Николай Окунев - Дневник москвича. 1920–1924. Книга 2

• Название: Дневник москвича. 1920–1924. Книга 2
• Автор: Николай Окунев
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1997
• ISBN: 5-203-01823-5

В своих мемуарах автор воспроизводит картину московской жизни в дни двух революций 1917 года, гражданской войны, новой экономической политики советской власти. Он показывает, как разрушались устои Российского государства: экономика, культура, религия, мораль, быт. «Утомительным однообразием безобразий» считает Окунев то «новое», что входило в русскую жизнь…

Воспоминания автора иллюстрируются фотографиями прежней Москвы и ее обитателей.

---

Это все из Ошевского и Криницкого, но для «Известий» и «Правды», а не для суворинского «Нового времени». Эко ведь как Патриарх-то выпирает из Белавина, никак его не удержишь.

Все-таки Горев и компания добились своего: и церкви ободрали, и на Сухаревке новый товар ввели — «серебряный лом», и по постановлению Московского трибунала привлекают Патриарха и Архиепископа Никандра (бывших пока только «свидетелями») к судебной ответственности, направив соответствующие материалы для производства расследования в Наркомюсте, а также всех участвовавших на собраниях под председательством Архиепископа Никандра. Трибунал так мотивирует это «привлечение»: «С достаточной ясностью и полнотой установлено, что они, стоя во главе организации, называемой «Православной иерархией», разработали план кампании действий против изъятия церковных ценностей, составили воззвание, направленное против изъятия ценностей, и, распространив его через низшие ячейки церковной организации среди широких масс, вызвали многочисленные эксцессы.»

К слову заметить: кто их вызвал, они сами вызвались! Так было и так будет!

Что же касается закончившегося суда (над публикой «помельче»), то тут вынесено такое постановление: о.о. А. Н. Заозерского, А. Ф. Добролюбова, Х. А. Надеждина, В. П. Вишнякова, А. П. Орлова, С. И. Фрязинова, В. И. Соколова, М. Н. Телегина, В. И. Брусилову, С. Ф. Тихомирова и М. Н. Раханова — подвергнуть высшей мере наказания — расстрелять. Дальше идет шесть лиц, им — тюрьма, по пять лет, тринадцать лиц — по три года, 10 лиц по одному году, и 10 лиц оправданы.

Между прочим, на скамью подсудимых попало два субъекта (Иванов и Соломин), которые, как выяснилось на суде, попали в число сопротивлявшихся «изъятию» лишь «по пьяной лавочке». Они даже не знали, что происходило изъятие, были волнения, разговоры; просто лежали около церквей мертвецки пьяными, ну их и подобрали кстати, — свалили в автомобиль и отправили вместе «с преступниками». Там, мол, разберутся! (Или «вали валом, после разберем».)

Слышно, смертный приговор, слава Богу, ВЦИКом не утвержден. Значит, или пугнули только, или сами «испужались» такого апофеоза процесса.

Сегодня «Рабочая Москва» опровергает слухи, что Патриарх Тихон «недосягаем для советского правосудия», и он-де сам уже находится под домашним арестом, а все окружающие его арестованы. Бедная русская церковь! Сегодня смотрю, на стене одного храма издали еще видно крупными буквами объявление, начинающееся словами: «Не рыдай» Что-то подходящее к моменту; подхожу ближе и читаю: это программа какого-то нового кабаре, называющегося «Не рыдай». Рядом еще десяток плакатов, все по театральной да по ресторанной части. Как не стыдно так хулиганничать! Разве, в самом деле, это похоже на то, что верующим не запрещается верить?

Из Генуи кроме радиотелеграмм пошли и письма «собственных корреспондентов». Из них видно, что Чичерин и Иоффе щеголяют «в безукоризненных фраках», что к Чичерину заезжает «запросто» Ллойд Джордж и что в Генуе был итальянский Король, который «милостиво» побеседовал и с Чичериным.

Зарыдаешь от таких известий, или пойдешь в этот «Не рыдай» и нарежешься там, как Иванов или Соломин.

30 апр./13 мая. По утрам свежевато, т. е. тепла 5–6 градусов, но дни солнечные, достаточно греющие грешную Москву.

Иоффе, Нариманов и Рудзутак, члены советской делегации в Генуе, уже вернулись в Москву, якобы для доклада 3-ей сессии ВЦИКа (последнего созыва), открывшейся вчера в Андреевском зале Кремлевского дворца.

Из доклада М. И. Калинина видно, что голодающих в России больше 17 млн. человек, и что главное средство, на которое рассчитывает ЦК Помгола, составляется из общегражданского налога в пользу голодающих и из реализации церковных ценностей, но налога, ожидавшегося в сумме свыше 7 триллионов рублей, собрано всего лишь 180 млрд., а ценностей (разочарованно замечает Калинин) «изъято гораздо меньше, чем на это можно было рассчитывать», т. е., по подсчету на 1-е мая, 6.800 п. серебра, 12 п. золота и др. ценностей, «трудно поддающихся учету».

Ох, эти Горевы, Криницкие и тысячи сочинителей резолюций пожарных, и всяких других хозяев земли русской, — сколько вносят они своим разнузданным словоблудием в горестную русскую жизнь лишних раздоров, злобы, лжи и наветов!

Эстонское правительство отказало в выдаче советскому правительству тела расстрелянного эстонского коммуниста Кингиссепа. Хотели привезти его в Москву, чтобы похоронить на Красной площади.

«Какое людоедское дело — не отдать из церкви Святую Чашу!» — кричат стекловы и горевы. «Ведь на стоимость ее можно спасти умирающего с голода.» А как же вот насчет «тоже» никому особенно не нужной перевозки мертвого человека из-за границы в Москву? Такая церемония большущих денег потребовала бы, а главное, перевозка его внесла бы известного рода внеочередность, и тем самым — мало-мало на один вагон — голодным местам подвезли бы заграничного хлеба меньше. Вот тоже наш Кузнецкий мост. Вчера я после долгого антракта побывал там: сколько развелось шикарных магазинов, какие роскошные выставки в их окнах, и чего только нет! Ну прямо не 22-й год, а «довоенный», и что всего удивительнее — сколько угодно золотых, серебряных и драгоценных вещей. Ну где же справедливость?! Хоть бы припрятали на то время, когда идет кампания против противников церковных «изъятий»!

В Генуе продолжается «неделя меморандумов». Есть таковой и от Папы, причем третий пункт этого меморандума требует возвращения церковного имущества в России. В корреспонденции об этом сказано, что «к величайшему удивлению присутствующих Ллойд Джордж запротестовал против Ватиканского меморандума». Вообще Ллойд Джордж протестует до такой степени, что того и гляди поссорит свою страну с Францией и Бельгией. Те отказались от всяких уступок советским предложениям. Польские газеты считают его выступления на конференции «похожими на маневры, не имеющие завтрашнего дня».

Пошел сегодня за всенощную на Патриаршье подворье. Прекрасная, «правильная» служба, как в небольшом монастыре незабвенного старого обихода. Служил простой иеромонах с одним иеродиаконом, но на правом клиросе звучное и умелое пенье любителей церковного пенья обоего пола, по-видимому, из духовного звания (поют, и вместе с тем молятся), на левом — знаменитейший чтец, молодой человек с редким по красоте голосом и изумительной дикцией. Когда ему приходится петь, ему вторит подворский патриарший архидиакон Автоном, не ахти какой басище, но певец складный и умеющий. В общем, очень хорошо, но и очень грустно. В алтаре всю всенощную стоял сам Патриарх, как простой богомолец. Его можно было видеть, став за левым клиросом, в те моменты, когда открывались Царские Врата. Он стоял направо, в сторонке от престола, в простой рясе и без параманда. Так вот он и на суде предстал «высокий и стройный». Грустно было смотреть на такое, может быть, и любезное его сердцу, но теперь, безусловно, вынужденное смирение главы Российской Церкви. А паства? «Боголюбивая» Москва, где же она? Отчего она не потянулась в эти дни именно сюда, в этот уютный и скромный храм, в этот русский Ватикан? Ведь все знают, все читают, что на Патриарха спущена вся свора спецов по богохульству. Все смутно ждут крайнего утеснения Святейшего отца. Ясно, что ему подготавливают всякие поношения и лишения, вплоть до «высшей меры наказания». Так чего же не шли взглянуть на Патриарха в такие черные и тяжелые для него дни? Разве мало в Москве стариков и вообще почтенных людей, обязательно посещающих воскресные службы. Ну и шли бы, или на трамвае ехали со своих плющих, хамовников, серпуховок, таганок, бутырок или грузин на Троицкое подворье. Шли хоть бы поочередно от каждого прихода по одному приличному пожилому человеку. Тем самым поспорили бы с неверующими, которые теперь очень кричат, да и не без основания, — что кончено дело Церкви — распадается она, редеет, вырождается!

И какое бы утешение старику видеть, что не одни бабы иоаннистического типа пришли помолиться с ним (как это было сегодня за малым исключением), а сошлось еще человек 300 старых богобоязненных москвичей. Он видел бы в этом сочувствие к себе со стороны верующих и явился бы на ожидаемый «суд неправедный» еще более «высоким и стройным», и безусловно праведным.

На днях у меня в гостях был очень любопытный человек: регент кружка любителей духовного пения имени Св. Филиппа — Никита Николаевич Драчев (все пропагандирую обедню А: А. Оленина). И чего-то он не порассказал, о чем только не поспорил! Вот ведь, собственно, не знаменитость московская, а какой оригинал и какой энциклопедист! От Бетховена к Андрею Белому, от Троцкого к Щусеву, от Врубеля к церковной кликуше. И все темы, все тезисы, все дискуссии — попросту все свои речи, фразы, слова — так излагал логично, красиво, оригинально и убедительно, а подчас и довольно остроумно или смешно. Я вспомнил его сегодня у Патриарха. Послушаешь, что говорят теперь про изъятия, про суд над церковниками: «Не дадим, не посмеют, не боимся», и т. п., одним словом, вечное русское глупое: «мы-ста, да мы-ста», а вот все эти храбрецы и такого маленького подвига в пользу своей церкви не могут сделать, т. е. не могут пойти в домовую церковь Патриарха. Как бы, мол, и меня не арестовали! И не пойдут! Но когда на них гаркнет милицейский или красноармеец, он, если власть прикажет, на собственных руках понесет Патриарха на Лубянку, в Бутырки, в любое заточение. Драчев картиннее и крупнее рисует подлость русского человека: «Все мы сволочи! Выйдет декрет записываться всем в коммунисты, и все пойдем. Мало этого: вынесут из Успенского собора икону Спасителя с перстом вниз, поставят на Красной площади и велят всем поочередно плевать на эту святыню, — и будем плевать!»