Андрей Зверинцев - Сын Грома

• Название: Сын Грома
• Автор: Андрей Зверинцев
• Жанр: Альтернативная история

Альтернативная история. Интересно, а что было бы, если… если бы Иуда не предал бы Христа стражникам, если бы прокуратор Понтий Пилат не послал его на казнь, если бы народ иудейский распял вместо Иисуса разбойника Варавву, если бы святые апостолы не разнесли по земле весть о чудесном воскрешении Христа? Что было бы с нами, с миром, с человечеством?

---

Сенека, на свою беду, во время обучения юного Нерона познакомил его с историей Сократа. И в памяти кесаря особенно ярко запечатлелся конец великого афинянина. Чаша с ядом! Вот оно! По мнению Нерона, это как раз то, что надо. Именно такого конца и заслуживают философы, пытающиеся поучать правителей. В общем, с Сенекой для кесаря все стало ясно. И тут же к философу отправился центурион с копьем беды.

Философу было предложено покончить с собой. И старый ироничный стоик вскрыл себе вены, одновременно диктуя писцам сцены из своей последней трагедии «Октавия».

Озаботился кесарь и судьбой доживающего в безвестности главного смутьяна эпохи, Пилата.

О, Пилат! Его и назначили Азазелом! Пятому прокуратору Иудеи было поставлено в вину ни больше ни меньше как сочинение легенды о некоем иудейском проповеднике «Хресте», который был распят, но на третий день воскрес и продолжал встречаться с учениками; те, получив наставления своего Учителя, разбрелись по свету и, сокрушая пантеоны земных богов, ведут планомерную осаду Рима. Их Бог Распятый, низвергнув Громовержца Юпитера, вот-вот воцарится в Капитолийском храме. В общем, преданному всей душой своему кесарю, римскому народу и Сенату бывшему прокуратору Иудеи Понтию Пилату приписали организацию и пропаганду враждебной Риму иудей-ской секты. И к нему тоже тотчас же был послан центурион с копьем беды.

И утром у ворот дома Пилата в Галлии появился центурион во главе двух десятков преторианских гвардейцев.

Но не все получилось у Тигеллина. Центурион вернулся ни с чем. Отставной прокуратор Понтий Пилат, этот первый, и главный, летописец христианства, исчез вместе со своей премудрой женой Клавдией Прокулой, которой тоже предписывалось вскрыть себе вены.

Разные нелепости рассказывают и пишут в наше время о Понтии Пилате. Автор перерыл кучу литературы, но ничего определенного так и не обнаружил. Измученный поисками, он как-то вздремнул от переживаний за героев своего романа в одном из книгохранилищ. И был ему быстрый, короткий сон-видение. Белобородый муж в белых одеждах подсказал автору, где он может встретить сегодня того самого Пилата, который на заре первого тысячелетия, четырнадцатого дня весеннего месяца нисана, словно по чьей-то подсказке свыше, не находя смертной вины у арестованного храмовой стражей Галилейского проповедника Га-Ноцри, все-таки отправил несчастного на казнь… Оказывается, для этого надо всего лишь поехать в Швейцарию, там в Люцернских Передних Альпах есть гора Пилат. Ежегодно в Великую пятницу на той горе появляются Пилат и Клавдия Прокула. У супруги в руках кувшин и полотенце, и она поливает на руки прокуратору, а тот все моет и моет их…

Но продолжим, продолжим наше повествование о праведном Сыне Громовом.

Глава 26 Чудесное исцеление колченогого и немой

Едва скрылось солнце и землю окутал вечерний сумрак, за которым с окрестных холмов уже наползала тьма ночи, когда двери всех добрых и недобрых хозяев заперты на запоры, а из рощ на промысел выходят бесы, демоны, чумазые разбойники и прелюбодеи, Иоанн остановился у бедной, покосившейся от старости унылой лачуги. Наученный горьким опытом, он понимал: в богатом доме ночью дверь не откроют и странника не пустят. Примут за ночного лиходея, собаку натравят или суковатой палкой вдоль спины огреют. А бедняк, он — добр. Добр — пока не накопит казны, пока не источит ему душу мирское богатство.

Праведный огляделся. Бедняцкое жилье. Пустой, без колодца и ворот, двор. Вокруг дома разбросано много камней. Под окнами пустая корзина для сухого навоза. Прежде чем постучать, Иоанн поднял лицо к небу. В сумраке ночи черными стрелами носились летучие мыши. Звезды между облаков светят. Слышно, как ровно дышит осел в пристройке к дому.

Иоанн постучал в дверь.

Никто не ответил. «Хозяин предается молитве, а я его тревожу», — обеспокоился праведник и хотел было пойти поискать другого прибежища, но услышал за дверью шаги. Хриплый голос недружелюбно спросил из-за двери:

— Кого тут бес принес?

— Странник сирый. Пусти, хозяин, отдохнуть в доме, сделай милость. Ибо солнце зашло, и тьма на дворе.

— А может, это вор или блудодей пожаловал, а не странник сирый.

— Ну хоть воды испить поднесите, чтобы я дальше пошел. Может, кто другой и переночевать пустит.

— А веры ты какой будешь, странник?

«Вот как! — подумал он. — Похоже, чужеверца здесь не приветят. Видать, попал я к эллинам иль иудеям».

— Пустите во имя Христа, — попросил он, совсем изнемогая от усталости и жажды.

— А чем докажешь, что ты христианин? Назови имя Бога христианского.

— Во имя Иисуса Христа, Господа нашего, откройте.

Слышно было, как за дверью зашептались. Потом хриплый голос прокаркал:

— Уйди, демон! Не прельщай!

Иоанн привык поститься и мог подолгу оставаться без еды, но сильно мучила жажда. Дневной зной иссушил горло, и он страдал без глотка воды, и от этого усиливалась усталость всего его старого организма. Но делать нечего, кто-то принял его за демона, и, тяжело опираясь на посох, старец побрел к другому дому.

Там история повторилась. У него снова спросили, какой он веры, и, узнав, что странник верует в распятого Галилеянина, погнали пуще прежних хозяев. У третьего дома опять спросили о вере. Видно, опыт ничему не научил мудрого Иоанна, и на вопрос из-за дверей: кто ты, странник? — он опять назвался христианином.

Дом был такой же бедный, как и тот, в котором ему только что отказали в приюте. Такая же куча камней у входа, такая же корзина для сухого навоза под окнами и такой же вопрос: какой ты веры, чужестранец? На что Иоанн ответил:

— Я раб Господа моего, Иисуса Христа, единого Бога всех, и имя мое христианин.

— Знаю, знаю, лукавый чужестранец, ты пришел обратить нас в твою нечестивую веру. Лучше оставь своего Христа и поклонись нашим богам перед тем, как уберешься отсюда. Ты разве не знаешь, что в селение приехал посланец кесаря трибун Антоний Марцелл с отрядом и будет завтра выворачивать суставы, дробить твоим христианам кости, рубить головы мечами. Беги восвояси, старый. Ночь тебя покроет, если на дозор не наткнешься… А лучше забудь своего Галилеянина и склонись к нашим богам.

— И на том спасибо, добрый человек, что жалеешь странника… Дай мне только глоток воды, и я уйду от твоего дома бесследно. И пусть тебя охраняют твои каменные идолы, если Бог-спаситель, рожденный от истинного невидимого живого Бога, тебе чужд и непонятен.

Дверь дома открылась, и огромный, лохматый, не старый еще мужик-верзила с завязанным темной повязкой глазом — с виду лесной разбойник — поднес Иоанну глиняный кувшин с водой, сунул в суму хлеба и сушеную рыбу и погнал с крыльца.

— Иди, старый, к своим христианам. Я видел, как они тебе дверь не открыли. Затаились. Смерти боятся. А старому Гаю никакие боги не нужны. Он свое прожил. А ты, видно, еще жить хочешь, еду есть хочешь, цепляешься. Небось и от винца не откажешься… А ведь пожил, поди, больше моего. Зачем тебе жизнь, старик?

Иоанн, закатив глаза и откинув назад голову, жадно, захлебываясь, пил из кувшина, получая от воды великую радость, какую уже давно не получал в своей жизни. Пил и слушал, что говорит хозяин. А тот смотрел, смотрел, как гость долго и ладно пьет, и вдруг говорит:

— А постой-ка, постой… На беса ты не похож. Лицо у тебя, вижу, хорошее, и нет суеты в тебе, хотя смерть твоя рядом ходит. Видно, тоже не боишься ее, как и я. Ладно, кто ты ни есть, заходи в дом. Передохни. А на рассвете уйдешь. Авось пронесет. У меня тут еще двое сирых прячутся. Пришли исцеляться… Идолы не исцелили, теперь на христиан надежда. Если всех завтра не перебьют, может, какой и окрестит божьей водицей. А ты как думаешь, странник, можно исправить калеку, если уродился с изъяном? Кто выпрямит кривого?

— Все в руке Божьей. Пусть славят Святую троицу — все и выйдет по-ихнему. А тебе, человек, спасибо, что напоил меня. Вкусная у вас вода.

— Христианин колодец копал, — сказал хозяин. — Говорил, Бог благословил ту воду. Крестная вода, говорил. Живая. Для крещения. Многие крестились той водой. Завтра римлянин будет колодец рушить. Христианских детей у тех, кто от вашего Бога не отречется, туда сбрасывать будут.

— О, слепые умом! Видя, не видите, слыша, не слышите, — покачал головой ночной гость.

— А скажи, поможет твой Бог этим сирым? — показывая на ютившихся в углу искавших исцеления колченого и немую женщину, снова спросил хозяин.

Двое жалкого вида странников жались к стене, с испугом глядя на Иоанна. Колченогий сидел на полу, прислонившись к стене, и имел при одной здоровой ноге другую — кривую, согнутую, как корявый сук, и не в силах был ее распрямить. Странница же была порчена немотой и могла вещать только «бе» и «ме».

— По вере им и воздастся, — устало сказал Иоанн.