Джованни Казанова - История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 2

• Название: История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 2
• Автор: Джованни Казанова
• Жанр: Биографии и Мемуары

«Я прибыл в Анкону вечером 25 февраля 1744 года и остановился в лучшей гостинице города. Довольный своей комнатой, я сказал хозяину, что хочу заказать скоромное. Он ответил, что в пост христиане едят постное. Я ответил, что папа дал мне разрешение есть скоромное; он просил показать разрешение; я ответил, что разрешение было устное; он не хотел мне поверить; я назвал его дураком; он предложил остановиться где-нибудь в другом месте; это последнее неожиданное предложение хозяина меня озадачило. Я клянусь, я ругаюсь; и вот, появляется из комнаты важный персонаж и заявляет, что я неправ, желая есть скоромное, потому что в Анконе постная еда лучше, что я неправ, желая заставить хозяина верить мне на слово, что у меня есть разрешение, что я неправ, если получил такое разрешение в моем возрасте, что я неправ, не попросив письменного разрешения, что я неправ, наградив хозяина титулом дурака, поскольку тот волен не желать меня поселить у себя, и, наконец, я неправ, наделав столько шуму. Этот человек, который без спросу явился вмешиваться в мои дела и который вышел из своей комнаты единственно для того, чтобы заявить мне все эти мыслимые упреки, чуть не рассмешил меня…»

---

Когда я сказал погонщику, с которым выпил, что охотно сел бы на одного из его мулов до Савиньяна, он мне ответил, что я волен это сделать, но лучше бы я садился верхом только за городом, миновав ворота пешком, как если бы я был один из них.

Это было то, что мне нужно. Петроне покинул меня лишь у ворот, чем продемонстрировал, что я — свой человек. Мой выход из Римини прошел так же успешно, как и вход. Я покинул погонщиков в Савиньяне, где, поспав четыре часа, сел в почтовый экипаж до Болоньи, остановившись там в невзрачной таверне.

В этом городе мне хватило одного дня, чтобы понять, что у меня нет возможности получить паспорт. Мне говорили, что мне он не нужен, и были правы; но я знал, что он мне нужен. Я попытался написать французскому офицеру, который был со мной любезен во второй день моего ареста, узнать в военном секретариате, прибыл ли мой паспорт, и если он прибыл, отослать его мне, попросив заодно узнать, кто был хозяин угнанной мной лошади, считая необходимым за нее заплатить. В любом случае, я решился ждать Терезу в Болонье, сообщив ей об этом в тот же день и умоляя ее не оставлять меня без своих писем.

Отнеся на почту эти два письма, вот что я решил сделать в тот же день, как это увидит далее читатель.

Глава III

Церковное одеяние отложено в сторону, и я облачаюсь в военную форму. Тереза уезжает в Неаполь, а я отправляюсь в Венецию, где поступаю на службу своей родине. Я отплываю на Корфу и схожу на берег прогуляться в Орсаре.

В Болонье я поселился в мало посещаемой гостинице, чтобы меня не обнаружили. Написав свои письма и решив ждать там Терезу, я купил рубашки, и, поскольку возвращение моего чемодана было проблематично, решил одеться. Размышляя над тем, что вероятность того, что я смогу сделать карьеру в качестве и сане священника, мала, я придумал одеться в военную форму неопределенного вида, будучи уверен, что не обязан ни перед кем отчитываться в своих делах. Выйдя из расположения двух армий, где не видно было другой респектабельной одежды, кроме военной, я решил стать также респектабельным. Я устроил себе, впрочем, настоящий праздник, возвращаясь к своей родине под знаменами чести, хотя она со мной неплохо обращалась и под знаменами религии.

Я спросил хорошего портного; ко мне прислали одного, который звался Морте. Я ему рассказал, как и в каких цветах должна быть изготовлена униформа, он снял мерки, дал мне образцы тканей, чтобы я выбрал, и не позже, чем назавтра принес мне все, что было необходимо, чтобы предстать последователем Марса. Я купил длинную шпагу и, со своей прекрасной тростью в руке, хорошо прилаженной шляпой с черной кокардой, подстриженными волосами и длинной накладной косой я вышел, чтобы поразить весь город. Прежде всего, я переселился к Пелерену. Я испытывал ни с чем не сравнимое удовольствие, видя себя в зеркале, одетым таким образом. Я ощущал себя созданным, чтобы быть военным, мне казалось, что на меня обращают внимание. Будучи уверенным, что я ни с кем не знаком, я развлекался историями, измышляемыми на мой счет при моем появлении в самом посещаемом кафе города.

У меня была белая униформа, голубая куртка, галун на плече серебряный с золотом и соответствующий на шпаге. Очень довольный своим видом, я шел в большое кафе, где пил шоколад, читая газету и не обращая ни на что внимания. Я был восхищен, видя себя окруженным вниманием, делая вид, что ничего не замечаю. Все заинтересованно перешептывались на ушко. Смельчак, выдумав повод, осмелился обратиться ко мне с вопросом, но своим односложным ответом я обескуражил самых воинственных любопытных кафе. Погуляв под прекрасными аркадами, я в одиночку отправился обедать в свою гостиницу.

К концу моего обеда явился хозяин с книгой, чтобы записать мое имя.

— Казанова.

— Ваше положение?

— Офицер.

— На какой службе?

— Ни на какой.

— Ваша страна?

— Венеция.

— Откуда вы приехали?

— Это не ваше дело.

Я остался весьма доволен своими ответами. Я видел, что хозяин подошел ко мне со своими вопросами, подстрекаемый несколькими любопытными, потому что знал, что в Болонье живут вполне свободно.

Назавтра я пошел к банкиру Орси, чтобы разменять вексель. Я взял сотню цехинов и вексель на шестьсот на Венецию. Потом пошел прогуляться на «montagnola»[8]. На третий день, когда я пил послеобеденный кофе, сказали, что меня спрашивает банкир Орси. Заинтригованный этим визитом, я увидел его вместе с монсеньором Корнаро. Я сделал вид, что его не узнал. Сказав, что он пришел выдать мне денег с моего счета, он представил мне прелата. Поднявшись, я сказал, что счастлив с ним познакомиться. Тот ответил, что мы знакомы по Венеции и Риму; я ответил ему с обиженным видом, что наверняка он ошибается. Прелат стал серьезен и, вместо того, чтобы настаивать, стал извиняться, тем более, что он полагал, что догадывается о причине моей сдержанности. Выпив кофе, он ушел, пригласив меня приходить к нему на другой день завтракать.

Решив продолжать отпираться, я пришел к нему. Я не хотел признаваться, что я тот, кого Монсеньор знал, из-за поддельного звания офицера, которое я на себя взял. Новичок в деле самозванства, я не учитывал, что в Болонье я ничем не рисковал.

Прелат, который тогда был апостолическим протонотарием, сказал, выпив со мной шоколаду, что резоны, по которым я скрываюсь, могут быть вполне разумны, но я неправ, отказывая ему в доверии, потому что дело, которым я занят, делает мне честь. На мой ответ, что я не знаю, о каком деле он говорит, он попросил меня прочесть статью в газете из «Песаро», которая была с ним: «Г-н де Казанова, офицер полка королевы, дезертировал, после того, как убил на дуэли своего капитана. Неизвестны обстоятельства этой дуэли; известно только, что означенный офицер направился в Римини на лошади того другого, который остался мертв».

Очень удивленный этой мешаниной, в которой очень малая толика правды была смешана с выдумкой, не теряя власти над своей физиономией, я сказал ему, что Казанова, о котором идет речь в газете, должно быть, другой.

— Это может быть; но вы наверняка тот самый, которого я видел у кардинала Аквавива месяц назад, и два месяца назад в Венеции у своей сестры мадам Лоредан; Бушетти из Анконы также называет вас аббатом в своем переводном векселе на Орси.

— Прекрасно, монсеньер. Ваше преподобие заставляет меня признаться; я тот самый Казанова, но я умоляю вас воздержаться от всех остальных вопросов, которые вы могли бы мне задать. Честь обязывает меня в настоящее время к самому строгому молчанию.

— Этого мне достаточно, и я удовлетворен.

— Поговорим о другом.

— После нескольких учтивых фраз я его покинул, поблагодарив за все его предложения. Я увидел его снова через шестнадцать лет. Мы поговорим об этом в свое время.

Смеясь про себя над всеми ложными историями и обстоятельствами, которые объединились, чтобы в совокупности создать впечатление правды, я с этого времени стал убежденным пирронистом в отношении достоверности исторических фактов. Я получал истинное удовольствие, поощряя, единственно благодаря своей сдержанности, убеждение в голове аббата Корнаро, что я и есть тот Казанова, о котором говорит газета из Пезаро.

Я был уверен, что он напишет в Венецию, где этот факт доставит мне чести, по крайней мере, до тех пор, пока до них не дойдет правда, что, впрочем, подтвердит мою твердость. Исходя из этого, я решил держаться такой линии, пока не получу письма от Терезы. Я решил предложить ей приехать в Венецию, там я мог ее ожидать с гораздо большим удобством, чем в Болонье, и ничто у меня на родине не могло помешать мне жениться на ней публично. В ожидании этого, произошедшая история меня развлекала. Я ежедневно ждал газетных разоблачений. Офицер Казанова должен был бы смеяться как та лошадь, на которой газетчик из Пезаро заставил его приехать, так же как я смеялся над своим капризом, заставившим меня одеться офицером в Болонье, что послужило основанием всей этой истории.

На четвертый день моего пребывания в этом городе я получил большое письмо от Терезы, присланное с нарочным. В письмо были вложены два отдельных листа. Она мне сообщала, что на другой день после моего ухода из Римини барон Ваис привел к ней герцога де Кастропиньяно, который, послушав ее пение под клавесин, предложил ей тысячу унций в год, с оплатой проезда, если она согласится петь в театре Сан-Карло в Неаполе. Она должна туда приехать к маю. Она направила мне копию письма, которое он ей передал. Она попросила у него неделю на ответ, и он согласился. Она ждет только моего ответа на свое письмо, чтобы согласиться на предложение герцога или отказаться от него. На втором вложенном листке Тереза написала еще раз, что посвящает мне всю свою жизнь. Она говорила, что если я хочу ехать в Неаполь вместе с ней, она направится туда, как ей предложено, а если мне неприятно возвращаться в Неаполь, я должен отказаться от этой дороги и быть уверенным, что она не мыслит себе ни другой судьбы, ни другого счастья, чем сделать меня довольным и счастливым.