Ёран Тунстрём - Сияние

• Название: Сияние
• Автор: Ёран Тунстрём
• Издательство: Текст
• Жанр: Современная проза
• Год: 2001
• ISBN: 5-7516-0256-0

Ёран Тунстрём (1937–2000) — замечательный шведский писатель и поэт, чьи произведения стали ярким событием в современной мировой литературе. Его творчество было удостоено многих литературных наград, в частности премий Северного совета и Сельмы Лагерлёф. Роман «Сияние» на русском языке публикуется впервые.

Герой романа Пьетюр Халлдоурссон, удрученный смертью отца, перелистывает страницы его жизни. Жизнелюбивый, веселый человек, отец Пьетюра сумел оставить сыну трогательные — отчасти смешные, отчасти грустные — воспоминания, которые помогают тому пережить свое горе.

Игра света в пространстве между глазами читателя и страницами этой замечательной книги вот истинное сияние, давшее название новому роману Ёрана Тунстрёма.

«Афтонбладет»

---

~~~

Избранные представители нашего правительства сидели у нас на кухне и играли в «Эрудита». Премьер-министр, министр финансов, а также элегантная министр просвещения, которая нетерпеливо барабанила пальцами, когда умственная работа погружала всю кухню в такое плотное молчание, что впору было резать его на куски, словно торт.

Я заметил, как они слонялись возле кладбища, и воспользовался случаем, пригласил их зайти, потому что сестра Стейнунн, все более единовластная, дежурила в больнице, а у отца был день рождения, ну и, понятно, национальный праздник. Разве после всех официальных мероприятий невозможен такой финал? Вполне возможен. Старая дружба не заржавела.

К сожалению, отец настоял на своем, снял со стены скрипку, и его маниакальная музыка заставила правительство украдкой затыкать уши, но, как я уже сказал, у него был день рождения, и обед оказался выше похвал — особенно груши, сваренные с имбирем, — а посему на гостей низошел долгожданный покой.

— Что это за пьеса? — полюбопытствовал премьер-министр, двигая туда-сюда свои буквенные фишки.

Отец в игре не участвовал, он стоял у плиты, варил кофе и словно бы ждал этой реплики.

— Я назвал эту композицию «Извержение Фредлы».

— Очень похоже. — Премьер-министр хоть и не отличался музыкальностью, но был хорошо воспитан.

— Значит, ты тоже слышал?

— Что слышал?

— Как там в глубине гудит. Я уловил этот гул только на отдыхе; по-моему, источник расположен прямо под одной из вон тех мраморных жил.

— Чья теперь очередь? — Министр просвещения Рагнхильд Оскарссон отлично знала, что министр финансов знает, что она знает, и потому добавила: — Ты всегда ужасно долго раздумываешь.

— Да, а что? Кажется, у меня тут кое-что есть.

Это была его обычная реплика, о чем бы ни шла речь — о государственном бюджете или о простеньких настольных играх. Он выложил на доску Г, Л, У. Потом убрал их.

— Нет, я ошибся. Ты же все испортила этим своим ТУРБИВАКОМ. Я вообще не понимаю, можно ли засчитать такое слово.

— Когда люди занимаются туризмом и хотят отдохнуть, они устраивают турбивак.

— Ты-то когда последний раз этим занималась?

Правительство было коалиционное, и личные контакты налаживались со скрипом, поэтому Йоуну Хьяльмаурссону пришлось согласиться с условием, что в нашем гуманитарном доме он не упомянет ни единой цифры. Так решил отец. Как раз в эту пору он был очень раним, поэтому ему не перечили.

Что Йоун стал министром финансов, не удивило никого, тем паче его мать. «Если б кто захотел меня послушать, то узнал бы об этом давным-давно, еще когда ему лет семь было». В семье Хьяльмаурссон угадывалась какая-то горькая ожесточенность, которая, наверно, и была причиной Йоуновых честолюбивых успехов, если управление исландскими финансами можно назвать успехом. В голове у Малыша Йоуна не иначе как помещалась машинка, буквально все превращавшая в экономические проекты: начать с того, что в школе он закупил партию «уйди-уйди» и продал вдвое дороже, а теперь вот по всему свету вел переговоры насчет рейсов Исландской авиакомпании. Люди в его мире были явлениями сугубо периферийными, взор его был черен и устремлен в цифровой рай, и цифр у него в голове было больше, чем деревьев в Исландии. В студенческие годы он слыл совершенно несносным; стоило какой-нибудь женщине показать на звезды, как он тотчас принимался рассуждать о финансовых безумствах НАСА, больше того, войди в дверь Иисус Христос и скажи, что Он истина и жизнь, Йоун попросил бы Его угадать, сколько стоит в изготовлении баночка сардин.

Отец кашлянул. Он стал одним из тех людей, которые непременно норовят что-то сказать, как раз когда убегает кофе, грохочет оползень, музыка достигает громового звучания. Они всегда выбирают самое неподходящее время, однако премьер-министр (быть может, старший брат отца) наклонился вперед:

— Ты хотел что-то сказать, Халлдоур?

— Н-нет, да… ничего особенного.

Он потянулся к маленьким рюмкам для хереса, которые доставали только по воскресеньям, в плохую погоду и в кризисных ситуациях.

— Ну-ка, посмотрим, — сказал министр иностранных дел. — У тебя, Рагнхильд, тринадцать очков, плюсуем двадцать восемь, итого тридцать девять.

— Сорок один, — сказал министр финансов, не поднимая головы.

— Но я веду, у меня пятьдесят два, потом ты, Рагнхильд, а вот наш уважаемый коллега за пепельницей пока вообще с места не двинулся.

— Ну, так вот я подумал… — начал отец, но в ту же минуту министр финансов выкрикнул свое привычное:

— Ага, тут кое-что есть! Немного, но все-таки: добавляю ЭКС к слову «муж». ЭКС-МУЖ помножить на три очка, то бишь восемнадцать на три, выходит пятьдесят шесть.

— А разве можно использовать слова с дефисом? — Министр просвещения накрутила на палец прядку волос.

— Конечно, можно.

— Где в правилах это записано?

— Я куда-то их задевал, — сказал отец. — Но думаю, в моем доме вам разрешается использовать какие угодно слова.

— В таком случае возникает вопрос: по каким правилам идет игра — по местным или по общепринятым?

— Хо-хо, — сказал министр финансов, — у меня пятьдесят шесть очков.

— Ты начисто лишен чувства юмора, — сказала Рагнхильд. — «Надобно устанавливать правила касательно того, что происходит постоянно. Но касательно того, что совершается лишь изредка, от случая к случаю, правил устанавливать не должно». «Сумма богословия», Фома Аквинский. Кстати, меня всегда интересовало, где этот Аквино находится.

— Позволь мне. — Отец любил свои справочники, он быстро принес том «А — Аси» и прочитал: — «Аквино, в древности Аквинум, — город в провинции Лацио, к югу от Рима, пять тысяч триста жителей. В А. родился римский поэт Ювенал. Крепость Роккасекка в семи километрах от А. — место рождения Фомы Аквинского».

Рагнхильд мечтательно обвела взглядом кухню:

— Я вот думаю махнуть летом в Италию, в Тоскану или в Лигурию, уже сами эти названия звучат сказочно.

— Тогда бы его следовало называть Фома Роккасеккский, верно? Впрочем, правила и законы вовсе не одно и то же.

— «Бог или кто из людей, чужеземцы, был виновником вашего законодательства?» Платон, «Законы», книга первая. А ответ? «Бог, чужеземец, бог, говоря по правде. У нас это Зевс, у лакедемонян же, откуда родом Мегилл, я полагаю, назовут Аполлона»[63].

— Давайте-ка отведаем, — сказал отец. — Это вино из шикши, двоюродные братья прислали из Дальвика. За ваше здоровье, а еще… — Он набрал побольше воздуха и произнес голосом рыбных сводок: — Я решил выставить свою кандидатуру на президентских выборах.

Один только министр финансов не обернулся и не уставился на отца.

— Буду весьма благодарен, если вы сообщите свои соображения по этому поводу. Возможно, для вас это неожиданность, но для меня — результат долгих раздумий.

— А что тебя побудило к такому шагу?

— Полагаю, голос у меня вполне подходящий. Или, по-твоему, я по каким-то причинам не гожусь? Я изучил групповые фотографии глав государств и считаю, что неплохо туда впишусь.

— Ты кого угодно с ног собьешь, Халлдоур, сказал премьер-министр. — Однако тут встает вопрос: кто будет первой леди страны? Не второй, не третьей, не четвертой — эти по-прежнему твое личное дело.

— Прошу не заводить таких разговоров в присутствии моего сына.

— Да ладно тебе, папа. Мне и самому интересно.

— Я что, должен решить этот вопрос еще до избрания?

— Тебе нужно время на просмотр картотеки? — заржал министр иностранных дел.

Отец потер переносицу:

— Напрасно я завел этот разговор.

— Обычно людей просят выставить свою кандидатуру.

— Стало быть, как я понимаю, собственная инициатива не в чести. И все же я известен благодаря моим стихам и пользуюсь у народа успехом, и думается, весь лирически настроенный исландский электорат на моей стороне, а он не так уж малочислен. Я тут прикинул, что, наверно, было бы полезно завершать мои чтения краткими дополнительными напутствиями.

— Не припомню, чтобы хоть раз слышал твое мнение по какому-либо вопросу.

— Я не хотел связывать себя по рукам и ногам. Вдобавок рядовому человеку, по-моему, вовсе не обязательно иметь мнение обо всем.

— Ты, стало быть, рядовой человек?

— Ну, понятно, не как кандидат в президенты. А как кандидат я, пожалуй, и вовсе выше политики.

— Значит, ты вроде как сам и есть напутствие?

— Да.

— Но в таком случае: какой у тебя имидж?

— Не знаю пока, над этим надо поработать, ведь «я» — это всего лишь времянка, хоть Пьетюру, вероятно, не по душе слышать такое. Однако мне думается, я способен на многое, дайте только выступить с настоящей речью. Тогда я выберу те позиции, которые больше всего под стать Исландии, по той простой причине, что организация «я» податливее, чем столбовые исландские проблемы. Мы имеем биологическую организацию, набор психических функций, но они не способны выразить личность, структурно единое «я». — Отец вздохнул. — Очень любопытно будет посмотреть, какой у меня получится профиль. И как быть с интервью — сказать, что я читаю Достоевского или же Микки Спиллейна? Предпочитаю покер герменевтике, ненавижу шпинат и люблю кока-колу? Что обепечит Исландии максимум плюсов? То, что я предаюсь по ночам поэзии или соблазняю юных дам?