Стивен Эриксон - Увечный бог

• Название: Увечный бог
• Автор: Стивен Эриксон
• Жанр: Фэнтези

Малазанская книга павших - 10. Итак, подходит к концу история древнего бога, оказавшегося жертвой смертных, императора, ставшего богом и решившего испытать созданную им империю на прочность, его подданных, взваливших на свои плечи судьбу государства, и множества прочих героев, волей и неволей вовлеченных в борьбу за освобождение из цепей... разумеется, не только Падшего, а самих себя, друзей и близких. В решительной схватке лишь тот, кто готов пожертвовать всем, может надеяться выиграть нечто значимое. Но в мире, где бессмертные Властители зависят от краткоживущих поклонников, а люди могут возвыситься до божественного уровня - чтобы потом, свершив свою миссию, вернуться к повседневным делам - конец любой истории может означать лишь начало многих других. Впрочем, следующим проектом Стивена Эриксона стала "Трилогия Харкенаса", повествующая о прошлом народа Тисте. Событиях, уже известных читателю по многочисленным воспоминаниям героев "Книги Павших", но на поверку оказывающихся совершенно иными, ибо за сотни тысяч лет путаются подробности, а вот желание обелить "своих" и подчеркнуть ошибки соперников и чужаков лишь нарастает.

---

  - Зачем?

  Буян вытаращился на Геслера, тоже ожидая ответа; однако Смертный Меч попросту выругался и пинком послал "скакуна" в движение.

  Едва он отъехал, Келиз настойчиво спросила Буяна: - Ну?

  Тот пожал плечами: - Если впереди трудности, Дестриант, хорошо знать, что творится у союзников.

  Ответ ее встревожил, хотя причин она не понимала. - Тебе нужен эскорт.

  - Нет, не нужен.

  - Нужен, нужен, Щит. Твоему Ве'Гат нужно есть. Я велю Сег'Чероку придать вам трех Охотников К"эл и двух трутней. Когда отправляетесь?

  Он пошел к "скакуну". - Немедля.

  Женщина прошипела какое-то эланское проклятие и послала Ве'Гат вперед.

  Буян ухмылялся, залезая в седло. "Классическая малазанская военная структура в действии. Короткое, яростное обсуждение - и вперед. Мы ждать не любим. А Геслер? Ну, я тебе челюсть сломаю".

  ***  

  Гриб заметил, как уезжает Буян, и скривился. - Что-то будет.

  Синн фыркнула: - Спасибо. Я только заснула, а ты меня разбудил. Кому нужен этот Буян?

  - Мне.

  - Они почти все мертвы, - заявила она. - Он едет убедиться. Хочешь с ним, Гриб? Желаешь поглядеть на труп Кенеба? И мне ехать с тобой? Смогу узнать, что именно стервятники сделали с братом. Истина у тебя в сердце, Гриб. Ты ее чуешь, как и я. Они мертвы.

  Услышав жестокие слова, Гриб съежился и отвел взор. Ряды К'чайн Че'малле, Солдаты Ве'Гат - массивные вытянутые головы колышутся в едином ритме, шкуры покрылись пылью, заставившей потускнеть алое золото чешуи на шеях и боках. Оружие на перевязях из кожи трутней покачивается и лязгает. Резные шлемы скрывают глаза. "Но у каждого солдата один и тот же взгляд. Видел слишком много, знает, что будет еще хуже.

  Дядя Кенеб, для тебя все кончено. Наконец-то. Ты ведь ничего такого не желал, правда? Жена тебя бросила. Все, что у тебя было - армия, и ты умер вместе с ней. Разве ты желал чего-то иного?"

  Но он же не понимает этих истин. Он молод, не видал жизни. Пытался проникнуть в головы людей вроде Кенеба - тех, у кого за спиной много лет - но не мог. Он может лишь повторять их рассказы. Вихрь. Резня, бегство. "Потерянная любовь, но что я об этом знаю?

  Кенеб, ты ушел. Никогда мне не увидеть твоего лица - негодования, с которым ты иногда на меня смотрел. Но даже тогда я знал: ты меня не бросишь. Просто не сможешь, и я это знал. Именно это я и потерял. Не знаю, как это назвать... но оно ушло, ушло навеки".

  Он глянул на Синн. Глаза ее были закрыты, подбородок опустился на грудь. Тело покачивалось в ритм движениям Ве'Гат. "Твой брат погиб, Синн. А ты просто спишь. Магия все внутри выжгла, так? Ты носишь лицо девушки, кожу девушки - но кем бы ты ни была там, внутри, ты уже не человек. Да?

  И ты хочешь, чтобы я был с тобой.

  Ну, если это означает конец боли, я готов.

  Кенеб, зачем ты меня бросил?"

  ***  

  За закрытыми глазами разум ее полетел в место пыли и песка, где свет заходящего солнца обратил утесы в пламя. Она знала этот мир. Видела его много раз, ходила по нему. Где-то в туманных далях знакомые лица. Фигурки суетятся на раскаленных рынках Г'данисбана, под босыми ногами прохлада коридора. Потом - ужас, слуги с окровавленными ножами, ночь в дыму и огне. Повсюду в городе кричат, безумно вопят.

  Вваливается в комнату, в прекрасную комнату... это была ее мать? Сестра? Или какая-то гостья? Двое парней из конюшни и горничная - она вечно смеялась, и она смеялась и в тот миг, чуть не по локоть засунув руку в живот матери. Парень не давал истерзанной женщине упасть. Чего бы ни искала смеющаяся девица в животе, явно не находила.

  Расплывающаяся паника, бегство. Второй парень бросается за ней.

  Босые ноги шлепают по камням, слышно хриплое дыхание. Он поймал ее в коридоре и в прохладной тени использовал кое-что, не кулак, чтобы вонзить почти в то же место; его крики показали, что нашел он не то, чего искал - ведь мигом ранее рухнул необычный барьер в голове, магия хлынула, поднимая парня, пока он не оказался неуклюже прижат к аркам потолка. Его глаза выпучились, лицо потемнело; штука между ног съежилась и спряталась, когда черные сосуды начали лопаться в теле.

  Она смотрела вверх, сосредоточившись на выкаченных глазах, видя, как из них тонкими струйками бьет кровь. И давила, давила. Треснули кости, потекли жидкости, кал вывалился ей под ноги, смешиваясь с ее кровью. Парень сплющивался, распластывался по камню, пока не стал казаться зловещим барельефом, едва похожим на человека - тварь из кожи, штукатурки и вонючей жижи.

  Но ведь, подозревала она, он умер раньше.

  Выкарабкивается наружу, сломанная изнутри, как будто он еще в ней и там останется, как будто у нее уже нет себя самой, нет ничего чистого, нетронутого... как угодно...

  Затем, много позже, лицо ассасина, ночь пещер, демонов и убийств. Она видела сон о яде, да, и там были вздувшиеся тела; но ничто не могло ее очистить, как она не старалась.

  Снаружи города, смотрит на растущее пламя. Солдаты умирают. Мир стал ловушкой и все они казались удивленными, хотя она-то всегда знала. Ловушка. Пламя желало ее и она желала пламени; что ж, она пустила его в себя. Выжечь допуста.

  Хотелось верить, что это сработало. Что она стала, наконец, чистой. Но вскоре она ощутила, что парень вернулся туда, глубоко внутрь. Ей нужно что-то большее. Больше огня, ведь огонь несет смерть. И в сердце пожара снова и снова голос шептал ей...

  - Ты мое дитя. Дева Смерти не такова, как всем кажется. В деве умирает чистота души. Ее или его. Почему вечно считается, что Дева - девочка? Итак, я показываю тебе, чем ты была, а еще - что ты сейчас. Ощути мой жар - это наслаждение для тебя потеряно навеки. Ощути мой поцелуй на устах: это любовь, но тебе ее не испытать. Узри мой голод: это стремление к миру, но мира тебе не найти никогда.

  Ты мое дитя. Ты убила его, прежде чем я тебя покинул. Раздавила мозги в кашу. Остальное было напоказ. Он так и был внутри тебя, мертвый парень, и это стало тропой Худа в твою душу, а касание Владыки Смерти похищает жизнь. Ты убила парня, но и он убил тебя, Синн. Что ты ощущаешь глубоко внутри? Придай этому любую форму, дай любое имя. Не важно. Что важно: оно мертво и оно ждет тебя и будет ждать, пока последний выдох не покинет тело.

  Когда смерть уже внутри тебя, некуда бежать, нет пути спасения. Когда смерть уже внутри, Синн, нечего терять.

  Ей нечего терять. Верно. Абсолютно верно. Ни семьи, ни брата, никого вообще. Даже Гриб, ее сладкая Дева... ну, он никогда не потянется в нее, как и она никогда, никогда не потянется в него. Грязь, что была чистой. "Мое драгоценное имущество, дорогой Гриб, и я сохраню его от зла. Никто его не коснется. Никаких шлепков босых ног, никакого хрипа. Я твое пламя, Гриб, и я спалю дотла любого и любое, что осмелится хотя бы подойти близко.

  Вот почему я поскакала на молнии ящеров, на ослепительном огне. Направила его прямиком на Кенеба. Я не решала, не выбирала, но поняла неизбежность, правомерность устранения последнего человека, что любил тебя.

  Не скорби. У тебя есть я, Гриб. Мы принадлежим друг другу, и что может быть совершеннее?"

  Знакомые лица в далекой дымке. Ее разум блуждал по пустыне, а ночь набегала, и где-то загорались маленькие костры. Она улыбалась. "Мы мертвые плоды в утробе мира, и мы, мы одни, освещаем тьму. Так вы нас узнаете. От одного пламени задрожит земля.

  Что такое быть изнасилованной? Я молчалива как мир, мы не скажем ни слова. Каково быть насильником?"

  Ночная пустыня была холодным местом, если не считать костров. И темной - но не для костров.

  ***   

  - Юность терзает жажда познавать причины всех вещей.

  Рад Элалле сгорбился, потуже натянув одежду, и придвинулся ближе к костерку. Ветер в этих ущельях порывистый, воздух разреженный и леденящий. Далеко внизу, на склонах гор, темной линией виднеется граница леса, но даже до самых высоких, разреженных рощиц долго пришлось бы идти. Он вздрогнул. - Неужели нельзя найти пещеру или еще что?

  Сильхас Руин стоял лицом к северным перевалам. Казалось, он не чувствует холода. - Верно, поутру мы так и сделаем. Останься мы Элайнтами, тогда, разумеется...

  - Было бы уютнее. Знаю. - Рад смотрел в слабое пламя, доедающее последние принесенные снизу дрова. В форме дракона ярящийся внутри хаос дал бы ему тепло, невосприимчивость к стихиям. Но когда он перетекает, мысли начинают путаться, кровь Элайнтов течет по венам как хозяйка. Он начинает терять ощущение себя как существа разумного, рационально мыслящего и знающего свои цели. Не то чтобы он имел ясные цели... Пока их нет. Но драконом быть опасно - он уже понял.