Юлиан Семенов - Пресс-центр

• Название: Пресс-центр
• Автор: Юлиан Семенов
• Жанр: Детектив

---

Семенов Юлиан Семенович Пресс-центр

Юлиан Семенов

Пресс-центр

Анатомия политического преступления

1

15.09.83 (12 часов 05 минут)

Дикторы то и дело сообщали о приземлении и вылетах; здесь, в новом Шереметьевском аэропорту, подумал Степанов, хорошие дикторы, девочки говорят без акцента; наши вообще великолепно чувствуют языки, если только не закомплексованы; как их отцы замирали, фотографируясь для досок Почета, так и в разговоре с иностранцами дети костенеют, хотя порой знают об их странах больше, чем сами иностранцы.

- Еще кофе, - попросил он буфетчицу. - И бутерброд с сыром...

- А ваш обязательный фужер шампанского на дорогу? женщина работала здесь давно, а Степанов летал часто.

- Врачи сахар в крови нашли. Пить можно только водку.

- Хотите?

- Черт его знает.

- Значит, не хотите.

- Хотеть-то хочу, - улыбнулся он, - да вот надо ли? Когда он уезжал из своей мастерской, дочь сказала: "Па, это плохо, когда сахар, сиди там на диете и не пей". "Обязательно, - ответил он, - обещаю тебе, Бэмби", - хотя знал, что пить придется и никакой диеты выдержать не удастся, никакого режима, сплошная сухомятка.

Дочь решила выйти замуж; Степанов просил ее подождать; она возражала: "Игорь не может работать, па, он перестал писать, пойми, у нас скорее союз единомышленников, и потом, ты знаешь, я ведь, как мама, пока сама не пойму, что не права, не смогу никому поверить, даже тебе". - "Но это плохо, Бэмби, поэтому, наверное, у меня и не сложилось с мамой, что она верила только себе, своему настроению, своему чувству". - "Не надо об этом, па". - "Хорошо, ты права, прости... Я ведь встречался с твоим Игорем, мы с ним обедали в Доме кино... Не знаю, мне показалось, что тебе будет с ним очень трудно и все это окажется ненадолго у вас". - "Почему?" - "Потому, что он эгоцентрик и пессимист... Для него обычная человеческая радость есть проявление низменного настроения ума... Знаешь, по-моему, "я" - это худший из продуктов воображения... Парень слишком много думает о себе, так нельзя". - "Что ты предлагаешь?" спросила дочь, и Степанов понял, что она все равно не послушается его, но тем не менее ответил: "Я предлагаю испытать друг друга".

Ему нравились выражения "бой френд" и "герл френд"; он впервые столкнулся с этим лет пятнадцать назад в Нью-Йорке в доме своего коллеги; тот познакомил его с сыном и девушкой: "Это герл френд Роберта, ее зовут Лайза". Степанову было неловко спрашивать, что это за термин "герл френд", хотя дословный перевод ясен: девушка-друг. Потом только он узнал, что в американских семьях родители перестали корить детей за связь, не освященную церковным таинством бракосочетания; пусть узнают друг друга, пусть поживут вместе, сняв себе комнату; дорого, но что поделаешь, можно подкалымить, наняться грузчиком или мойщицей посуды, зато нарабатывается опыт, а это великая штука - опыт, никаких иллюзий, розовых мечтаний при луне и безответственных словес о будущем счастье... Подошли друг другу, прожили год, два, три, ну, что ж, заглянули в церковь, чистая формальность, да здравствует опыт, они ведь проверили себя, напутствие пастора - некая игра в торжественность, пускай...

Надя, когда узнала от дочери об этом его предложении, позвонила в мастерскую: "Это бесстыдно с твоей стороны, ты ее толкаешь в распутство, так не поступает настоящий отец!"

Ладно, подумал он тогда, что ж делать, пусть я буду не настоящим отцом, и это переживем, не то переживали, но я был прав, как я был прав, когда забрал девочку из восьмого класса и отправил в училище живописи; человек должен делать то, что в нем живет и требует выхода; английская спецшкола для папенькиных детишек еще не счастье и даже не профессия, культурный человек может сам выучить английский. И теперь я прав, сказал он себе, нельзя жить одними эмоциями, они хороши, когда садишься за машинку или берешь кисть... Это совсем не обидно, потому что это правда, когда я сказал, что нельзя жениться, пока не кончили институт: хороша себе семья, если мама готовит обед, а папа дает деньги на платье; самостоятельность любви не может существовать вне самостоятельности быта...

А что будет, подумал он, если я сломаюсь? И не останется сил на то, чтобы писать романы, сочинять сценарии, сидеть на репетициях пьес, вылетать на события, жарить себе свекольные котлеты, править верстку, бегать за слесарем, когда потек кран, ругаться с редакторами, помогать друзьям, торчать на художественных советах, ездить на техобслуживание, выступать на пресс-конференциях, заезжать за заказом к Ирине в "Новоарбатский", заседать на редколлегиях и привозить кости псу? Что будет, если я не смогу дальше обходиться без помощи женщины, которая возьмет часть моего бремени на себя? Как отнесется к этому моя Бэмби? Она поймет, успокоил он себя, да и потом вряд ли найдется такая женщина - с моим-то характером, с моим норовом... Ну, а все же если, спросил он себя. Ты только представь себе это. Нет, ты не уходи от вопроса, ты ответь, ведь это ответ самому себе. Ну и что? Отвечать себе, если только честно, еще труднее, чем кому- то другому... То-то и оно, лгать не хочешь, а ответить правду боишься, потому что это будет большая беда, если дочь не поймет, а, наверное, не поймет, потому что жалеет Надю; несчастье, как и радость, делится поровну между родителями, которые живут поврозь; отец не имеет права на счастье, если его лишена мать... Ну, а если наоборот? Если мать счастлива, а отец лишен этого? Такое дети прощают? Не хитри, сказал он себе, нельзя такой вопрос обращать ко всем, ты же обращал его к себе, мы все вопросы проецируем на себя, а если ты неискренен с собой самим, чего же ты хочешь от мира? Шекспир - гениальный человек, хотя Толстой его и не любил. Никто так точно не понял ужаса остаться непонятым, как Шекспир. Ведь надо же было написать такую простую фразу, которую произнес Гамлет, обращаясь к Горацио:

Но все равно. - Горацио, я гибну;

Ты жив; поведай правду обо мне

Неутоленным.

По-английски это звучит суше, а потому точнее: "Ту телл май стори"; действительно, конец всего-это молчание, беспамятство, тишина... Горацио сказал мертвому Гамлету (дай тебе бог написать что-либо, хоть в малости подобное):

Почил высокий дух. - Спи, милый принц.

Но именно с той поры, после того, как в мире объявился Гамлет, "спокойных ночей" человечество лишилось, оно озадачено вопросом, по сей день безответным: "Быть или не быть?"

Степанов попросил женщину:

- Все-таки, пожалуйста, дайте мне рюмку водки.

- Есть бутылка "Киевской юбилейной", очень хороша, не попробуете?

- По-моему, они теперь все одинаковые... Только и разницы - с винтом или без винта.

- Нет, когда новый сорт запускают в серию, он всегда хорош, это уж потом начинают химичить, а пока "Киевская" прекрасна, это как "расскажите Хабибулину"...

- Какому Хабибулину?

- Присказка у меня такая - и с мужем удобно, и с подругами... Когда они мне гусей гонят, я им: "Расскажите Хабибулину", - и весь разговор...

Степанов улыбнулся.

- А что, действительно удобно...

Очень удобно, подумал он, термин-это экономия времени... Будь проклято мое ощущение времени, оно передалось Бэмби, она торопится выразить себя и поэтому постоянно торопится, а я начинаю на нее обижаться, когда она приезжает ко мне ненадолго, и чувствую ежеминутно, что ей не терпится вернуться к себе и стать к мольберту... А вообще-то мир более просчитан на общее, нежели на частное... Если я могу скрыть обиду, то Игорь не сможет, он не готов к тому, чтобы принять эту трудную индивидуальность... Он пока еще свою индивидуальность не выделил из общего, не изводит себя ожиданием той минуты, когда станет к своему мольберту, он так нетороплив и спокоен, он так долго, подробно и нудно рассуждает... Воистину зануда - это тот человек, который на вопрос "как поживаешь" дает развернутое объяснение... Она пообещала мне отказать ему, и я не смею ей не верить... Но ведь ее может занести, подумал Степанов, так уже случалось, и это были крутые времена для меня, я не знал, как поступить, и только мать и ее старые подруги влияли на Бэмби, женщина поддается женщине или же любимому, а я отец, я собственность, данность, свое...

- Внимание, внимание, начинается посадка на самолет, следующий рейсом в Париж. Атансьон, атансьон...

- Посчитайте, пожалуйста, убытки, - сказал Степанов, про мою душу...

- Одна минуточка... Три девяносто... Спасибо... Когда вернетесь?

- Думаю, управлюсь за месяц.

- Счастливо вам, товарищ Степанов.

- Спасибо.

- А чего сейчас пишете?

Степанов перегнулся через стойку бара и тихо шепнул:

- Мне кажется, муру... Исписался...

2

15.09.83 (12 часов 05 минут)

Как и всегда, в Пресс-центре на Плас де Насьон в Шёнёф было шумно, многоязычно, суетливо и весело; царила атмосфера доверительности: люди, придерживавшиеся самых различных взглядов, представлявшие как правые, так и левые газеты, подсаживались друг к другу без предубежденности, обменивались - конечно же, взвешенно - информацией; спорили, но не для того, чтобы отстаивать лишь свою правоту, а прежде всего, желая послушать мнение коллеги, его доводы; пили кофе; кое-кто (это было видно по степени измятости лица) подправлялся пивом; в холлах, кафе и барах разговаривали, шутили, ссорились, подтрунивали друг над другом японцы и русские, французы и американцы, поляки и никарагуанцы, чехи и китайцы, сенегальцы и венгры; в маленьких комнатах, арендованных крупнейшими информационными агентствами и газетами, радио и телевизионными компаниями и журналами, трещали телетайпы, скрежещуще выбрасывая информацию; стрекотали пишущие машинки; к этой ритмике дела быстро привыкаешь и вскорости перестаешь ощущать всю ее непреходящую сладость; только уехав отсюда, начинаешь понимать, что именно здесь прошли прекрасные часы, дни или годы твоей жизни.