С. Папков - Сталинский террор в Сибири. 1928-1941

• Название: Сталинский террор в Сибири. 1928-1941
• Автор: С. Папков
• Издательство: Издательство Сибирского отделения Российской Академии Наук
• Жанр: История
• Год: 1997

Настоящее издание представляет собой исследование характера и основных этапов репрессивной сталинской политики в условиях Сибири. Предпринята попытка восстановить обобщенную картину карательных действий большевистского режима в отношении различных групп населения и оппозиционных сил; исследуется процесс формирования системы ГУЛАга. Специальные разделы монографии посвящены анализу развития террора в Сибири в 1937–1940 гг.

Рецензенты: докт. ист. наук В.И. Исаев, докт. ист. наук И.С. Кузнецов.

---

— Вы дали, товарищ Бутенко. Это по стану 900? Знаю такой случай, но и без дачи вами фактов по стану 900 было ясно, что тут поработал вредитель…

Скверно то, что нет у нас такой работы, когда хозяйственник сам выявлял бы вредительство. Пришел бы в НКВД, сообщил имеющиеся факты, помог бы вскрыть вредительство{357}.

С большой речью выступил также начальник УНКВД С.Н. Миронов. Как и Эйхе, он начал с признания «большой виновности сибирских чекистов перед партией», отметив при этом, что «мы заболели общей болезнью с вами — болезнью успокоенности». Далее он сказал:

«Западносибирский партийный чекистский коллектив искупил несколько свою вину перед партией во второй половине 1936 года вскрытием троцкистского сибирского центра, кемеровским делом, вообще всем разворотом борьбы с японо-немецкими, троцкистскими агентами. Тем не менее вина чекистов Западно-Сибирского края от этого не уменьшается. Не уменьшается она потому, что мы по существу лишь начали разгром. (…) Западная Сибирь была местом союзной ссылки. Здесь находились в ссылке почти все члены ЦК меньшевиков», эсеров и так далее. С 1928 года здесь находились в ссылке все лидеры троцкистов — Радек, Сосновский, Муралов, Раковский и другие. (…)

Если к этому прибавить, что после 1930 года в край прибыло 250 тысяч кулаков, высланных в порядке ликвидации…, что на нашей территории находится база конвойных лагерей большая контрреволюционная ссылка, — мы, чекисты, должны сделать вывод…

Борьба, товарищи, еще не кончена. (…) Мы посадили 28 человек своих сотрудников, связанных с троцкистами, непосредственно троцкистов или правых. Они оказались обработанными классовым врагом. (…)

Правые у нас очень сильны, очень сильны как подпольная организация… Главным образом это подполье идет по сельскохозяйственным организациям. Наиболее сильная группа правых была в крайплане и в Сталинске. Я вам, товарищи, могу откровенно сказать, что мы только начали по существу борьбу с правыми, мы в значительной мере не добили троцкистов…»{358}.

Когда сигналы ко всеобщему разоблачительству достигли низовых звеньев исполнительного аппарата, общественная атмосфера резко изменилась. За одну-две недели партийные и хозяйственные организации, все структуры управления оказались вовлеченными в затяжную кампанию «бдительности» и «разоблачения вредительства». «Большевистская критика, невзирая на лица», была объявлена «основным методом ликвидации недостатков». Кампания совпала с очередными выборами партийных органов и вследствие этого получила благодатную почву для развязывания повсеместной чистки кадров.

Поднялся настоящий ураган критики. Многие собрания продолжались по нескольку дней. Десятки ораторов, сменяя друг друга, вели яростные словесные атаки на хозяйственников и парторгов. Многих вновь заставили выворачивать свое прошлое наизнанку.

«Ежовы рукавицы». Рис. Б. Ефимова, 1937 г.

Масла в огонь подливала печать. Газеты ежедневно публиковали грязные инсинуации и откровенные доносы, призывали и требовали «разоблачать правооппортунистическую практику». Ни в одной другой кампании подобного рода не было такого истеричного самобичевания, как весной-осенью 1937 года. За «ошибки» каяться заставили всех, кто занимал хоть какое-то общественное положение: партийных работников, депутатов горсоветов, врачей, руководителей предприятий и профсоюзов, военных, строителей, торговых работников.

В мае 1937 года местные подразделения НКВД уже имели на руках текст «особого решения ЦК ВКП(б)» об очистке страны от «японо-германо-троцкистско-бухаринской агентуры» и действовали по-новому. Они прочесали свои архивы последних лет, обследовали показания сексотов, справки «спецчастей» предприятий, строек, госучреждений. Полученные сведения послужили наводкой для изъятия всех подозрительных.

В соответствии с «особым решением» был повышен статус начальников областных и краевых управлений НКВД: их сделали официальными уполномоченными ЦК ВКП(б). Теперь они могли арестовывать в своих наместничествах кого угодно и сколько угодно.

Кампания арестов превратилась в бедствие для тысяч граждан. Настоящая охота была развернута на последних представителей старой России: бывших государственных служащих и офицеров царской армии, участников мировой войны, побывавших в плену, выходцев из буржуазных семей. Их разделили на две основные группы, по которым шла фабрикация дел, — «эсеровскую» и «белогвардейско-монархическую организацию РОВС (Российского Общевоинского Союза)». По этим двум «делам» были арестованы большие группы людей в Новосибирске, Томске, Нарыме, Бийске, Барнауле, в Тогучинском, Ояшинском и других районах.

В Воронеже НКВД арестовало бывшего колчаковского генерала А.Н. Пепеляева. После 13-ти лет, проведенных в советских лагерях при строгой изоляции, его, теперь уже больного и разбитого, отыскали в одной из артелей, где он работал последнее время. Пепеляева доставили в Новосибирскую тюрьму и вместе с другими престарелыми бывшими генералами — Эскиным, Михайловым, Шереметьевым, Ефановым, князьями Гагариным и Долгоруковым — записали в «повстанческий штаб».

Из показаний, полученных от работников НКВД в 50-е годы, известно, что «лица, которые ранее занимали офицерские должности в царской или белой армиях, обычно подписывали протоколы без сопротивления. На них очень действовала камерная обработка и невыносимые условия, создаваемые в камерах».

Допрашивавший Шереметьева «чекист» признавался: «Он был старый и производил впечатление ненормального в умственном отношении человека»{359}.

Всего за 1937 год только в Новосибирской области по делу «белогвардейцев-монархистов» было арестовано 20731 человек{360}.

По количеству жертв это — одно из самых значительных «дел» периода террора. Подробную записку о нем, составленную начальником УНКВД Г.Ф. Горбачом, в декабре 1937 года Ежов представил Сталину. Сталин наложил резолюцию: «Всех бывших офицеров и генералов по записке Горбача нужно расстрелять». Вслед за этим нарком сделал собственную пометку: «Исполнено. Послана телеграмма. 16/XII.37. Ежов»{361}.

Замыслы Сталина однако простирались гораздо дальше уничтожения «социально-чуждых». Для создания нового общества и нового порядка в стране ему необходимо было истребить часть самой партии, той партии, которая до сих пор верно служила ему и прокладывала дорогу к личному господству. В этом заключалась самая сложная часть программы террора.

Первые же массированные атаки на местную номенклатуру убедили Сталина в том, что некоторые секретари обкомов заняли выжидательную позицию. По крайней мере их личное участие и содействие акциям НКВД признавались совершенно недостаточными. «По собственной инициативе, — писала «Правда» о красноярском руководстве, — крайком не разоблачил ни одного врага. Зато с каким рвением секретарь крайкома Акулинушкин защищал Савкевича. Только в июне после выступления «Правды» Савкевич был снят с работы заведующего отделом руководящих партийных органов крайкома. Руководители крайкома явно покрывают врагов…»{362}.

Имея ввиду именно таких колебавшихся подчиненных, Сталин говорил во время предвыборного выступления в декабре 1937 года:

«Есть люди, о которых не скажешь, кто он такой, то ли он хорош, то ли он плох, то ли мужественен, то ли трусоват, то ли он за народ до конца, то ли он за врагов народа. Есть такие люди и есть такие деятели. Они имеются и у нас, среди большевиков. Сами знаете, товарищи, семья не без урода»{363}.

Д.А. Булатов

Ответом Сталина должна была стать решительная чистка ставленников в регионах. В июне — начале июля 1937 года он провел удаление первой порции руководителей Сибири — в Красноярском и Восточно-Сибирском краях. Секретари Акулинушкин и Разумов были вызваны в Москву, арестованы, а затем расстреляны. Эйхе и Булатов пока оставались на своих местах.

Комбинация со смещением осуществлялась посредством некоторых подготовительных мер. Сначала в аппарат обкома или крайкома из ЦК присылали «уполномоченного» для выявления «антипартийных тенденций». Это был кто-нибудь из работников КПК, вроде С.Т. Хавкина, которого Шкирятов — председатель КПК — присылал в Красноярск (Хавкин С.Т. — работник аппарата КПК при ЦК ВКП(б), в 1937 и.о. председателя Красноярского крайисполкома.). «Уполномоченный» начинал травить одного за другим представителей местной верхушки и вскоре оказывался во «вражеском окружении». Дело заканчивалось тем, что о «засилии врагов народа» немедленно сообщалось в ЦК, и тогда Сталин посылал для расправы настоящих палачей. В Иркутске с июня 1937 года чисткой занимался А.С. Щербаков, в Красноярске — Шкирятов с целой бригадой работников КПК.