Френк Слотер - Чудо пылающего креста

• Название: Чудо пылающего креста
• Автор: Френк Слотер
• Издательство: АРМАДА
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1997
• ISBN: 5-7632-0170-1

Исторический роман Френка Слотера переносит нас во времена позднего Рима — первую треть IV века. На трон восходит Флавий Валерий Константин, сконцентрировавший в своих руках единоличную и абсолютную императорскую власть. Через сражения и кровь, смерть близких шел он к своей цели, стараясь возродить былое величие и мощь Римской империи. В увлекательном, захватывающем описании жизни этого человека, основателя Нового Рима — Константинополя, автор развертывает перед нами широкое историческое полотно, в котором много страниц уделено созданию Церкви и первым христианам, которых мощно поддерживал уверовавший в Бога император. И недаром церковные историки нарекли Константина Великим и провозгласили его образцом христианского правителя.

Френк Джилл Слотер родился в Вашингтоне 25 февраля 1908 года. Окончил Оксфордскую высшую школу в Северной Каролине и университет в Дархеме. Врач. Служил в армии США в медицинском корпусе. Женился на Джейн Манди в 1933 году. Два сына. Свою литературную деятельность начал в 1941 году романами «That None Should Die» и «In a Dark Garden». Френк Слотер разносторонний автор, пишущий и о медицине, и исторические произведения, но более всего ему удаются сочинения на библейские темы или смешанной формы. В 1959 году Слотер выпускает один за другим два романа: «Крест и корона, или Жизнь Христа» и «Иосиф Аримафейский», а через год роман о римском императоре Константине Великом «Чудо пылающего креста», который мы и предлагаем нашему читателю.

Слотер трудится в литературе почти 40 лет. За это время общий тираж его книг составил более 60 миллионов экземпляров. Один из последних романов 1987 года снова на медицинскую тему — «Transplant».

Текст печатается по изданию: Constantine: The miracle of the flaming cross, by Frank G. Sloughter. Doubleday and Company, Inc. New York, 1965.

---

Константин был слишком доволен хорошим настроением Фаусты, чтобы спорить о ее роли в его успехах. Кроме того, он понимал, что в сказанном ею много правды. Но если бы только он дал себе труд поразмыслить над этим, то, возможно, задался вопросом: а не могла бы она с тою же легкостью, с какой избавлялась от собственного брата, избавиться однажды и от его сына, случись только Криспу оказаться на пути ее безжалостных амбиций?

4

На следующее утро, когда вместе с Эвмением и Криспом они ехали верхом на лошадях на виллу императрицы Феодоры, Константин радовался возможности поговорить напоследок с ученым, много лет назад оставившим школу, чтобы как следует послужить сначала отцу, а потом и сыну. Эвмений произнес пышную речь на похоронах Констанция и еще одну на свадьбе Константина и Фаусты, расписав в цветистых выражениях панегиристов свершения и отца, и сына. И молодому правителю, внезапно вознесшемуся на чрезвычайно ответственный пост, мудрый его совет был крайне необходим.

— Долгий путь мы прошли вместе, старый дружище, — говорил Константин, двигаясь с ним рядом трусцой, тогда как Крисп умчался вперед, жаждя поскорей оказаться в Автуне и приступить к военному обучению. — Мне будет тебя очень недоставать.

— А мне тебя, август, — признался Эвмений. — Но ученому не годится отлучать себя слишком долго от чертогов знаний, иначе он может утратить способность мыслить, когда впереди и конца не видно.

— Зачем человеку мыслить бесцельно?

— Ты воин, поэтому тебе это может показаться глупым, но именно так были сделаны величайшие открытия в истории. Тебе известен рассказ о том, как Архимед открыл способ измерения объема предмета неправильной формы?

— Нет. А это важно?

Эвмений издал короткий смешок.

— Настолько важно, что этот принцип объясняет, как плавает судно. Согласно этой истории, царь греческого полиса, где проживал Архимед, заказал себе корону у серебряных дел мастера и дал ему на это чистое серебро. Получив готовую корону, он заподозрил, что мастер добавил в нее неблагородный металл, чтобы остальное серебро оставить себе, и призвал Архимеда решить эту задачу. Сначала Архимед не мог найти ответа, потому что не мог измерить корону. И вот однажды его слуга наполнил ему ванну до краев, и, когда он погрузился в воду, часть ее выплеснулась наружу.

— И что в этом такого необычайного?

— Для большинства людей — ничего. Но для Архимеда это значило, что тело, погруженное в воду, вытесняет объем ее, равный его собственному.

— Но это же очевидно.

— Пожалуй, хотя никто еще до него не записал это как принцип. Во всяком случае, это подсказало Архимеду, как измерить объем короны: нужно просто погрузить ее в резервуар с водой, поместив его в чан, где собралась бы вытекшая из резервуара вода. Когда он измерил количество воды в чане, то узнал объем короны, а ее вес легко было определить с помощью обычных весов. Затем на куске чистого серебра он смог определить его плотность и решить свою задачу.

— И каков же был ответ?

— Мастер сохранил свою голову. С тех пор любой математик, знающий плотность тела, может сказать, будет оно держаться на воде или нет. Помнишь, вы использовали сухие бревна, чтобы переправиться через Рейн и захватить Аскарика и Регаиса? Так вот, вы пользовались тем принципом, который открыл Архимед.

— Если я дам тебе все деньги, необходимые для содержания твоей школы в Автуне, ты гарантируешь, что решишь все мои сложные проблемы? — улыбнувшись, спросил Константин.

— Гарантировать — нет, этого никто не может сделать. Но ученые должны питаться и иметь защиту от всяких напастей, как и любой другой человек. Ты принес в Галлию мир и процветание, а с ними — климат, благоприятствующий поискам знаний. И уж будь уверен: наши умы всегда будут в твоем распоряжении.

— Тогда скажи мне, прав ли я, поощряя христиан?

— Ты спрашиваешь меня, хотя знаешь, что я не принадлежу к их числу?

— Я спрашиваю тебя именно потому, что ты не принадлежишь к их числу, — подчеркнул Константин. — И еще потому, что уверен: ты дашь мне честный ответ.

— Я считаю, что ты прав, — заверил его Эвмений. — Восстание багаудов здесь, в Галлии, показало, что прошло то время, когда крупные землевладельцы могли не думать о благосостоянии тех, кто обрабатывает землю; но у нас всегда будут бедные. Христианство привлекательно для бедных, угнетенных и отчаявшихся больше, чем для других групп населения, поэтому оно непременно будет расти — пока тоже не станет чересчур богатым и могущественным, как это случилось с жрецами и храмами Юпитера в Риме.

— Так и оно пойдет путем других религий?

— Это верно — если только их Бог действительно не окажется сильнее всех других, как утверждают христиане. И если Сын его действительно не являлся на землю с даром вечной жизни для людей.

— Если ты допускаешь, что это может быть правдой, то почему же не примешь христианство?

— Наверное, я слишком стар, чтобы меняться.

— Духом и разумом ты моложе меня.

— Может, причина и в этом тоже, — допустил Эвмений. — Логика подсказывает мне: то, на чем настаивают христиане, невозможно. В конце концов, многие религии основаны на вере в Бога, ставшего человеком, которого убивают и который затем снова восстает из мертвых. Но ни одна из них не дает людям смелости с готовностью умирать за свою веру, как поступили тысячи христиан во время гонений. И еще у меня есть друзья: они клянутся, что к ним в их душе — они это слышат — обращается человек, которого они зовут Христом, и обращается так же, как заговорил с апостолом Павлом на дороге в Дамаск.

— А ты поверил бы, явись он тебе во сне или в видении?

— Думаю, что поверил бы, если бы был уверен, что это не игра моего воображения, подобная той, когда людям, умирающим от жажды, являются видения. А почему ты спросил?

Константин поведал ему о своем посещении древнего города на Евфрате, о том, какое странное впечатление произвела на него картина с пастухом на стене, и о состоянии покоя и уверенности, которое он испытал, когда позже той ночью пошел с факелом, чтобы разглядеть его глаза, показавшиеся ему как бы вовсе и не написанными, а живыми.

— Возможно, у тебя было видение человека, зовущегося Христом, — предположил Эвмений, — Другие рассказывают о чем-то очень похожем.

— Значит, ты не можешь дать мне ответ?

— Не могу, август. Если б я мог, то, наверное, и сам бы больше не сомневался.

5

Хосий из Кордовы внимательно ознакомился с эдиктом, который собирался опубликовать Константин, затем возвратил его назад со словами:

— Для верующих в Христа по всей империи это великое дело, август. Я напишу всем другим епископам и попрошу их молиться за душу императора Галерия.

— Но ведь он-то как раз и подстрекал к гонениям, это он отправил на смерть так много христиан.

— Неважно, сколько человек грешил, август. Важно лишь то, искренне ли он раскаивается.

— Даже когда он всего лишь хочет купить мир для своей души?

— А что еще человеку надо, чтобы изменить свою жизнь? Мир, даруемый Богом, не поддается пониманию тех, кто не пережил это. Господь наш Христос не ставит никаких преград на пути тех, кто хотел бы обрести этот мир.

— Эвмений рекомендовал мне тебя в самые доверенные советники, — сказал ему Константин. — Ты примешь этот пост?

Хосий немного призадумался, затем наконец сказал:

— Ты выбрал меня лишь потому, что меня рекомендовал мой друг?

— Нет, просто Эвмений утвердил меня в моем решении. Для меня превыше всего, чтобы Галлия жила в устойчивом мире и процветании, и, я думаю, ваша Церковь может мне в этом помочь, если мы будем заодно. Кроме того, я бы и сам стал лучше разбираться в вашей вере.

Многие удивились, когда христианин, к тому же испанец, поселился во дворце в Треверах в качестве приближенного советника императора, но Константина это не волновало. На двух фронтах происходили важные вещи, правда, они не касались непосредственно его собственной провинции, Галлии, но были чрезвычайно важны для империи.

Как и предсказывал Даций, здоровье Галерия продолжало ухудшаться, и спустя несколько месяцев он скончался. Тотчас Лициний и Максимин Дайя двинулись с войсками, претендуя на его территорию, и через несколько недель их армии встали друг против друга возле Боспора и Геллеспонта по обе стороны моря Мармары. Однако благоразумие взяло верх, и соперничающие августы Востока благоразумно решили, что, если расточат силы друг друга в гражданской войне, никто из них от этого не выиграет и либо Максенций, либо Константин придут и возьмут власть в свои руки. Поэтому оба они заключили договор о разделе прежних владений Галерия между собой: провинции в Азии достались Максимину Дайе, а европейские отошли к Лицинию. А поскольку Геллеспонт, море Мармара и Боспор образовывали естественный барьер между Европой и Азией, этот водораздел был провозглашен границей между двумя императорами.