Владимир Лесин - Генерал Ермолов

• Название: Генерал Ермолов
• Автор: Владимир Лесин
• Издательство: Вече
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-9533-5394-6

Генерал Алексей Петрович Ермолов — блистательный полководец, герой Отечественной войны 1812 года, успешный дипломат и суровый администратор. Его боготворили солдаты, им восхищались друзья и ненавидели враги, на него сделали ставку декабристы и… ошиблись. Он был человеком власти и порядка, но власть не доверяла ему. Почему? На этот и многие другие вопросы читатель найдет ответ в новой книге В.И. Лесина, представляющей собой самое полное на сегодняшний день жизнеописание этого выдающегося русского человека.

---

Курбский, как известно, бежал в Ливонию. Возможно, разговор о нем и дал повод Ермолову «зацепиться» за немцев. Скажу откровенно: сколько бы раз Алексей Петрович ни обращался к этой актуальной со времен Михаила Васильевича Ломоносова проблеме, решал он ее на самом примитивном уровне, относя к любимцам русских царей всех иностранцев, приехавших в Россию и из Пруссии, и из Австрии, и из Швейцарии, и из Шотландии, и из Голландии, и из других стран Европы.

Настоящих же германцев у нас по пальцам можно было пересчитать. У Ермолова даже Самуил Самуилович Фигнер и тот немец. Стоило, например, какому-нибудь Авелю Бланку принять православие, как он тут же становился русским. В глазах же Алексея Петровича он и после крещения остался бы немцем. Не владел наш герой методикой классификации российского дворянства по национальной принадлежности, совсем не владел. Численность таких немцев в России после падения советской власти возросла в десятки раз. И все при деле: стригут не волосы в цирюльнях — «капусту рубят».

Так что «о правительстве и политике не было сказано яи слова». Только о литературе и говорили Алексей Петрович и Александр Сергеевич, как матушка Веры Павловны с Рахметовым, — все о «божественном».

Пушкину предстоял путь через Харьков, но он «своротил» на прямую Тифлисскую дорогу, пожертвовав вкусным обедом в курском трактире и возможностью посетить Харьковский университет. Ермолов же на некоторое время остался в Орле, а потом, на лето, по-видимому, перебрался в деревню.

Грибоедов погиб. Пушкин вернулся в Россию, чем несказанно обидел Паскевича. Иван Федорович нашел летописца своих подвигов в лице Якова Николаевича Толстого, впоследствии агента III отделения за границей. Он написал его биографию и с автографом автора подарил поэту.

Пушкин же, кажется, задумал написать биографию Ермолова, обратившись к нему с письмом следующего содержания: «Собирая памятники отечественной истории, напрасно ожидал я, чтобы вышло наконец описание Ваших закавказских подвигов. До сих пор поход Наполеона затемняет и заглушает всё, и только некоторые военные люди знают, что в то же самое время происходило на Востоке.

Обращаюсь к Вашему высокопревосходительству с просьбою о деле для меня важном. Знаю, что Вы неохотно решитесь её исполнить. Но Ваша слава принадлежит России, и Вы не вправе её утаивать. Если в праздные часы занялись Вы славными воспоминаниями и составили записки о своих войнах, то прошу Вас удостоить меня чести быть Вашим издателем. Если же Ваше равнодушие не допустило Вас сие исполнить, то я прошу Вас дозволить мне быть Вашим историком, даровать мне краткие необходимейшие сведения, и etc.»{717}.

Отправил ли Пушкин это письмо Ермолову, получил ли тот его, неизвестно. Во всяком случае, Александр Сергеевич книгу о подвигах Алексея Петровича на Кавказе так и не написал. А жаль. Одно дело писать биографию замечательного человека при его жизни и совсем другое — через столетия, когда и спросить-то уже некого, если в том возникнет необходимость.

Алексей Петрович часто и с удовольствием вспоминал тот визит Александра Сергеевича. Вот что рассказывал много лет спустя Пётр Иванович Бартенев о встрече с Ермоловым: «И как хорош был этот сереброволосый герой Кавказа, когда он говорил, что поэты суть гордость нации. С каким сожалением он отзывался о ранней смерти Лермонтова. На мой взгляд, он был истинно прекрасен. Это слоновое могущество, эта неповоротливая шея с шалашом седых волос, и этот ум, это одушевление на семьдесят восьмом году возраста!.. Передо мной сидел человек, бравший с Суворовым Прагу, с Зубовым ходивший к Дербенту, с Каменским осаждавший турецкие крепости, один из главных бойцов Бородина и Кульма, гроза Кавказа!.. И после этого говорите против екатерининского века — он его чадо!»{718}

ЗИМОЙ И ЛЕТОМ, В МОСКВЕ И В ДЕРЕВНЕ

Как правило, зимой Ермолов жил в Москве в собственном доме в конце Пречистенского бульвара, а на лето перебирался в деревню Осоргино, которую приобрел себе вскоре после возвращения в Россию, или в орловском имении Лукьянчиково.

В трех верстах от Осоргина в деревне Собакино с ранней весны до поздней осени жил Петр Николаевич Ермолов с семейством. Алексей Петрович часто навещал двоюродного брата и подолгу гостил у него. Сюда приезжали и другие их родственники…

17 ноября 1830 года начинается польское восстание за восстановление национальной государственности. Русские бегут на восток почти до самой границы. Неудачи следуют одна за другой. Повстанцы ликуют. В бреду восторга они от имени Ермолова сочиняют прокламацию, обращенную к русскому войску. Один из её экземпляров попал в руки Давыдова. Денис Васильевич переслал его Алексею Петровичу. Оскорблённый наглой клеветой мятежников, он писал брату с присущей ему иронией:

«Вы узнали о моих походах по Польше; этого мало: вы, верно, услышите скоро о моих победах, в которых жестокая судьба так долго отказывает генералу Дибичу!», направленному на борьбу с мятежниками{719}.

Поляки продолжают бить русских и гонят их почти до границы. Кто может спасти любезное отечество? Естественно, Ермолов. Но государь Николай Павлович вызывает из Грузии Паскевича на место умершего Дибича, и тот 21 августа 1831 года берёт Варшаву.

В это время Ермолов пребывал в Москве и был гостем своего бывшего адъютанта Николая Павловича Воейкова. Он уже собирался покинуть гостеприимного хозяина, лошади стояли у крыльца, когда пришло известие о приезде в столицу императора. Алексей Петрович отложил отъезд и обратился к графу Бенкендорфу с вопросом: может ли он представиться государю? Оказалось, может. Его величество назначил аудиенцию на час дня. Тройка с человеком генерала помчалась в деревню за мундиром и прочими необходимыми «принадлежностями».

В назначенное время Ермолов при полном параде явился на высочайший прием. Ждет час и другой. Никто не обращает на него внимания. Уже начали накрывать столы, и гости, приглашенные к обеду, потянулись один за другим в Кремлевский дворец. Не дождавшись вызова в кабинет царя, Алексей Петрович обратился к его камердинеру:

— Прошу передать его величеству, что я был, но приглашения на приём не дождался.

— Господин генерал, вы приглашены к столу, — сказал камердинер и удалился, а Ермолов остался.

Вскоре Николай Павлович сам вышел в приемную и увел Алексея Петровича в кабинет, где они оставались очень долго. О чем говорили, неизвестно. Между тем собирались гости. Государь вышел к ним, держа генерала за руку. И за столом он был очень внимателен к нему.

На другой день состоялось представление императрице Александре Федоровне, с которой Ермолов, далекий от царского Двора, до сих пор не был знаком. Его пригласили в кабинет первым из присутствующих. Опасаясь испугать ее величество своей исполинской фигурой, он задержался у входа, потом приблизился к ней и приложился к руке. Государыня приняла генерала очень благосклонно.

Вскоре явился Николай Павлович. Из кабинета государыни вышли втроем, представ перед взорами удивленной московской знати. Все ожидали скорого возвышения Ермолова. «Придворные паразиты посыпали к нему с визитами», — писал историк и мемуарист Погодин, вспоминая беседу с Алексеем Петровичем{720}.

6 декабря 1831 года Николай I назначил Ермолова на должность члена Государственного Совета. Этим жестом царь убивал сразу двух «зайцев»: с одной стороны, не позволял ему проявить свои выдающиеся способности, а с другой — затыкал рот своим критикам, недовольным увольнением знаменитого полководца из армии.

В начале 1832 года на обсуждение членов Государственного Совета был вынесен проект указа о ежегодном назначении первоприсутствующих в Сенате и их обязанностях.

Обсуждение проекта указа состоялось 11 января. Генерал Ермолов высказал особое мнение, которое по приговору большинства членов Государственного Совета, вынесенному через две недели, сводилось «к оскорблению честолюбия некоторых сенаторов, к необходимости сохранить чиноначалие и к опасению, что избрание первоприсутствующих будет зависеть от министра юстиции»{721}.

Этим, собственно, и ограничился всплеск активности Алексея Петровича на поприще статской службы. Считая себя недостаточно подготовленным для решения обсуждавшихся вопросов, он скоро стал безучастно относиться к работе в Государственном Совете, не свойственной его характеру, и даже тяготиться ею, пропускать заседания.

В это время Ермолов сблизился с Мордвиновым. Автор жизнеописания знаменитого адмирала, известный историк, председатель Русского исторического общества Владимир Сергеевич Иконников утверждал, что имя Алексея Петровича было очень авторитетным для Николая Семеновича.