Кристофер Дейвс - Рэт Скэбис и Святой Грааль

• Название: Рэт Скэбис и Святой Грааль
• Автор: Кристофер Дейвс
• Издательство: ACT, ACT Москва, Хранитель
• Жанр: История
• Год: 2007
• ISBN: 5-17-040863-3

Кристофер Дейвс – сосед и лучший друг легендарного панк-музыканта Рэта Скэбиса. Возможно, эта дружба и послужила основой для потрясающей панк-фантасмагории «Рэт Скэбис и Святой Грааль» – книги, которая произвела эффект разорвавшейся бомбы даже в привычной ко многому контркультурной Англии…

Погоня за Святым Граалем начинается!

Эта таинственная реликвия не досталась еще никому из правителей – от короля Артура до Адольфа Гитлера.

Что это значит?

То, что Святой Грааль обязан достаться Рэту Скэбису и его другу и летописцу Крису Дейвсу!

Правда, у рыцарей-тамплиеров, черных магов, наследников династии меровингов и агентов ЦРУ есть на этот счет несколько другое мнение… но кто их спрашивает?

Нет в этом мире силы, равной силе панк-рока!

---

Вполне нормальное объяснение. Ничуть не хуже любого другого. Но самая главная загадка Джоконды – не в ее странной улыбке. И не в том, кто такая натурщица. Или натурщик. Хотя версий на этот счет существует великое множество. Нет, самая главная загадка Джоконды – почему это, в сущности, тусклое и ничем не выдающееся изделие считается безусловным шедевром мировой живописи. Все эти люди, столпившиеся у картины, они что, искренне верят, что приобщаются к великому искусству? Да, безусловно. Даже если они не рассмотрят ее как следует, они потом будут рассказывать всем знакомым, что видели в подлиннике «Мону Лизу», самую знаменитую картину в мире. Я вот тоже могу с полным правом сказать, что да – я ее видел. Собственно, в этом-то все и дело. Милли оны людей ежегодно бывают в Лувре исключительно с целью увидеть «Джоконду», потому что считается, что это самая известная в мире картина. А «Джоконда» считается самой известной картиной в мире, потому что миллионы людей ежегодно бывают в Лувре исключительно с целью ее увидеть.

«Мона Лиза» – классический случай известности ради известности. Кстати, я все же считаю, что это женщина, а не мужчина. И я уверен, что знаю, кто это такая. Тара Палмер-Томкинсон.[11]

Спустя час-полтора мы со Скэбисом сидели в баре на левом берегу, прямо напротив Лувра, но с другой стороны Сены. Мы оба промокли до нитки. Насквозь. От одежды валил густой пар. (Замечу в скобках, что Скэбис поступил очень правильно, оставив шлепанцы дома и поехав в Париж в старых добрых «Мартинсах».) Нет, мы не перебирались через реку вплавь. Просто как только мы вышли из здания музея, начался мелкий дождик, а к тому времени, когда мы дошли до моста, он превратился в настоящий ливень. Поначалу мы прятались от стихии в букинистических лавках в Латинском квартале, перебираясь из одной в другую, что называется, мелкими перебежками. Но когда даже Скэбис признал, что это не просто «легкая изморось», мы решили найти более или менее постоянное укрытие и засели в первом же баре, попавшемся на пути.

Я-то думал, что ранняя осень в Париже будет радовать ясной погодой и теплым солнцем. Но погода не радовала совершенно. Дождь лил двое суток без остановки. Впрочем, Скэбиса это не остановило. Сильных духом не беспокоит какой-то дождик! (Разве что придает им ускорения – причем ускорения в прямом смысле слова.) Я уже говорил, что путешествие в компании со Скэбисом – это не только захватывающее приключение, но и активная физическая тренировка. Проверка на прочность. Достаточно вспомнить нашу поездку в Ренн-ле-Шато, когда мы с Бельи едва поспевали за Скэбисом в пеших походах. Но Париж под дождем – это был настоящий кошмар наяву и позор на мою не седую голову. Мне иногда приходилось бежать, чтобы не отставать от Скэбиса. Нередко случалось, что я терял его из виду, и тогда приходилось созваниваться. Хорошо, что прогресс не стоит на месте и у всех есть мобильные телефоны!

В целом все это напоминало ускоренную киносъемку на фоне непрекращающегося дождя. Мы промчались под Триумфальной аркой, просвистели по Елисейским полям, взлетели на Эйфелеву башню. Башня, построенная в 1889 году (на то время самое высокое сооружение в мире), была еще совсем новой, когда Беранже Соньер предположительно приезжал в Париж. Мы со Скэбисом посетили места, которые, как правило, остаются вне зоны традиционных туристических маршрутов: осмотрели, помимо прочего, роскошное здание Гранд-Опера, где пела Эмма Кальве, и побывали на месте казни Жака де Моле, великого магистра ордена тамплиеров, сожженного на костре по приказу Филиппа Красивого.

Как большинство тамплиеров, арестованных в злосчастную, пятницу, 13 октября 1307 года, Жак де Моле признался под пытками в ереси и богохульстве. Но в 1314 году, когда ему было приказано повторить эти признания публично, он категорически отказался. Филипп Красивый велел палачу разложить костер на самом «кончике» острова Сите, выступающем в Сену. (Этот остров известен тем, что на нем стоит знаменитый собор Парижской Богоматери.) Место для казни было выбрано с тем расчетом, чтобы весь Париж стал свидетелем смерти богохульника и еретика, упорствующего во грехе. Жак де Моле умирал долго и мучительно. Он буквально поджарился заживо. Сгорая в огне, великий магистр, пока еще мог говорить, осыпал страшными проклятиями короля и его прихвостня, Папу Клемента V, и призывал смерть на их головы. Тем, кто слышал его слова, было нетрудно поверить, что тамплиеры и вправду практиковали черную магию. По странному совпадению, Клемент V умер через тридцать три дня после казни Жака де Моле. Филипп Красивый не дожил до конца года.

В десяти минутах ходьбы от острова Сите (в пяти минутах стремительного забега, если ты с Рэтом Скэбисом) стоит церковь Сен-Сюльпис, значившаяся вторым пунктом в Скэбисовом списке мест, обязательных для посещения. Согласно стандартной версии истории Ренн-ле-Шато, именно в семинарию при Сен-Сюльписе направил Соньера монсеньор Бийар, епископ Каркассона (снабдив его рекомендательным письмом к аббату Бьею, директору семинарии), чтобы тот показал найденные им пергаменты тамошним специалистам в области церковной палеографии. Палеографы Сен-Сюльписа изучали пергаменты около трех недель, и все это время Соньер оставался в Париже. Он подружился с племянником аббата Бьея, Эмилем Оффе, молодым священником, учившимся в семинарии.

– Некоторые ренньерцы считают, что пергаменты расшифровал именно Эмиль Оффе, – объяснял Скэбис на ходу, пока мы мчались по мокрым улицам. – Ему тогда было всего двадцать лет, но он уже имел репутацию знатока лингвистики, криптографии и палеографии. Он также интересовался эзотерическими науками и был известен в парижских артистических и оккультных кругах. Считается, что именно Оффе познакомил Соньера с Эммой Кальве и Клодом Дебюсси.

Церковь Сен-Сюльпис – поистине грандиозное сооружение. Не менее грандиозное, чем Нотр-Дам, хотя и не такое высокое. Сен-Сюльпис ниже на тридцать футов, но зато она больше в ширину. Церковь построена относительно недавно: самая древняя часть здания относится к середине семнадцатого века. Фасад, украшенный двухъярусной колоннадой, больше напоминает вход в театр, нежели в храм. Вход, надо заметить, весьма неприветливый. Может, мне просто так показалось из-за пасмурности и дождя. А может, и нет. Что-то мне не понравилось в этом здании. Что-то меня резануло. Две квадратные башни по обеим сторонам фасада (одна из них почему-то так и осталась недостроенной) вызвали стойкую ассоциацию с «рожками дьявола», знаком, принятым среди фанатов хэви метал. Внутренний плейер у меня в голове заиграл «Ave Satani», центральную музыкальную тему из фильма «Знамение» («Omen»). Кто-то приходит в церковь Сен-Сюльпис, чтобы посмотреть на ее знаменитый орган на 6500 труб. (Скэбис сказал, что ему представляется, как сам Дебюсси играет на этом величественном инструменте.) Кого-то больше интересует луч солнца, ровно в полдень касающийся тонкой медной полоски, которая проходит по полу церкви и отмечает Парижский меридиан, учрежденный задолго до Гринвичского. Но сейчас солнце скрывалось за тучами, и когда мы вошли, в церкви было уныло и сумрачно, холодно и неуютно. Гулкое эхо моих собственных шагов отдавалось в душе неприятной свербящей тревогой. А когда я заметил, что изображения этапов крестного пути располагаются здесь в обратном порядке по сравнению со всеми другими церквями, где мне доводилось бывать, мне стало и вовсе не по себе. «Ave Satani» y меня в голове заиграла еще громче.

– Да уж, дружище, – усмехнулся Скэбис. – Для человека, который не любит церкви, это явно не самое приятное место; Но ты ведь потерпишь для общего дела?

Наверное, у меня слишком уж разыгралось воображение. Но мне было трудно не думать о том, что церковь Сен-Сюльпис сыграла центральную роль в истории Ренн-ле-Шато и что после поездки в Париж жизнь Соньера разительно переменилась. Мне вспомнился странный отрывок из «Красного змея», в котором упоминался Жан-Жак Олье, основатель семинарий Сен-Сюльпис: «Я закрыл рот рукой и безотчетно вцепился зубами в ладонь, как, может быть, Олье в своем гробу». Я знал, что здесь крестили маркиза де Сада и что именно здесь происходят все главные события книги Жориса Карла Гюисманса «La-Bas» («Там, внизу»), классического оккультного романа девятнадцатого столетия, посвященного сатанизму. Я знал, что день святого Сульпиция, архиепископа времен Меровингов, отмечают 17 января. Иными словами, у меня было достаточно материалов для размышления, и вовсе не удивительно, что «Ave Satani» продолжала звучать у меня в голове.

Наконец Скэбис закончил осмотр, и мы вышли на улицу, чему я был несказанно рад – пусть даже мы тут же отправились в другую церковь, Сен-Жермен-де-Пре, самую древнюю церковь Парижа, расположенную в том месте, где в 543 году Хильдеберт, сын Хлодвига, правитель из рода Меровингов, по совету святого Жермена воздвиг базилику, предназначавшуюся для хранения обломка креста, на котором распяли Христа. В Сен-Жермен-де-Пре буквально физически ощущается дыхание величественной старины, и дело не в возрасте здания: после Французской революции церковь пришлось отстраивать заново. Революционеры использовали ее в качестве порохового склада, и, конечно, на складе случился пожар, и от старой постройки почти ничего не осталось. Я не знаю, в чем дело, но по моим ощущениям, атмосфера в Сен-Жермен-де-Пре была далеко не такой мрачной и стылой, как в Сен-Сюльписе. Здесь все было живое, естественное… Да, именно так. Теперь я понял, что мне так не понравилось в Сен-Сюльписе: в нем было что-то искусственное, ненастоящее.