Френк Слотер - Чудо пылающего креста

• Название: Чудо пылающего креста
• Автор: Френк Слотер
• Издательство: АРМАДА
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1997
• ISBN: 5-7632-0170-1

Исторический роман Френка Слотера переносит нас во времена позднего Рима — первую треть IV века. На трон восходит Флавий Валерий Константин, сконцентрировавший в своих руках единоличную и абсолютную императорскую власть. Через сражения и кровь, смерть близких шел он к своей цели, стараясь возродить былое величие и мощь Римской империи. В увлекательном, захватывающем описании жизни этого человека, основателя Нового Рима — Константинополя, автор развертывает перед нами широкое историческое полотно, в котором много страниц уделено созданию Церкви и первым христианам, которых мощно поддерживал уверовавший в Бога император. И недаром церковные историки нарекли Константина Великим и провозгласили его образцом христианского правителя.

Френк Джилл Слотер родился в Вашингтоне 25 февраля 1908 года. Окончил Оксфордскую высшую школу в Северной Каролине и университет в Дархеме. Врач. Служил в армии США в медицинском корпусе. Женился на Джейн Манди в 1933 году. Два сына. Свою литературную деятельность начал в 1941 году романами «That None Should Die» и «In a Dark Garden». Френк Слотер разносторонний автор, пишущий и о медицине, и исторические произведения, но более всего ему удаются сочинения на библейские темы или смешанной формы. В 1959 году Слотер выпускает один за другим два романа: «Крест и корона, или Жизнь Христа» и «Иосиф Аримафейский», а через год роман о римском императоре Константине Великом «Чудо пылающего креста», который мы и предлагаем нашему читателю.

Слотер трудится в литературе почти 40 лет. За это время общий тираж его книг составил более 60 миллионов экземпляров. Один из последних романов 1987 года снова на медицинскую тему — «Transplant».

Текст печатается по изданию: Constantine: The miracle of the flaming cross, by Frank G. Sloughter. Doubleday and Company, Inc. New York, 1965.

---

Хотя Таврин оказался теперь в его власти, Константин продолжал играть свою роль не завоевателя, но освободителя, и с города не потребовали никакой дани, кроме продовольствия и жилья для солдат. Теперь, когда собранная на равнинах для вторжения в Галлию армия Максенция перестала существовать, ни одна серьезная преграда не отделяла Константина от Медиолана — бывшей столицы Максимиана. Спустя несколько дней его армия беспрепятственно вступила в этот город, радостно встреченная народом, приветствовавшим Константина как императора Запада. А бок о бок с отцом ехал Крисп, гордый тем, что уже окровавил меч в этом первом своем сражении.

Рим лежал примерно в четырехстах милях довольно легкого пути на юг по большим торговым дорогам — Эмилиевой и Фламиниевой — двум крупнейшим артериям Италии. Имея за своей спиной ликующую победоносную армию, ежечасно принимая посольства из важных городов Северной Италии и альпийских провинций, провозглашающие его августом и благодарящие за освобождение, Константин испытывал сильное искушение так же стремительно, как через Альпы, ринуться с войском на Рим. Но еще на пути к Медиолану он получил известие, что у Вероны, почти в сотне миль к западу, сосредоточена крупная армия. И командовал ею теперь полководец Руриций Помпейян, который, несмотря на прежние поражения, мог все же драться умело и отважно.

И потому несколько неохотно Константин продолжил свой путь на Восток, и на осаду Вероны ушла не одна неделя, прежде чем эта твердыня наконец покорилась ему и армия Помпейяна была уничтожена. Но время, потраченное на кампанию, окупилось с лихвой, ибо теперь вся Северная Италия и альпийские провинции оказались в его руках. Кроме того, Максенцию не удалось остановить марш своего шурина на юг в Апеннинах или в Умбрии, и приходили сообщения, что он засел в римском своем дворце, парализованный страхом и убежденный, что боги, доселе благосклонные к нему, покинули его наконец.

Однако Константин не верил этим сообщениям. По его оценке, Максенций предпочел остаться в Риме со значительной частью своих сил, потому что был убежден, что прекрасно обученные войска преторианской гвардии и кавалерия мавров, собранная во время экспедиции в Африку, окажутся равными любым войскам, которые выставит против него Константин. И поскольку — по крайней мере, в отношении численного равенства — Максенций не ошибался, Константин осторожно двигался на юг по Центральной Италии, потратив почти два месяца на то, чтобы добраться до Красных Скал, местности в семи милях к северу от Рима, где он наконец остановился и разбил лагерь.

2

Красные Скалы, названные так по цвету земли — туфа, выходящей пластами на поверхность, являлись первой станцией императорской почты на старой римской Фламиниевой дороге. Слева плескалось Циминское озеро, а к югу лежали равнины Тибра, но Константин мало надеялся выманить Максенция из-за надежно укрепленных стен Рима на открытое поле сражения.

В день, когда его армия заняла позицию у Красных Скал, он въехал на возвышенность, увенчанную изысканно прекрасной виллой Ливии, в сопровождении сенаторов Марцеллина и Адриана и нескольких командиров. Отделившись от них, он проехал немного в одиночестве, ища умиротворения в спокойной красоте здания, построенного в золотом веке Августа для грациозной супруги принцепса Ливии, прожившей там добрую часть своей жизни.

Она — вспомнил Константин из того немногого, что читал в книгах по римской истории, была щепетильно целомудренной: этой добродетелью, он не сомневался, обладала и его собственная жена, Фауста. Но Фауста явно не могла претендовать на второе замечательное качество Ливии, заключавшееся в том, что она никогда не оспаривала действий своего мужа. Их же становящиеся все более частыми раздоры обычно заканчивались столь же бурными примирениями, которые, он вынужден был признать, вносили в их брачную жизнь волнующее разнообразие. И в глубине души Константин не осуждал Фаусту, ибо догадывался, что причина ее раздражительности заключается в неспособности родить ему сына — за что он нес, по крайней мере, равную ответственность, — хоть она и подарила ему двух прелестных дочерей. Но даже тихое очарование виллы Ливии не способно было вывести его из странного состояния угнетенности, связанного с перспективой осады Рима.

— Ты принес жертвы богам, прося их о победе, август? — спросил Марцеллин, подъехав к тому месту, где Константин остановил своего коня, и тревога в голосе старого сенатора подействовала на него как холодная вода на больной зуб.

— Каким богам? — спросил он немного спустя.

— Богам наших отцов! Богам, которые сделали Рим великим!

— Это уже сделано, благородный Марцеллин, — успокоительно проговорил Константин, но его мысли были заняты чем-то еще из того, что сказал этот старик.

«Боги наших отцов!» «А кто бог его собственного отца? — спросил он себя. — Бог света и солнца Аполлон, которого широко почитали в Галлии? Или Юпитер Капитолийский — бог-покровитель самого Рима? А может, это был христианский Бог? Или его Сын, о котором читал ему Хосий из христианских священных книг?»

Императрица Феодора, вспомнил он, говорила, что Констанция сильно тянуло к христианской вере — как, впрочем, и его самого, чего Константин не боялся открыто признать. И, помня, что, хотя он и распорядился о принесении соответствующих жертв Аполлону и Юпитеру, Константин мысленно отметил, что ему нужно спросить у Хосия: а что тот думает насчет испрашивания милости у человека по имени Иисус Христос.

Или настоящим Богом христиан является все же Отец Иисуса? Что-то никак не мог он уразуметь, хотя Хосий и пытался ему это объяснить, какая значимость у каждого из них и что за роль отводится ими существу, называемому Святым Духом, — чего уж он и вовсе не мог понять. Но ведь ясно одно: если боги принимают участие в делах человека — во что верило большинство людей, — он не должен ни перед чем останавливаться, чтобы добиться благосклонности всех богов для осуществления самого важного в его жизни предприятия.

На обратном пути в лагерь их встретил Адриан. Константину он показался умным и деловитым, особенно когда нужно было проездом через города выторговывать необходимый армии провиант. Рядом с купцом ехал юноша в грубой одежде крестьянина.

— Познакомься, август. Это мой племянник, Камиан, — сказал Адриан. — Вчера он бежал из Рима под видом крестьянина, везущего повозку с продовольствием. Я подумал, что тебе немедленно стоит послушать, что он может сообщить нам о происходящем в городе.

— Непременно, Камиан, рассказывай все, что знаешь, — ласково обратился Константин к явно нервничающему молодому человеку.

— Император Максенций обратился к помощи жрецов и прорицателей, август, — сказал Камиан.

— Видишь, Марцеллин, — повернулся Константин к старому сенатору, — наш враг тоже обращался к богам. На чьей же стороне они будут?

— Разумеется, на той, август, которая права. На твоей.

— Будем надеяться.

— Говорят, император даже велел принести Книги пророчеств[57] и свериться с ними, — уже не требуя приглашения, говорил Камиан.

— Что же сказали Книги? — Теперь в тоне Константина не было никакого легкомыслия: занесенные в Книги оракулы Сивиллы — жрицы Аполлона в Кумах — считались окончательными решениями небес, вынесенными по делам человеческих существ.

Камиан заколебался в нерешительности, явно не желая отвечать.

— Говори, парень, не бойся, — приказал Константин. — Никто тебя не тронет.

— На улицах говорят, что Книги предсказывают смерть врагу Рима. Август Максенций устроил на свой день рождения большой пир, чтобы отметить это пророчество.

Константин услыхал, как рядом с ним Марцеллин затаил дыхание, и он знал, что думает старый сенатор, — а собственно, что почти наверняка думал бы любой в Риме о таком предсказании.

— Я ли враг Рима, скажи, Камиан? — спросил он.

— О нет, август! — воскликнул молодой человек. — Народ надеется на тебя как на спасителя, но знать и преторианцы… — Он не закончил предложения, и, взглянув на серьезные лица сенаторов, Константин понял, что они думают то же самое. Римский люд, массы, толпящиеся на окраинах, живущие на хлебе, получаемом благодаря щедрости императора, сегодня рукоплещущие герою, а завтра орущие и требующие его смерти, возможно, и ожидают Константина как своего спасителя, но вряд ли кто-нибудь возьмется даже за кинжал, чтобы помочь ему захватить город, из страха, что боги уже возвестили о его грядущем поражении.

Молча от прекрасной виллы они съехали вниз к широко раскинувшемуся лагерю, выделявшемуся на фоне розоватого туфа Красных Скал. Склонив голову, Константин размышлял, стремясь найти какой-либо смелый ход, какую-либо новую, еще не испытанную тактику, чтобы выманить Максенция из-за стен Рима и заставить его переправиться через Тибр.