилизации. Мы встречаемся с лидерами республик, но чрезмерно не усердствуем в этом»{43}. В представлении Буша Горбачев был на танцплощадке, а другие, включая Ельцина, не были. Отвечая на вопрос журналиста о треугольнике «Вашингтон — советское центральное правительство — республики», он пояснил: «Я не думаю, что существует какой-то треугольник. Другими словами, я считаю, что президент Соединенных Штатов имеет дело главным образом с президентом Советского Союза»{44}.

Эта политика означала откровенную поддержку Горбачева. Как заявил на совещании по вопросам национальной безопасности в Овальном кабинете 31 мая 1991 г. Скоукрофт: «Наша цель заключается в том, чтобы как можно дольше держать Горби у власти, направляя его по нужному пути, что отвечает интересам нашей внешней политики». «Скоукрофт был склонен считать, — пишет бывший заместитель советника по национальной безопасности и впоследствии директор ЦРУ Роберт Гейтс, — что ЦРУ отдавало явное предпочтение Ельцину, и не воспринимал серьезно оценку ЦРУ взаимоотношений Горбачева и Ельцина»{45}.

Но даже Скоукрофт писал, что он всегда относился с некоторым недоверием к демократическим убеждениям Горбачева, в отличие от Шеварднадзе, которого считал настоящим демократом{46}. Отставка Шеварднадзе в декабре 1990 года и его предупреждение о готовящемся перевороте породили сомнения в способности Горбачева идти дальше по пути реформ. Правительство Горбачева в 1991 году было гораздо более консервативным, чем в предыдущие периоды. Тем не менее, Скоукрофт продолжал считать, что Горбачев был наилучшим партнером для США:

«Во-первых, Горбачев делал то, что мы от него хотели. Претензий у нас было немного. Он замедлил темп реформ, но шел в правильном направлении. Во-вторых, как можно отказать в поддержке, когда имеешь дело с такой системой, и что это будет означать, если она будет оказана кому-то другому? В-третьих, я опирался на собственные впечатления о Ельцине, понимая, что он не обеспечит изменений в лучшую сторону, и, думаю, если бы Горбачев ушел годом раньше, для России это было бы еще хуже. Я не думаю, что правы те, кто считал, что мы должны были поддержать Ельцина раньше, а таких людей было немало; в ЦРУ очень многие наделяли Ельцина качествами, которыми он, по моему мнению, не обладал»{47}.

Со временем, однако, становилось все более неловко игнорировать Ельцина. Во время визита в Москву в марте 1991 года Бейкер ухитрился избежать встречи с Ельциным один на один, и это вызвало раздражение российского лидера и членов его правительства. Когда же Ельцин был избран на пост российского президента, в администрации Буша решили, что настало время как-то с ним взаимодействовать. В ходе визита в Москву в июле 1991 года — как это ни удивительно, первой поездки в Москву с марта 1985 года, когда он в качестве вице-президента присутствовал на похоронах Константина Черненко, Буш встретился с Ельциным один на один, оказавшись, таким образом, первым главой государства, общавшимся с Ельциным в таком формате. Ельцин призвал американского президента развивать прямые связи с Россией{48}. Буш, беспокоясь о том, чтобы не обидеть своего друга Горбачева, отказался. Хотя Буш и назвал последнюю поездку Ельцина в Вашингтон большим успехом, его встреча с Ельциным была непродолжительной, а высказывания Буша после встречи были краткими и бессодержательными. Однако во время этого же визита он весьма положительно отозвался о Горбачеве как о лидере, который «заслужил наше уважение и восхищение своим нетрадиционным видением и мужеством, которое он проявил, заменив старый, ортодоксальный подход гласностью и перестройкой»{49}. Во время этого визита таких хвалебных высказываний Буша в адрес Ельцина не прозвучало. В своих мемуарах Буш откровенно пишет, что хотел использовать эту встречу на высшем уровне для укрепления позиций Горбачева: «Я надеялся, что встреча в верхах позволит ослабить оказывавшееся на него внутриполитическое давление»{50}. Однако эта демонстрация солидарности не помогла. Уже в следующем месяце члены собственного правительства Горбачева арестовали его и попытались захватить власть.

Другие республики

Придерживаясь линии, выработанной в отношении драматического противостояния России и СССР, администрация Буша старалась поддерживать статус-кво по поводу требований суверенитета, выдвигавшихся другими республиками. Единственным исключением были более жесткие призывы к советскому правительству о признании независимости Эстонии, Латвии и Литвы, чье включение в состав Советского Союза Соединенные Штаты никогда не признавали. Но даже в отношении стран Балтии администрация Буша никогда не опережала события. Эту линию администрации Буша наиболее удачно отразил обозреватель газеты «Нью-Йорк тайме» Томас Фридман, когда в июне 1991 года отметил: «За последние три года администрация Буша выработала четкий метод реагирования на перемены в странах восточного блока: она никогда не вскакивает в первый вагон, но и не пропускает последнего»{51}. И теперь Буш не спешил забегать вперед истории. В августе 1991 года он разъяснял Верховному Совету Украины: «Мы не будем пытаться определить победителей и побежденных в политическом состязании республик между собой и с центром. Это ваше дело, а не дело Соединенных Штатов Америки»{52}.

Признание Германией Словении и Хорватии ускорило коллапс Югославии, последствия которого администрация Буша считала катастрофическими{53}. Никто не хотел повторения югославского сценария в Советском Союзе. Соединенные Штаты не признавали независимости советских республик, исключая три балтийские нации, пока Беловежские соглашения декабря 1991 года фактически не распустили Советский Союз[17]. До попытки переворота в августе 1991 года администрация Буша воздерживалась от оценок внутриполитического положения в Советском Союзе. Буш также никогда не называл Советский Союз империей и не ставил под сомнение легитимность советского режима. Однако поскольку США никогда формально не признавали включения Балтийских «государств» в состав Советского Союза в 1940 году, Буш призывал новое советское руководство «отречься от одного из самых темных наследий сталинской эры» и «найти путь предоставления свободы балтийским народам»{54}. Буш, однако, никогда не прибегал к таким же выражениям применительно к Армении, Украине или России. Он не был сторонником самоопределения в духе вильсонианства; он, скорее, был реалистом, желавшим завершить «холодную войну».

Последовательно придерживаясь политики невмешательства, Буш поддерживал Горбачева и статус-кво, как он это признает в своих мемуарах: «Каким бы ни был политический курс, как бы долго ни шел процесс и каким бы ни был его исход, я хотел, чтобы перемены были стабильными и, более всего, мирными. Я считал, что ключом к этому будет политически сильный Горбачев и эффективно работающие структуры центра. Исход зависел от того, что Горбачев был готов сделать»{55}. Буш старался подчеркнуть нейтралитет США и в то же время хотел, чтобы курс реформ определялся Горбачевым, а не его противниками. Но для тех, кто на баррикадах боролся за независимость и демократизацию, этот нейтралитет означал поддержку центра, СССР и Горбачева.

В январе 1991 года президент Буш прямо осудил советское военное вмешательство в Латвии и Литве. Он направил письмо Горбачеву и упомянул эти события в своем послании о положении страны. Буш, однако, воздержался от установления прямых контактов с местными правительствами и удовлетворился заверениями Горбачева о «прекращении насилия». Другими словами, Буш все еще «танцевал» с Горбачевым, а не с критикуемыми демократическими движениями в республиках Балтии. Буш не прислушался к рекомендациям Конгресса сделать публичный «анализ всех экономических выгод», которые Советский Союз получил от США. Неофициально Буш предупредил Горбачева, что в случае продолжения насилия он заморозит все экономические связи с Советским Союзом и не поддержит просьбу СССР о предоставлении аффилированного членства во Всемирном банке и Международном валютном фонде. Президент четко заявил, что «разочарован действиями Советского Союза в странах Балтии, поскольку применением силы эта проблема не решается». Но он также добавил: «У нас есть много общего с Советским Союзом как страной, которая твердо поддержала нас в Персидском заливе»{56}.