Владимир Лесин - Генерал Ермолов

• Название: Генерал Ермолов
• Автор: Владимир Лесин
• Издательство: Вече
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-9533-5394-6

Генерал Алексей Петрович Ермолов — блистательный полководец, герой Отечественной войны 1812 года, успешный дипломат и суровый администратор. Его боготворили солдаты, им восхищались друзья и ненавидели враги, на него сделали ставку декабристы и… ошиблись. Он был человеком власти и порядка, но власть не доверяла ему. Почему? На этот и многие другие вопросы читатель найдет ответ в новой книге В.И. Лесина, представляющей собой самое полное на сегодняшний день жизнеописание этого выдающегося русского человека.

---

— Когда их было много, — признавался Алексей Петрович великому князю Константину Павловичу, — я их ещё считал, а когда их стало слишком много, перестал даже думать о них.

«Ермолов был неуступчив и шероховат в сношениях с высшими сановниками, — вспоминал о нём один из современников, — резко писал, а ещё резче высказывал им свои убеждения, нередко шедшие вразрез с петербургскими взглядами, а сарказм его, на который он не скупился, задевал за живое очень многих сильных мира сего»{617}.

Только враг отечества мог рекомендовать для Кавказа такую глупость, писал однажды наместник в Петербург, делая вид, что не знает автора рекомендации, но явно метя в министра иностранных дел графа Нессельроде. Ермолов мог упражняться в остроумии, пока был жив Александр I, да и то в известных пределах. Государь высоко ценил интеллектуальные способности и военные дарования своего генерала, поэтому многое ему прощал. Но в конце его царствования проявление такой смелости стало очень опасным и для него.

Алексея Петровича одолевают мрачные предчувствия, и он делится ими с Петром Андреевичем Кикиным: «Я, не шутя, ожидаю смены, которая, может быть, и потому нужна, чтобы дать место кому-нибудь из клиентов людей могущественных… Нельзя без некоторого героизма прожить в здешней стране долгое время, зная, что каждое твое действие отравляет клевета»{618}.

Впрочем, он готов был уйти в отставку еще пять лет назад, но только по собственному желанию, а не по воле сверху. Популярность наместника стала пугать некоторых в Петербурге. Он оказался на подозрении у верховной власти. Не случайно именно в это время Александр I писал брату Николаю Павловичу:

«Ходят слухи, что пагубный дух вольномыслия разлит или, по крайней мере, разливается между войсками, что в обеих армиях равно, как и в отдельных корпусах, есть в разных местах тайные общества или клубы, которые имеют притом тайных миссионеров для распространения своих идей: Алексей Ермолов, Николай Раевский, Павел Киселев, Михаил Орлов, Дмитрий Столыпин и многие другие из генералов, полковников и полковых командиров»{619}.

Как видно, в списке неблагонадёжных Ермолов занимает первое место. С такой репутацией Алексею Петровичу стало трудно служить даже «великому государю» Александру Павловичу, который много лет покровительствовал этому оригинальному во всех отношениях генералу, а теперь вот заподозрил его в симпатиях к членам тайных обществ.

Великий князь и сам хорошо понимал, какое «на Кавказе необыкновенное влияние на войско» имеет Ермолов, и «решительно опасался, как бы он не вздумал когда-нибудь отложиться» от России{620}. Его высочество опасался напрасно. Алексея Петровича даже наедине с самим собой не могла посетить такая мысль. Не сложились у них отношения еще со времени парада русских войск на Каталунских полях близ Парижа, когда Алексей Петрович как мальчишку отчитал Николая Павловича, состоявшего тогда под его началом.

19 ноября 1825 года в Таганроге скончался Александр I. Узнав о смерти императора, великий князь Константин Павлович принял безоговорочное решение отказаться от престола в пользу младшего брата Николая, на чем настаивал при жизни государь, и уведомил об этом царицу-мать Марию Федоровну.

Восемь дней потребовалось фельдъегерю, чтобы доставить сообщение о смерти государя из Таганрога в Петербург — скорость невероятная. Получив это известие, генерал-губернатор столицы Михаил Андреевич Милорадович, запугивая Николая возмущением гвардии, буквально заставил его присягнуть Константину и приказал привести к присяге войска столичного гарнизона…

Позднее ситуация разъяснилась. На день 14 декабря 1825 года была назначена присяга Николаю I. Несколько раньше будущий царь написал в Таганрог Дибичу, бывшему в свите покойного: «Послезавтра поутру я — или государь, или — без дыхания. Я жертвую собой по повелению брата; счастлив, если как подданный исполню волю его. Но что будет в России! Что будет в армии! Господин Толь здесь, и я пошлю его в Могилёв с сим известием… и ищу доверенного для такого же назначения в Тульчин и к Ермолову. Словом, надеюсь быть достойным своего звания не боязнью или недоверчивостью, но с надеждою, коль я долг свой исполнил, то и все оный ныне передо мною выполнят. Я вам послезавтра, если жив буду, пришлю сам ещё не знаю, кого с уведомлением, как всё сошло. Вы также не забудьте меня уведомить обо всём, что у вас или вокруг вас происходить будет, особливо у Ермолова… Я, виноват, ему менее всех верю»{621}.

До Кавказских гор эта весть еще не дошла. Наши герои занимаются обычным делом, то есть изнывают от безделья, и готовятся к очередной экспедиции против горцев. 7 декабря 1825 года А.С. Грибоедов писал С.Н. Бегичеву: «Пускаюсь в Чечню, Алексей Петрович не хотел, но я сам ему навязался. Теперь это меня несколько занимает, борьба горной и лесной свободы с барабанным просвещением, действие конгревов [английских ракет]; будем вешать и прощать и плевать на историю.

Насчет Алексея Петровича объявляю тебе, что он умнее и своеобычнее, чем когда-либо. Удовольствие быть с ним покупаю смертельною скукою во время виста, уйти некуда, все стеснены в одной комнате; но потом за ужином и после до глубокой ночи разговорчив, оригинален и необыкновенно приятен. Нынче, с тех пор как мы вместе, я еще более дивлюсь его сложению телесному и нравственному. Беспрестанно сидит… окружен глупцами и не глупеет»{622}.

Как видно, восторженное отношение циничного Грибоедова к Ермолову все еще не прошло. Напротив, усилилось. О чем говорили «за ужином и после до глубокой ночи», понятно. А вот кто отстаивал какую позицию, из письма не видно.

Вечером 13 декабря 1825 года Ермолов, начальник штаба Кавказского корпуса Вельяминов, российский поверенный при персидском дворе Мазарович и другие находились в станице Екатериноградской на Тереке. Грибоедов читал им только что оконченную комедию «Горе от ума». Разошлись поздно. Не успели расположиться на ночлег, как явился фельдъегерь из Петербурга с известием о смерти Александра I.

Некий офицер Грузинского корпуса, вызванный к главнокомандующему, с которым довелось побеседовать историку Михаилу Петровичу Погодину, застал его в постели со слезами на глазах. «Скончался мой благодетель», — сказал он и распорядился срочно отправить фельдъегеря в Тифлис с повелением приводить к присяге императору Константину войска тамошнего гарнизона{623}.

Поутру 14 декабря присягнули на верность новому императору все войска Кавказского корпуса, ожидавшие приказа выступить в Чечню. А в Петербурге в этот день одни клялись на верность Николаю, а другие, спровацированные Милорадовичем, пытались помешать этому, поставив ничего не понимающих солдат под пули и картечь правительственных войск{624}.

Получив известие о вступлении на престол великого князя Константина Павловича, Алексей Петрович сообщил об этом в Тегеран. Фетх-Али-шах ответил, что известие о кончине императора Александра I он воспринял «как вихрь, разносящий пыль горести в цветник души», а вступление на престол нового императора — «как зефир радости, освежающий садик приятной весны»{625}. Правитель Персии сразу же отправил в Тифлис мирзу Мамед-Садыка для переговоров о разграничении земель, надеясь, что новый царь будет более сговорчив.

Генерал-лейтенант Вельяминов, которому наместник поручил вести переговоры, обещал донести требования персиян до министра иностранных дел Нессельроде. Что же касается вопроса об уступке каких-либо провинций, отошедших по Гюлистанскому миру к России, генерал Ермолов не может присвоить себе права, принадлежащие исключительно императору. Вот как начальник штаба корпуса мотивировал свою позицию в письме в Тегеран:

«Таковое присвоение всеми законами в мире признано преступлением, и я бы почёл себя слишком виноватым перед вашим величеством, если бы мог когда-либо подумать, что вы будете требовать от генерала Ермолова измены своему государю. Великим монархам таковые требования несвойственны»{626}.

После столь категоричного ответа шах решил отправить посольство в Петербург. Отказать ему в этом Алексей Петрович не мог. Поэтому поручил Вельяминову сообщить персидскому правительству, что по случаю кончины императора Александра I при дворе объявлен продолжительный траур, в течение которого никакие дела в министерствах рассматриваться не будут, тем паче новым государем. А по завершении его посол соседней великой державы, конечно, будет принят соответственно его сану.

Восстание в столице было подавлено. М.А. Милорадович, вызванный из-за утреннего стола танцовщицы Е.А. Телешевой, вынужден был призвать солдат к порядку. Его пламенную речь прервал выстрел декабриста П.Г. Каховского. Трудно сказать, чем бы кончилась для него эта авантюра, останься губернатор жив. Не исключено, что он составил бы компанию на эшафоте П.И. Пестелю, К.Ф. Рылееву и их товарищам. А может, следствие пошло бы по совершенно иному пути. Кто знает…