Джо Данторн - Субмарина

• Название: Субмарина
• Автор: Джо Данторн
• Издательство: РИПОЛ классик
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-386-03492-4

Как начать с поцелуя и дойти до всего остального? Что делать с мамой, занимающейся бог знает чем со знакомым престарелым хиппи в отсутствие папы? Как спасти этого самого папу от депрессии, а брак собственных, вполне взрослых и самостоятельных родителей, — от развала? Как быть с отдельными частями своего тела, бурно реагирующими на любую красотку с журнальной картинки? И главное — как поскорее стать крутым парнем?

Дебютный роман уэльского автора Джо Данторна о 14-летнем подростке, его родителях, первых открытиях и чудачествах вдохновил режиссера (опять же дебютанта!) Ричарда Айоади на грандиозную экранизацию с британскими звездами в главных ролях. Фильм обласкан критиками и зрителями всего мира и получил премию «Золотой Грифон» как лучший фильм года на международном кинофестивале в Джиффони-2011.

Ранее роман выходил на русском языке под названием «Интимный дневник Оливера Тейта».

Блестящий первый роман молодого человека с беспощадным чувством юмора.

The Times

По терапевтическому эффекту сравнимо разве что с «Над пропастью во ржи» Сэлинджера. Кстати, на взрослых тоже действует.

TimeOut Москва

Вместо того чтобы задуматься о пустотности бытия, читателю предлагается не без удовольствия сосредоточиться на своих сенсорных ощущениях.

www.krupaspb.ru

---

В другом конце кемпинга рядом с «вольво» Грэма в темноту вздымается большой костер.

— Кто я? — Она начинает бегать кругами, вытянув руки, как аэроплан. — Я свободна и влюблена! — смеется она, делая вид, что ныряет и взмывает ввысь. — Кто я? — Она в истерике. Я иду к ней.

— Я — это ты.

Она идет на сближение, задевая мой нос кончиками пальцев.

— Я — это ты.

На мгновение ветер доносит до нас неумелые аккорды гитары.

Джордана почти допила свою «Бешеную собаку». Неожиданно она предлагает и мне. Я делаю глоток, но она вырывает бутылку.

— Нет уж, хватит.

Она оглядывается и, заметив костер Грэма, вприпрыжку бежит к нему.

Я иду за ней на расстоянии, стараясь не попадать в круг света от костра. Грэм и еще четверо розовощеких парней сидят на раскладных походных стульях, расставленных кругом. У них три упаковки пива. Интересно, где мама. В одной из соседних палаток горит свет.

— Поделитесь косячком. — Джордана говорит неестественно громко.

— Где ваши манеры? — спрашивает один из парней. — Скажите «пожалуйста».

— Пожалуйста, дядечка хиппи.

Джордана вдыхает дым, и ее плечи вздымаются. Она отдает сигарету обратно парню, поворачивается и бежит ко мне. Целуя меня в губы — впервые за несколько недель, — она выдувает дым мне в горло. Я закашливаюсь; она смеется.

— Ух, забористая, — говорит Джордана.

Мои бронхиолы щекочет изнутри.

Ветер приносит обрывок трансовой музыки глухой пульсирующий бас и мелодия, похожая на сработавшую автосигнализацию. Джордана оглядывается пытаясь определить, откуда музыка. Разворачивается на триста шестьдесят градусов, замирает и смотрит на парковку, которая пуста, не считая двух стоящих рядом машин.

— Я иду туда, — говорит она и показывает на машины.

— Ясно.

— А ты иди занимайся тем, что делают парочки, — и она убегает, изображая самолет широко расставленными руками.

Я поднимаюсь вверх по холму, двигаясь зигзагами между палаточными веревками в свете костров. Сажусь у входа в палатку и пытаюсь составить план: как спасти отношения двух пар за один вечер.

Спустя некоторое время слышу женский вой. Я знаю, что это мама, потому что она, когда напьется, начинает исполнять лучшие хиты Кейт Буш. Звук совсем рядом.

Выглядываю из незастегнутой палатки. Она поет «Женскую работу». Я не вижу ее лица, только бегающий луч фонарика: она пошатываясь идет к туалетам в дальнем конце кемпинга. Ряд окошек-иллюминаторов, ярко подсвеченных изнутри, делает постройку похожей на приземлившийся корабль пришельцев.

Как только она оказывается внутри, выхожу из палатки и направляюсь в центр кемпинга, держась подальше от света, отбрасываемого окнами туалетного блока. Через открытую дверь мне видно все, что происходит в женском туалете. Там шесть раковин и над каждой зеркало. Я осторожен и держусь на безопасном расстоянии. Мама достает зубную щетку. Она единственная из моих знакомых, кто чистит язык и все время давится при этом.

Иногда я не чищу зубы несколько дней подряд, и они становятся похожими на замшелые булыжники каменной стены. Раньше мама засекала время, чтобы проверить, что я чищу зубы, как следует: стояла над раковиной и постукивала по циферблату наручных часов. Из чувства противоречия я чистил только нижние зубы. Так я ощущал себя независимым. Засыпая, я облизывал покрытые налетом верхние моляры и знал: я плохой мальчик.

Она полощет рот и кладет щетку в карман серой спортивной кофты. На ней широкие черные льняные брюки и кроссовки «Рибок». Интересно, Грэм будет чистить зубы? Вспоминаю угольно-черное семечко, застрявшее между его большими желтыми клыками, наползающими один на другой.

Мама наклоняется к зеркалу. Указательным пальцем она оттягивает кожу под правым глазом, точно хочет снять контактную линзу. Она подносит лицо совсем близко к собственному отражению в зеркале и дышит на него алкогольными парами.

Бутылка пива, покосившись, стоит в мыльнице. Она делает глоток. Вытерев конденсат рукавом, мама изучает свое отражение и проводит рукой от подбородка до горла. Затем берет бутылку и допивает пиво одним глотком, что достойно восхищения. Поворачивается к выходу — ко мне. Я бегу к изгороди и делаю вид, что отливаю. Слышу звук брошенной в мусорный бак пивной бутылки.

— Эй, извините, — говорит она. Не знаю, с кем мама разговаривает. Она стоит довольно близко от меня. — Вы знаете, что решили отлить совсем рядом с туалетом?

Значит, со мной. Я притворяюсь, что держу в руках пенис.

— Что, два шага трудно пройти, козел гребаный?

Не знал, что мама умеет ругаться. Кажется, она действительно зла. Жду, пока стихнут ее шаги, и оборачиваюсь. Вдали подрагивает тусклый свет ее фонарика: она прыгает через палаточные веревки.

Я двигаюсь к краю площадки, держась в тени у живой изгороди. Мама скрывается в ярко освещенной палатке: наверное, там горит лампа, а не фонарик, подвешенный к куполу.

Тихо подкрадываюсь на расстояние нескольких шагов к краю палатки — достаточно близко, чтобы вмешаться в разговор, не повышая голоса.

— От тебя пахнет фтором, — раздается мужской голос. Это Грэм — валлийский акцент усилился, но американский все еще проскакивает.

— Вкусные химикаты, — отвечает мама.

Он смеется.

— Лучше попробуй мою пасту с фенхелем. Знаешь, сколько фтора и так добавляют в воду из-под крана?

— Слишком много?

— Фтор является канцерогеном и мутагеном, он вреден даже в небольших количествах.

— В отличие от пива?

— Именно.

Пшикает бутылочная пробка.

— Спасибо.

Снова пшик.

— Твое здоровье. — Они говорят это одновременно. Звук стекла о стекло.

Лампа раскачивается; их силуэты искривляются и меняют контуры.

Я шагаю ближе и задеваю каблуком веревку, которая издает звук лопнувшей струны, как один из инструментов, на которых играют во время занятий капоэйрой.

— Кто там? — спрашивает мама.

Я замираю.

— Кто это? — повторяет она.

— Какой-то придурок, — произносит Грэм.

— Эй! — зовет мама.

Я быстро оборачиваюсь, натягиваю капюшон и бегу к темной живой изгороди на краю площадки. Пытаюсь представить, что папа бы подумал обо всем этом. Боюсь, что он может сказать, что в современном обществе нет ничего особенного, если твоя жена в палатке с другим мужчиной. Папа наивен, как малое дитя.

Чипс говорит, что, если девчонка легла с тобой в один спальный мешок, это уже можно расценивать как согласие. Чтобы их застать, придётся быть куда осторожнее. Жаль, что фотоаппарат и диктофон остались дома.

Представив, что палаточные веревки — это лазерные лучи системы охраны, начинаю мыслить, как грабитель, передвигаясь бесшумно, словно кошка. Клитор моей матери — бесценный алмаз. Тихо приближаюсь к палатке Грэма и сажусь на корточки на расстоянии прыжка от входа.

— Как это выключается? — не может пенять она.

— Надо повернуть, — объясняет он. — Дай я. Можно сделать потемнее.

Свет тускнеет и становится как от свечи. Силуэты меркнут.

— Спасибо, — отзывается мама.

— Не за что.

— Где же романтическая музыка?

— Заткнись, — бормочет он, — снимай футболку.

Уверенные мужчины привлекают женщин. А папа слишком часто разрешает маме сесть за руль. Шуршит спальный мешок.

— Тебе удобно? — он притворяется, что ему не все равно.

— Угу, — отвечает она.

«Угу» — это мое слово.

— Хорошо.

Тихие шлепки.

— Расслабься, — просит он.

— Ммм.

У меня опять возникает такое чувство, что череп, легкие и внутренности заполняют строительной пеной.

— О, — произносит она.

Затем следует выдох с облегчением. Никаких неуклюжих звуков и скрипа мебели, как когда мама занимается этим с папой. Так и знал, что у них будет тантрический секс. Они делают это почти бесшумно.

— Я чувствую, что ты напряжена, — замечает он.

Он только что сказал это. Действительно произнес эти слова. Мне хочется вырвать колышки и скинуть их вместе с палаткой в канаву или запрыгнуть на капот «вольво» и плюхнуться сверху на палатку.

— Здесь? — спрашивает он.

— О да. — Ее дыхание становится прерывистым.

Никогда не хотел ее так ненавидеть.

— Хорошо?

— Ммм.

— Не слишком сильно?

— Нет, в самый раз, спасибо, — отзывается она.

Мне хочется ее убить.

— Вот и хорошо, — удовлетворенно сказал он.

Я тихо отхожу в сторону.

— Ммм, — бормочет мама. И снова: — Ммм, — как актер в рекламе, пробующий суп из кубика. Мое сердце превратилось в холодный застывший камень. — Ааа, — стонет она.

Мое тело превратилось в панцирь. Встаю и поворачиваюсь, чтобы уйти, но ноги не слушаются. Кажется, я стал инвалидом. Теперь мне нужен будет круглосуточный уход. Каким-то образом все же удается сдвинуться с места: Ноги шагают сами. Прохожу мимо тлеющих угольков в костре у подножия холма. Перешагиваю через шлагбаум, ведущий на парковку. Смотрю на часы — семнадцать минут второго — и представляю их совместный тантрический оргазм. «Множественный» — слишком слабое слово, чтобы описать оргазмические волны, начинающиеся от пальцев ног, пульсирующие в животе и наполняющие все тело, превращая его в газ. Оранжевые мотыльки облепят всю липкую ленту. Черви выползут на поверхность и будут копошиться в грязи.