Стивен Эриксон - Увечный бог

• Название: Увечный бог
• Автор: Стивен Эриксон
• Жанр: Фэнтези

Малазанская книга павших - 10. Итак, подходит к концу история древнего бога, оказавшегося жертвой смертных, императора, ставшего богом и решившего испытать созданную им империю на прочность, его подданных, взваливших на свои плечи судьбу государства, и множества прочих героев, волей и неволей вовлеченных в борьбу за освобождение из цепей... разумеется, не только Падшего, а самих себя, друзей и близких. В решительной схватке лишь тот, кто готов пожертвовать всем, может надеяться выиграть нечто значимое. Но в мире, где бессмертные Властители зависят от краткоживущих поклонников, а люди могут возвыситься до божественного уровня - чтобы потом, свершив свою миссию, вернуться к повседневным делам - конец любой истории может означать лишь начало многих других. Впрочем, следующим проектом Стивена Эриксона стала "Трилогия Харкенаса", повествующая о прошлом народа Тисте. Событиях, уже известных читателю по многочисленным воспоминаниям героев "Книги Павших", но на поверку оказывающихся совершенно иными, ибо за сотни тысяч лет путаются подробности, а вот желание обелить "своих" и подчеркнуть ошибки соперников и чужаков лишь нарастает.

---

  - Мы будем готовы, Эрастрас.

  Единственный глаз Странника уставился на Сечула. - Не только Тишине я не доверяю.

  - Будут смерти, полетит пепел, но будут и выжившие. Как и всегда. Они поймут необходимость крови. Никто не бросит тебе вызов, Эрастрас.

  - Но ты пытался меня предать. Ты с Килмандарос.

  - Предать? Нет. "Мы отправим тебя в отставку".

  - Так я вижу. Неужели я могу иначе?

  - Ты до сих пор не понимаешь, старый друг, - отозвался Сечул Лат, - что я не забочусь о превосходстве. Мне плевать на новый мир, поднимающийся из развалин старого. Я рад блуждать по руинам. Смеяться над смертными, что пытаются начать всё заново. - Он взмахнул рукой. - Оставим мир слепому невежеству. По крайней мере, раньше жизнь была проще. Я повернулся спиной к поклонникам, потому что они мне наскучили. До отвращения. Я не хочу получить назад то, что имел.

  - А я хочу, Сетч.

  - Давай, действуй.

  - Как насчет твоих детей?

  - Которых?

  - Какими ты видишь Опоннов в грядущем мире?

  - Я их вообще не вижу, - ответил Сечул.

  Эрастрас резко вздохнул. - Ты убьешь их?

  - Что я сделал, могу убрать из бытия.

  - Твои слова мне приятны. Я чувствую облегчение.

  "Это была не очень достойная жизнь, детишки. Правда? Сомневаюсь, что вы готовы спорить. Тяни и толкай, но в конце - после тысяч и тысяч лет жалких игр... что же достигнуто? Что понято? Хоть кем-то?

  Случай - жалкая тварь, злобный ублюдок. Он улыбается, но это оскал волка. Что понято? Лишь то, что любое дерзание вынуждено склониться перед Непредвиденным. Можешь сколь угодно долго подныривать и подпрыгивать, но в конце ты падешь.

  Человек ослабляет петлю. Цивилизация уходит с тропы, ведущей к распаду. Раз. Два. Пусть три. Но в двадцатый раз? В пятидесятый? Торжество напрасно. Всегда. Равновесия нет.

  В конце концов, здравый смысл подсказывает: проще отнимать, чем давать".

  - Что чувствует Килмандарос, - спросил Эрастрас, - насчет убийства своих детей?

  Сечул Лат оглянулся на мать, потом поглядел на спутника: - Ты так и не понял? Она НИЧЕГО не чувствует.

  И тут же одинокий глаз смущенно заворочался.

  "Ну, думаю, ты понял".

  ***  

  Чего дитя желает, но еще не имеет? Есть ли у вас нечто, чего не желает дитя? Баделле проснулась утром с эхом вопросов в голове. Был женский голос, а потом мужской. И в обоих звучали нотки отстраненного отчаяния.

  Она села под лучами солнца, сочившимися сквозь окно, изгонявшими холод из тела - словно она ящерка или змея - и попыталась понять ночные видения, темные и тревожные голоса незнакомцев, что вещали о таких ужасных вещах.

  "Это имеет отношение к происходящему, подозреваю. Да, похоже, я вижу..."

  Она глянула в сторону Седдика, сидевшего на полу в окружении собрания бесполезных штучек. На его до странности морщинистом лице непривычное выражение. "Словно старик над сокровищами всей жизни. Вот только забыл, как считать".

  Однако то, чем они владеют, что имеют, вовсе не обязательно является благом, достоинством. Иногда имущество становится ядом, но голодное дитя не разбирает. Куда ему. Так преступления передаются от рода к роду. "Пока не уничтожают нас. Да, теперь я вижу. Мои сны мудры, мудрее меня. Мои сны - песни Казниторов, умные аргументы, хитрые внушения.

  Мои сны меня предупреждают".

  Она отвернулась от солнечного света, в глубь комнаты. - Ну, готов?

  Седдик виновато дернулся, но потом кивнул.

  Баделле изогнулась, выглянув из окна, обозревая западную часть площади. Там был Рутт с Хельд на руках. Остальные ждали в тенях зданий, словно резные фигуры вышли из своих каменных мирков.

  Да, так и есть. Они съели все плоды в садах города.

  "А кристаллы крали наши души".

  - Пришло время. Оставь эти штучки позади, Седдик.

  Вместо этого он принялся складывать их.

  Баделле содрогнулась от вспышки гнева, за которым последовал страх. И то, и другое - непонятно откуда взялось. Вздохнув, она оторвалась от подоконника. - Будут Осколки. Алмазы, Рубины и Опалы. Мы снова начнем умирать.

  Мальчик смотрел всё понимающими глазами.

  Она снова вздохнула. - Среди нас уже есть отцы. Нужно внимательно наблюдать за ними, Седдик, вдруг они найдут в себе отцовские думы.

  Тут он потряс головой, словно отвергая ее слова. - Нет, Баделле, - прохрипел он. - Они лишь заботятся о младших.

  "Так мало слов у тебя, Седдик. Думала, ты онемел. Что же рождается там, за глазами старика, за лицом старика?"

  Она покинула комнату. Седдик шел следом, и мешок с безделушками казался в его руках новорожденным младенцем. Вниз по крутым ступеням, через холодный воздух тайных коридоров, потом наружу, под слепящую жару. Баделле без колебания прошла туда, где был Рутт, смотревший на нее затуманенными глазами. Когда она подошла близко, прочие дети вышли на солнце, сбившись в наскоро созданные семейства. Рука за руку. Тряпки на головах, обмотанные ноги. Она сбилась с шага. Она уже забыла, как много осталось в живых.

  Заставив себя идти, она подошла к Рутту, а затем развернулась и вскинула руки над головой.

  Город выплюнул нас

  Мы слишком горьки и кислы

  На вкус.

  Жизнесосы - слепцы отвернулись

  Подавившись

  Проглотив то, что было для нас

  То, что думали мы унаследовать

  Мы хотели то

  Что было у них

  Мы считали, что

  Нам оно пригодится тоже

  Как годилось всем им

  Они жрали наше грядущее

  Глаза отводя

  А теперь хрустальные стены

  Взяли наши желания

  Выплюнув

  То, что осталось

  Как немного

  Только горькое очень, кислое очень

  На вкус

  Вот и всё, что сейчас

  В ваших ртах

  Что-то горькое, кислое очень.

  Рутт еще немного посмотрел на нее, потом кивнул и пошел по широкому проспекту. На запад, в Стеклянную Пустыню. За ним Змея разматывала кольца после месяцев сна.

  Змея что-то поняла, Баделле это видела. В спорых, твердых шагах построившихся детей, в суровых лицах, в сумрачности, оттеняющей знакомые усталые черты."Мы знаем. Мы научились любить. Что?

  Ходьбу. Проскальзывание под кулаками мира.

  Мы Змея возрожденная".

  Вскоре они достигли границы города, увидели плоские блестящие пустоши.

  "Утешение страданий. Словно объятия мертвой матери".

Глава 6

Главнейшими среди древних рас можем мы назвать четыре: это Имассы, Джагуты, К'чайн Че'малле и Форкрул Ассейлы. Иные либо представлены были в стародавние времена, либо число их было невеликим, либо наследие их пропало из мира. Что до нас, людей, то были мы крысами в стенах и подвалах. Те немногие, что существовали. Но разве главенство - на наше право от рождения? Разве мы не подобны высеченным из камня идолам и пророкам? Разве эти идолы не служат нам? Разве пророчества не сулят нам господство над всеми прочими тварями? Возможно, вы с хитрым подмигиванием возразите, что наши собственные руки вытесали идолов; что благие пророки, столь дерзкие в обещаниях праведной славы, явились из обычной человеческой толпы. Вы заметите, что наши яростные уверения служат лишь задачам наглого самовосхваления и даже самооправдания. Если вы скажете так... что же, мы вам не друзья. Для таких, как вы, мы заготовили вот этот кинжал, этот костер, этот железный язык пытки. Мы умерим ваши притязания, мы сравняем вас с посредственностью, с массовой банальностью профанов. Как расе, нам неприятны идеи о мирской жизни, лишенной высокой участи; мы будем держаться за злобное неудовольствие, пока все люди не превратятся в прах и пепел. Ибо, как могли бы сказать Старшие расы, окажись они еще здесь, у мира есть свой кинжал, свой железный язык, свой костер. И от пламени его не скрыться.

Отрывки (по-видимому, замечания переводчика) из утерянного издания "Глупости Готоса", Генабарис, 835 г. Сна Бёрн.

  Три дня и две ночи оставались они среди мертвых тел. Кровь и костный мозг высохли на рваных мехах, на оружии. Единственным движением были они обязаны ветру, тормошившему пряди волос и ремни выдубленной кожи.

  Собравшиеся на поле истребления стервятники, плащовки и ящерицы пировали без помех, нежась на гниющей плоти. Недвижимо стоявшие посреди пира фигуры были слишком иссохшими, чтобы вызвать интерес; они были не лучше пеньков давно мертвых, поваленных и сточенных ветрами деревьев.

  Мелкие существа не ведали о безмолвных стонах, вырывавшихся из душ убийц, о бесконечных волнах горя, терзавших жалкие привидения, об ужасах, кипевших под слоями черной, высохшей крови. Не ощущали бурь, ярившихся за натянутой на кости кожей, в кавернах черепов, в ссохшихся дырах глазниц.