Элигий Ставский - Домой ▪ Все только начинается ▪ Дорога вся белая

• Название: Домой ▪ Все только начинается ▪ Дорога вся белая
• Автор: Элигий Ставский
• Издательство: Лениздат
• Жанр: Проза
• Год: 1983

В книгу вошли три повести Э.Ставского: "Домой", "Все только начинается" и "Дорога вся белая". Статья "Рядом с героем автор" написана Г. Цуриковой.

---

— А вот это вы знаете? — спросила она. — «Мы — ржавые листья на ржавых дубах... Чуть ветер, чуть север, и мы облетаем. Чей путь мы собою теперь устилаем? Чьи ноги по ржавчине нашей пройдут? Потопчут ли нас трубачи молодые? Взойдут ли над нами созвездья чужие? Мы — ржавых дубов отлетевший уют...» Нравится?

— Нравится. А кто это? — Я подумал, что она удивительно красивая.

— Багрицкий.

— А мы кто? Мы трубачи или мы листья?

Я поднял голову и увидел Нюру. Она кружилась с Лешкой недалеко от нас. Лешка подмигнул мне.

— А вот это? «Я как-то вынес одеяло и лег в саду, а у плетня она с подругою стояла и говорила про меня... К плетню растерянно приникший, я услыхал в тени ветвей, что с нецелованным парнишкой занятно баловаться ей...» Как?

Я подумал, что эти стихи она прочитала специально.

Мы опять танцевали. На этот раз танго. Я, конечно, попросил, чтобы она поучила меня танцевать. Я всегда просил об этом девушек, с которыми хотел познакомиться. Она сказала, что попробует. Впереди почему-то все сбились в кучу. Поднялся крик. Оказалось, что какой-то парень хватил лишнего и сбивал всех с ног. Меня это возмутило. Я сказал Ире, чтобы она посидела, а я выведу его.

— Зачем?

— Ну, я понимаю так: если люди танцуют, зачем же хулиганить?

— А разве он вам мешает? — Она наклонила голову и посмотрела мне прямо в глаза.

— А чего он толкает?

— Но меня же он не толкает.

— Ну все равно это непорядок. Я его выведу.

Она пожала плечами.

— Это не по-мужски.

— Почему?

— Мало ли что тут произойдет!

Она посмотрела на меня, улыбаясь. У нее были очень хорошие, веселые глаза. Я подумал, что, наверное, она права. Лучше мне быть с ней, чем выворачивать кому-то руки. Я снова увидел Нюру. Она специально танцевала возле нас и рассматривала Иру. Лешки с ней не было. Наверное, она ему что-то сказала и обидела.

— Это ваша знакомая? — спросила Ира.

— Да, это из нашего цеха.

— Вы работаете на заводе? На этом?

— Да. А что?

— А кем?

— Токарем.

— И у вас большой разряд?

— Четвертый.

— Она, наверное, ревнует?

— Откуда я знаю? Мы просто знакомые. Станки рядом.

Неожиданно я увидел, что Нюра совсем некрасивая: маленькая, лицо бесформенное, рот, глаза, нос — просто для порядка. И платье к ней не шло, и туфли были большие, на толстом каблуке, и на руках до самых локтей веснушки.

Мы были где-то посреди зала, и я заметил, что к нам пробирается Лешка. Лицо у него было злое.

— Это товарищ. Я только на минутку, — сказал я Ире.

— Ну конечно. А мне можно пока танцевать?

Я повернулся к Лешке. Показал глазами на Иру.

Он провел рукой по горлу. Я сказал Ире, что сейчас приду. Мы прошли с Лешкой через зал. Лешка рассказал, что какая-то стильная вша украла с нашей спортивной выставки серебряного конькобежца.

— Я видел его. У него галстук с пальмами, — сказал Лешка.

Мы нашли этого парня в вестибюле. Он стоял, облокотившись на перила, и разговаривал с девушкой. Рядом с ним были еще двое, и точно такие же: на головах проборы, галстуки чересчур броские, брюки чересчур узкие, ботинки новые. Рожи розовые и нахальные. Лешка отозвал его. Мы стали подниматься наверх. Втроем. Те двое стали подниматься следом.

— Ну, вы, хлопчики, чего? — спросил в галстуке с пальмами.

— А мы ничего. Мы поговорить, — сказал Лешка. — Мы же свои.

У нас был план: привести его к выставке и там обыскать. Я чуть отстал. Те двое приблизились ко мне.

— А вы чего? — спросил я. — Вы себе идите.

— А он вам зачем? — спросил одни.

— А так, поговорим о том о сем, про погоду...

Один был возле меня очень близко. Он схватил меня за плечо и замахнулся. Я ударил его раньше. Он закрылся руками. Другой кинулся вниз. В галстуке с пальмой повернулся, посмотрел и бросился наверх. Мы с Лешкой за ним. Сзади никто не бежал. Те двое пропали. Мы вбежали на третий этаж. Дверь в противоположном конце коридора была закрыта. «Галстуку» деваться было некуда. Он рванул дверь и так и остался стоять. В коридоре горела одна лампочка и было темно. Мы подошли.

— Ну чего, ребята, на самом-то деле?

— Не придуривайся! — Лешка придвинулся к нему вплотную. — Фигурку брал?

— Да вы что?

— Обыщем.

— Вот эту, что ли? — Он достал из кармана конькобежца. — Так она ж ничья!

— Что значит «ничья»?

Лешка взял у него фигурку и протянул мне.

— Сходи поставь ее, а я тут с ним малость побеседую.

Я побежал и сразу же вернулся.

— Ну, так повтори: чья это? — спрашивал Лешка.

«Галстук» ответил:

— Заводская. Ребята в прошлом году выиграли.

— Не так, — возразил Лешка. — Не выиграли, а завоевали. Повтори!

«Галстук» повторил.

— Теперь тебе ясно?

— Ясно. Все ясно, мальчики. Ну неужели мы из-за пустяка будем ссориться?

— Он ничего не понял, — сказал Лешка. — Как думаешь, Саша?

— Ладно, — сказал я. — Плюнь ты на эту мразь, и пойдем.

И вдруг «Галстук» оттолкнул меня и побежал. Я ударился головой о шкаф, так что в голове у меня загудело, но успел подставить ножку. «Галстук» запутался в собственных ногах, и Лешка пару раз ему врезал. Я добавил. В конце коридора кто-то крикнул:

— А ну стойте!

Мы увидели милиционера, тех двух и еще целую толпу. Разговор был короткий. Меня, Лешку, «Галстука» и того, которому я разбил нос, повели в милицию.

В дежурной комнате милиционер доложил лейтенанту. Лейтенант сказал:

— Вы что же?

— Он украл статуэтку с нашей выставки, — сказал Лешка.

У «Галстука» появился гнусавый голос:

— Статуэтку? Мало того, что вы меня избили, вы еще и лжете.

— А я тоже украл статуэтку? — спросил с разбитым носом.

— Документы, — потребовал лейтенант.

Документов у нас не было. Про комсомольский билет я молчал.

— Какая ложь! — возмущался «Галстук» и подставлял под свет свою рожу. Рожа припухла. — Я в конце концов стерплю, и вы можете меня обыскать, товарищ лейтенант милиции.

— Он украл, — сказал я. — Мы поставили ее на место. Отобрали и поставили.

— Не трещи, — вставил милиционер.

— Фамилия? — спросил лейтенант.

Один раз меня хотели оштрафовать за то, что я прыгнул с подножки трамвая. Тогда я сказал не свою фамилию. А теперь я вовсе не считал, что виноват.

— Кочин, Александр Николаевич.

— Год рождения?

— Тысяча девятьсот сороковой.

— Где родился?

— В Сестрорецке.

— Садись.

Потом спрашивали Лешку. Лешка тоже сказал правду.

— Макаров, Алексей Петрович. Тысяча девятьсот тридцать девятый. В Великих Луках.

Лейтенант составил протокол. Выходило, что мы хулиганы. Набросились на честных людей. Написали, что у «Носа» разбит нос. А «Галстуку» нанесены легкие телесные повреждения. «Галстук» сказал, чтобы в протокол записали, что мы хотели его оклеветать. Этого лейтенант не написал.

Лешка сказал, что протокола мы подписывать не будем.

— Будет хуже, — сказал лейтенант.

Я сказал:

— Ну и пусть.

«Носа» и «Галстука» отпустили. Нас с Лешкой посадили в камеру. Лейтенант сказал:

— Пятнадцать суток обеспечено.

В камере был помост, точно сцена, и на нем спал кто-то. Окошко было высоко, и на окошке решетка. Лампочку повесили экономную. Камеру заперли. Мужчина поднялся.

— За что, малолетки?

— Грабеж, — ответил Лешка. — Комиссионный колупнули.

— Десять лет, — объявил тот и подвинулся к стенке.

Я сидел и думал, что сделать с «Галстуком», а потом думал об Ире. Представил, как кончился вечер, как она ушла и как кто-то пошел ее провожать. У нее были очень хорошие глаза. Я таких еще не видел. И вообще такая девушка мне еще не встречалась. Я решил, что убью «Галстука».

Шишка на голове была здоровая.

Утром нас повели на второй этаж. Милиционер сказал:

— К начальнику.

Начальником был капитан. У него сидели Васька Блохин и Алексей Иванович.

Алексей Иванович сказал:

— Эти ребята не соврут. Я могу ручаться.

Васька Блохин поддержал:

— Нам обидно. Они ведь работают хорошо. Никогда замечаний не было. На доску Почета хотели представить.

Про доску Почета я раньше не слыхал. А насчет замечаний Васька врал. У меня был выговор за стенгазету.

Нас отпустили.

В общежитии Алексей Иванович сказал, что этого от нас он не ожидал.

В среду было комсомольское собрание. Васька Блохин был, как всегда, слишком умный. Я Ваську не любил. Он ездил по туристской путевке за границу и привез оттуда какую-то глупую до ушей улыбку. Раньше у него такой улыбки не было. И теперь он улыбался целыми днями. И на комсомольском собрании он тоже улыбался.

Сперва выступил я и все честно рассказал. Потом пригласили Лешку. Но Лешка и так все слышал. Он сидел возле своего станка, а собрание было возле окна.

Лешка все взял на себя. Он сказал, что бил он, а я его останавливал, и еще сказал, что жалеет, что мало дал. После этого Лешку с комсомольского собрания удалили. Он опять сел у станка. Васька сказал:

— Макаров не член комсомола, и поэтому в его выступлении нет ничего удивительного. С ним еще надо работать. А вот что касается Кочина, то тут дело сложнее...