Алексей Евсеев - Кукук

• Название: Кукук
• Автор: Алексей Евсеев
• Жанр: Современная проза

Этот текст является чисто биографическим и в нём отсутствуют какие-либо вымыслы. Возможны ошибки, неверное восприятие реальности, слежавшиеся воспоминания, невероятные совпадения, но ни в коем случае — фантазия.

Прожив эмигрантом в Германии 11 лет, в 2007 году я решил было вернуться в родной город. В Петербург. Вернувшись, начал писать письма русскоязычным друзьям в Германии, стал рассказывать обо всём том, что им могло быть интересным. Я писал сперва один текст на всех, затем сохранял его под именем адресата, прочитывал, держа друга-подругу в голове, и мысленно обращаясь к нему, вносил корректуры в зависимости от затронутых в нем тем. Очень быстро мне это дело наскучило, и я стал лениво отсылать всем одно и тоже по электронной почте на несколько адресов единовременно. Оттого — что теперь я писал, не имея перед собой конкретного лица, — письма мои сами собой обратились в повествовательную форму. Набралась у меня, таким образом, чёртова дюжина этих полурассказиков.

Этими текстами я продолжительное время разговаривал с самим собой. Забалтывал себя ими от депрессии. И они мне, признаюсь, помогали.

---

Социальный работник: Почему вы до сих пор не встали на учет в службе занятости?

Я: Простите?! Вы же сами отправляли мои бумаги.

Она: Я?! Что я сделала?

Я: Вы дали мне анкету, которую я заполнил и отдал вам. Вы её отослали. Разве не так?!

Она: Ах, да! Да…

Я: Но ответа до сих пор не последовало.

Она: Да, ответа нет.

Я: Тогда какие претензии могут быть ко мне?!

Она: Как вы представляете себе свою дальнейшую жизнь?

Я: Никак.

Она: Как это — никак? Мы же должны знать, чем и как мы можем быть вам полезными. Вы же не можете проводить всё время за своим компьютером…

Грегор: …за чтением.

Улыбка с моей стороны.

Врач: Почему вы так зациклены на своей бывшей жене? Почему вы упорно отказываетесь взять себе другую женщину? Ту, которая будет вас любить?

Она действительно не понимает, что подобные вопросы в мой адрес звучат нелепо.

Я: Я не отказываюсь, я таковой не встречаю.

Врач: Я не вижу этих попыток.

Я: Где, здесь?! Я всегда работал в больших коллективах, всегда был дружен с большим количеством девчонок, но из этого ни разу не родилось ни одной мысли в данном направлении. Я не влюблялся, и в меня не влюблялись. Я не слепой. Мы уже говорили на эту тему.

Социальный работник: Вас по-прежнему мучает депрессия?

Я: Да, в какой-то степени, да. Иногда это довольно слабое чувство, иногда, например, когда вижу рекламу мультфильмов на улице, очень сильное.

Она:???

Я: Всё оттого, что у меня тут же появляется желание сходить с детьми в кино, но я понимаю, что не смогу.

Она: Ваша жена запрещает вам общение с детьми?

Я: Да нет же. Просто, бывая с детьми, я чувствую себя ужасно брошенным. Они словно напоминание мне о прошлой нормальной жизни, которой я лишён. Я всё время хочу быть с ними, а не пару-тройку часов в походе в кино или на прогулке.

Она: Я не понимаю. Вы должны нести ответственность за своих детей и…

Я: Да, я всё это прекрасно осознаю, но не могу. Просто не-мо-гу. Как это объяснить? Безволие. Безответственность. Не получатся просто…

Она: Вы должны попытаться найти контакт с детьми.

Я: У меня был контакт с ними — ещё некоторое время после того, когда мы с женой разошлись. Но мне сразу же стало непросто бывать с ними. И дети видели моё состояние. Я решил не мучить их собой и себя заодно. Хотя мне от этого легче не стало.

Ну и по этой теме мы проехались ещё раз десять. Каждый раз безрезультатно.

Врач: Кто-то видел, что у вас в кошельке есть деньги. Сколько их у вас?

Грегор видел. Сидит, молчит.

Я: 200 евро. Было двести, до поездки в Кёльн. Осталось чуть больше ста.

Врач: Откуда у вас эти деньги?

Я (вру): Взял у друга.

Под другом образно скрывается Акрам. На самом деле это Танины деньги. Я должен был отдать их ей, но не успел. По сути дела не вру. Хотя Таня мне не друг.

Врач: Как вы собираетесь их отдавать?

Я: Как-нибудь, когда-нибудь. Это не проблема.

Врач: Т. е. вы не собираетесь больше кончать свою жизнь самоубийством?

Я: Я этого не говорил.

Врач: А как же деньги?

Я: Я же сказал, что это не проблема.

Социальный работник: Вы, господин Крым-брым, должны понимать, что ваше нахождение здесь не может продолжаться бесконечно. Мы должны совместно найти варианты помощи вам. Что это могло бы быть?

Я: Не знаю. Чисто теоретически вы можете помочь мне выбить деньги из социальной службы на моё повышение квалификации, ради которого я ездил в Кёльн. А как практически — я не знаю. Моя проблема по-прежнему тут. От неё меня за пребывание в клинике не избавили. Как, впрочем, я и думал, говорил же об этом при поступлении сюда. Мне не помочь. Я это знал изначально.

Социальный работник: Вы немыслимо упёртый человек.

Я: Да, и что теперь?! Что мне сделать, чтобы не быть таковым? Это мой характер.

Вспоминаю швы на черепе МакМёрфи.

Она: Итак, что мы можем вам предложить?! Общение с пациентами…

Я: Я не хочу общения с пациентами. Мне это неинтересно.

О! Сейчас врач должна подумать, что у меня не такая уж и заниженная планка самомнения. Отлично…

Она: Я говорю то, что есть в наших силах. Общение с пациентами, общение с врачом, со мной, эрготерапия и рабочая терапия, мы можем помочь вам встать на учёт в службе занятости [Ага! Вы уже меня туда второй месяц как ставите…], мы можем помочь вам найти жильё…

Я: Мне не нужна квартира.

Врач: У вас уже есть квартира?

Я: Нет, откуда?! И зачем?

Врач: А где вы собираетесь жить?

Я: Я нигде не собираюсь жить.

Врач: А если мы сочтём нужным выписать вас прямо сегодня, куда вы пойдёте? Будете на улице ночевать?

Я: Нет. Поеду в Берлин к другу.

Врач: И что ваш друг скажет, увидев вас за дверью?

Я: Проходи, скажет он.

Врач: Такой добрый друг.

Я: Ага. Хороший, настоящий друг. Вы всё не верите, тому, что у меня таковые есть? Вы всё не верите. Сначала в 5.2 о голосах спрашивали. Я говорю честно — не слышу, не вижу. Не верят. Опять спрашивают. Потом за мной всё наблюдали-наблюдали и пришли к выводу, что я замкнутый. Я, мол, ни с кем не разговариваю, всё время наушники на голове. Снял я эти наушники, и тут же на меня пара дамочек слетелась. Не знал после этого, куда от них деться. Ясно, нет у него проблем с общением, тогда… Может быть, друзей близких нет? Запишите, пожалуйста, где-нибудь в этой серой папочке, чтобы больше к этой теме не возвращаться — друзья есть. Можно также записать, что по поводу отсутствия работы не комплексую. Привык. Да и много чего на общественных началах для интернета делаю, не бездельник. Проблема у меня всего одна. Одна-единственная. С ней я сюда и прибыл. Обо всём прочем можно забыть. Давайте с этим определимся?..

Социальный работник: В какой степени вы подвержены депрессии? Как вам кажется? В процентном соотношении.

Странный вопрос.

Я: На все сто. Я в ней целиком. Но на работе и прочей деятельности это не сказывается. Не сказывается, конечно, если я работаю один.

Врач: Что для вас эта депрессия?

Я: Не понял.

Врач: Как вы её ощущаете?

Я (был уже однажды такой вопрос задан): Она словно моё тело, а я лишь душа в ней. Тело болит сильно. Постоянно чувствую эту боль. То сильнее, то легче. Душа мечется таким образом туда-сюда, хочет сбежать, вырваться на волю, но лишь бьётся бессмысленно о кости… Вот так примерно.

Врач: Какого она пола?

Я: Wie bitte!?[110]

Врач: Женщина или мужчина, эта ваша депрессия?

Я: Без понятия.

Врач (настойчиво): Ну всё же?!

У меня такое ощущение, что она вспомнила что-то из учебника по психиатрии и хочет с моей помощью подтвердить прописанный в нём постулат.

Я: Да не знаю я. Голосов не слышу. Галлюцинаций не вижу. Что вы от меня хотите!? Женщина/мужчина. Я к ней с такими мерками не подходил. У меня, если быть откровенным, сейчас такое впечатление, что мы на разных языках говорим. Я вас не понимаю, вы — меня.

Врач: Т. е. депрессия эта — для вас словно одежда.

Я: Ну, пусть будет так. Только она не снимается. Из неё можно лишь вылететь, сиганув в пропасть. Иначе не получается.

Врач: Я не знаю, насколько вы в своих действиях откровенны. Хотели вы себя действительно убить или же использовали самоубийство в корыстных целях, чтобы таким образом?..

Я: Я не симулянт. Я был готов к смерти. Это не было минутным помутнением, а давним осознанным решением. И я был абсолютно готов к смерти. Я бы её на этот раз не испугался. Я боялся лишь одного — не умереть — т. е. не до конца разбиться, и таким образом стать инвалидом, неспособным ко второй попытке…

Ага! Всё ясно. Она думает, что я в тот день находился в кризисном состоянии. Depressive Episode. Но это не было эпизодом. Всё было последовательно, растянуто на несколько лет. Видать, мои шутки не вяжутся с нежеланием жить дальше. У меня не бывает перепадов настроения. Я всегда приветлив. Врач ни на миллиметр не продвинулась к пониманию меня. Очень жаль. Таковой, кстати, была всегда и Татьяна.

Социальный работник: Вы должны заполнить для Krankenkasse следующую анкету. Вам следует указать в ней ваши планы — цели, которых вы хотели бы достичь, а также необходимые для этого средства.

Я: У меня нет целей. Те, о которых я думаю, мне недоступны. Других у меня нет. Иначе бы я сюда не попал.

Социальный работник: Вы не можете все сваливать на врачей, вы должны сами бороться.

Я: Я в этой борьбе проигрывал в течение двух лет. С чего это я теперь должен победить?!

Социальный работник: Вы получаете медикаменты и должны со своей стороны помогать врачам справляться с депрессией. Итак, у вас будет домашнее задание на эти выходные. Придумайте, что может вам помочь.

Разговор пришлось прервать из-за истёкшего на него времени. Следующий.

Я даже не стал думать о своём домашнем задании. Чушь какая-то…

Владельца интернет-кафе зовут Рустам. К Рустаму ходит много русских. Они справляются у него обо всей этой телефонно-интернетной котовасии. Рустам — один из тех, из-за кого у немцев, у таких, как та девушка из попутки, рождаются мысли о национализме. Думаю о том, почему же потенциальные пользователи пойдут со своими вопросами скорее к такому вот Рустаму, нежели в бледнолицую немецкую контору. Понимаю, что не на языке тут всё замешано. С Рустамом мы говорим более живо, с шуточками, с понятными намёками — аллюзиями, т. е. со всем багажом нашего житейского опыта и образа мыслей. Это не просто захват информации, это — ещё и общение. С немцем-продавцом не всё так просто, будь он хоть сама вежливость и услужливость. Его вежливость, как правило, — это всего лишь часть его работы, а не его самого. Он просто ничего не знает о Буратино и ничего не хочет о нём знать. Ему это не интересно. Мы ему нужны лишь как покупатели. Для Рустама мы тоже покупатели, но не только… Каким бы хитрожопым он не был. Вот и вся наша проблема. Как только нас начинают объединять общие интересы и общая культура, язык уходит на второй план. Мне уже не важно — на каком языке мы говорим. Речи об интеграции выглядят глупыми. Так оно или нет?