Лаура Паркер - Отвергнутая

• Название: Отвергнутая
• Автор: Лаура Паркер
• Издательство: Центр-2000
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 5-7635-0031-8

В холодной ярости стояла мисс Филадельфия Хант перед презрительными взорами прежних друзей, алчно скупающих на аукционе ее семейные драгоценности. С горящими глазами цвета топаза, возвышенно прелестная в своем благородном негодовании, она предлагала им приобрести отцовское достояние за приемлемую цену. Затем, лишенная средств, она вынуждена покинуть общество и уехать из Чикаго, решив отомстить виновнику всех ее бед.

И тогда ее жизненный путь пересекается с неким загадочным черноволосым джентльменом, делающим предложение, от которого она не в силах отказаться…

Высокий, темнолицый, очаровательный и надменный, Эдуардо Таварес вверг девушку в мир опасностей и томных желаний, смертельно опасных тайн и яростной страсти… заставляя ее беспрерывно терзаться загадкой — кто же он и что в действительности было причиной их встречи…

---

Она взглянула в его сторону и обнаружила, что он смотрит на нее с откровенной неприязнью.

— Мадам Олифант совершенно права, — сказал маркиз, видя, что все смотрят на него. — Я тоже чувствовал себя неважно в присутствии этого дикаря в тюрбане. Он встал у нас на пути, когда я сопровождал мадам Олифант из салона. Когда мы пошли в библиотеку, я увидел, что жемчуг исчез с шеи мадам Олифант. Я вспомнил, что в холле с нами столкнулся этот человек. Недавно подобный вор столкнулся со мной на улице и вытащил у меня из кармана табакерку, украшенную драгоценными камнями. — Он уставился на Филадельфию тяжелым холодным взглядом. — Мне говорили, что карманный вор может снять у вас с пальца кольцо, когда пожимает вам руку. — Он повернулся к хозяину дома. — Я прошу вас, месье Додж, не обижаться за это сравнение. Конечно, нельзя ожидать таких происшествий в нашем обществе.

Филадельфия тоже обратилась к хозяину дома:

— Скажите мне, месье Додж, такие кражи на приемах редко случаются в Нью-Йорке?

— Что вы, дорогая? Напротив, — отозвался Джеральд Додж. — Воровство стало бичом светского сезона в Нью-Йорке.

— Вот как? — Филадельфия постаралась спрятать радостную улыбку от этого сообщения. — И что делалось в связи с этими кражами?

— Мало что можно было сделать, если приглашенных было немного и все они хорошо известны хозяевам.

— А вы, месье, тоже страдали от воров?

— Золотые карманные часы, кольцо с ониксом и некоторое количество денег во время встречи Нового года, — раздраженно ответил он.

Эдуардо хранил молчание, но теперь он хмыкнул, поняв, к чему клонит Филадельфия.

— Кражи происходят в лучших домах? — допрашивала Филадельфия хозяина.

— Да, — проворчал он.

— У меня пропали мои любимые часы на вечере у Олифантов после парада на Пасху, — неожиданно высказался веселым голосом Генри, начиная понимать, что происходит. — Мадемуазель де Ронсар и ее слуга появились в обществе всего несколько недель назад, а воровство в светских домах происходит уже месяцами.

— Вот как?! Я начинаю понимать, — победоносно заявила Филадельфия. Она обвела салон медленным взором. — Воровство для вас не новость, и тем не менее сегодня вы предпочли заподозрить иностранцев, потому что легче обвинить меня и моего слугу, чем искать настоящего вора среди вас.

Все прятали глаза перед ее взглядом, и она расчетливо решила подозревать маркиза.

— Я должна сказать вам правду, добрые люди! Среди вас есть вор! Но это не мой слуга!

Когда ее слова замерли в напряженной тишине, Филадельфия быстро повернулась, подошла к Акбару и протянула ему руку, чтобы он мог поддержать ее.

— Проводи меня домой, Акбар. Я устала от такого веселого вечера.

— В высшей степени интересный вечер, — заметил Эдуардо, когда нанятый ими экипаж тронулся.

Филадельфия откинулась на спинку сиденья, голос ее дрожал, как и руки.

— Это было гнусно! Отвратительно! Унизительно! Никогда в жизни я так не боялась!

— Вы были великолепны.

— Я бы этого не сказала. У меня было ощущение, словно я съела кусок протухшего мяса.

— Это пройдет, это нервы.

— Вот как? И за это я должна быть благодарна? А вы, вы жаждали драки?!

— Возможно, — пробормотал он. «Как приятны, — думал он, — эти моменты, когда она забывает о страхе, об осторожности и приличиях».

— Вы сошли с ума? Ваша маскировка могла открыться!

Он ухмыльнулся.

— А почему я не должен защищаться? Мы ничего плохого не сделали.

— Еще как сделали. Я была там гостьей только потому, что Доджи уверены, что я не та, кем я являюсь.

Он чуть подвинулся, чтобы ее плечо коснулось его плеча.

— А вы не заметили? Половина Пятой авеню выдает себя за тех, кем они не являются. Они обычные люди, которые тем или иным образом разбогатели. Теперь они сбросили с себя старую оболочку и изо всех сил стараются обрести новую. В моей стране происходит то же самое. — Он снова пошевелился, пристраивая свою руку поудобнее у нее за спиной. — Я сделал свое состояние, копаясь в грязи, и нашел красивые камешки, вроде тех, которые украшают вашу шею. — Он щелкнул пальцами по ожерелью. — Вы когда-нибудь спрашивали у вашего отца, как он начал сколачивать свое состояние?

— Он был банкиром, — ответила Филадельфия.

— А кем он был до того? — Его пальцы коснулись ее шеи. — Или вы всегда были богаты?

Она задумалась, нахмурив лоб.

— Не знаю.

— Вы никогда не спрашивали. Интересно. — Он говорил бесстрастно, и слова его звучали несколько оскорбительно. — Ответ мог вам не понравиться.

Прежде чем она успела возмутиться, он слегка погладил кончиками пальцев ее шею и сказал:

— В конце концов, мы никому не причинили вреда нашим маскарадом.

— Вы так считаете? — возразила она, встревоженная ощущением его пальцев на своем затылке. — А как насчет миссис Ормстед?

Он взвесил ее слова.

— Я думаю, она может поддержать наше маленькое предприятие, так как обладает характером и редким талантом получать удовольствие от самых простых ситуаций.

Она взглянула на него, пытаясь разгадать причину его умиротворенности. Беспечное выражение его лица, которое она разглядела при свете уличного фонаря, подтвердило ее ощущение, что его колено прижимается к ее. Он выглядел как Акбар, произношение было как у сеньора Тавареса, но взгляд его принадлежит полуобнаженному незнакомцу, чей поцелуй заставил ее удивляться — знает ли она его вообще? Она постаралась втиснуться в угол кабриолета.

— Вы самый странный мужчина, какого я когда-либо встречала.

Он дотронулся пальцем до ее шеи.

— Я уже говорил вам, милая, что предпочитаю, чтобы вы считали меня загадочным.

Она отвела его руку со своей щеки.

— Я вас не понимаю.

— Вы все понимаете, только боитесь признаться в этом. Вы, например, бросились на мою защиту, даже когда мне не угрожала серьезная опасность. Как думаете, почему бы это?

— Но я…

Он заткнул ей рот ладонью.

— Тихо, милая. Вы одна в обществе мужчины, который не является ни вашим родственником, ни слугой. Глупая девочка. Вас никогда не предупреждали о такой опасности, как изнасилование?

— Предупреждали, — ответила она, чуть задохнувшись и непроизвольно облизав нижнюю губу, чтобы унять дрожь, вызванную его прикосновением. — Но я верю, что вы не воспользуетесь своим преимуществом.

— Ох, милая, вы меня оскорбляете. — Он замолчал, зачарованный тем, что она, облизывая губы, случайно коснулась кончиком своего языка его ладони. — Разве я не мужчина? Разве не может волновать меня ваша близость?

Эдуардо взял ее руку и засунул под свой парчовый жилет, туда, где билось его сердце.

— Вы чувствуете, как оно стучит? Разве я не умираю от вашего прикосновения?

— Ну, — уклончиво сказала она, — если вы позволите мне убрать мою руку.

— Я могу умереть, — отозвался он с тихим смешком. — И показал бы вам, какая горячая и густая кровь течет во мне, но думаю, что мы с вами не готовы к такому опыту.

Филадельфия закрыла глаза и не могла сказать ни слова. Она просто не могла ни о чем думать и была уверена только в том, как громко бьется его сердце под ее рукой, пока ее собственное не начало биться в том же ритме.

— Не целуйте меня. — Она не знала, приходила ли эта мысль ему в голову, но ей пришла, и предощущение этого было невыносимым.

— Мне легче не дышать, — сказал он, наклоняясь к ней.

Когда их губы встретились, он ощутил, как она дернулась, и отодвинулся, чтобы взглянуть на нее. Ее глаза были закрыты, а губы сжаты, как будто она ждала, что ей будут вливать касторку.

— В чем дело, милая? Я вам так неприятен?

Она приоткрыла глаза.

— Борода. Она царапается.

Выругавшись по-португальски, он сорвал с себя фальшивые бакенбарды.

— Ну вот, милая, все в порядке.

Филадельфия вновь закрыла глаза, когда он склонился над ней, но на этот раз совсем по другой причине. В последнее мгновение она заметила в его глазах сияющую смесь удовольствия, чувственности и — если ее взбаламученное сознание не обманывало ее — нечто похожее на безграничное обожание, которое она видела в глазах Генри Уортона.

Эдуардо целовал ее и раньше — мимолетный поцелуй в зимнем саду Ормстедов, закончившийся тем, что она начала чихать, потом в его комнате наверху, когда у них смешались злоба и страсть. Но сейчас, как только их губы встретились, она поняла, что это нечто совершенно новое.

Его теплые губы прижались к ее губам, и мысль, что надо оторваться от них, растаяла. Потом он взял ее за щеки, запрокинул голову и чуть отвернул свою, чтобы удобнее было завладеть ее губами.

Женский инстинкт подсказывал ей, что это уже ласка опытного любовника, сладкая пытка, направленная на то, чтобы расшевелить застенчивого партнера, и что она должна немедленно положить этому конец. Но голос разума остался неуслышанным, а Эдуардо тем временем продолжал нежно и неотвратимо ласкать ее рот.