Павел Саксонов - Можайский — 7: Завершение

• Название: Можайский — 7: Завершение
• Автор: Павел Саксонов
• Жанр: Детектив

Не очень-то многого добившись в столице, Можайский на свой страх и риск отправляется в Венецию, где должно состояться странное собрание исчезнувших из Петербурга людей. Сопровождает Юрия Михайловича Гесс, благородно решивший сопутствовать своему начальнику и в этом его «предприятии». Но вот вопрос: смогут ли Юрий Михайлович и Вадим Арнольдович добиться хоть чего-то на чужбине, если уж и на отеческой земле им не слишком повезло? Сушкин и поручик Любимов в это искренне верят, но и сами они, едва проводив Можайского и Гесса до вокзала, оказываются в ситуации, которую можно охарактеризовать только так — на волосок от смерти!

---

Наконец, никто из этих людей даже не пытался познакомиться с соседями: все они просто сидели — молча, неподвижно, вперившись в сцену. И это было особенно жутко. Сейчас, в наше время, любой из нас, попади он в такое общество, сразу же подобрал бы эпитет — «зомби». Но Владимир Львович и Гесс такого эпитета не знали, хотя и в их душах тоже зашевелился такой же точно неприятный гадливый червячок, какой зашевелился бы и в наших.

— Посмотрите на них, — наклонившись к Гессу, прошептал Владимир Львович, — они словно…

Владимир Львович запнулся, подбирая слово.

— …не отдают себе отчет в том, где находятся и что их ожидает, — подхватил Гесс, давая определение расплывчатое, но, тем не менее, вполне подходившее к ситуации. — Кажется, они спят!

— Именно! — согласился Владимир Львович. — Что это с ними?

— Может, — высказал предположение Гесс, — их чем-нибудь опоили?

Владимир Львович обвел помещение взглядом, но никакого питья — бутылок, бокалов или чего-то подобного — не обнаружил.

— Возможно, конечно, — сказал он тогда, — но…

И тут возвратился Молжанинов.

Семён Яковлевич уселся рядом с Владимиром Львовичем, и тот слегка отодвинулся:

— Что здесь происходит? — спросил он: уже не вполголоса, как обращался к Гессу, а вполне отчетливо. — Как это понимать?

Вместо ответа Молжанинов задал встречный вопрос:

— Оружие при тебе?

Владимир Львович похлопал себя по карману.

Молжанинов удовлетворенно кивнул и, немного перегнувшись через Владимира Львовича, обратился к Гессу:

— Здравствуйте, Вадим Арнольдович! Рад, что и вы пришли. Но где же Юрий Михайлович?

Гесс, как и сам Молжанинов в случае с Владимиром Львовичем, вместо ответа задал встречный вопрос:

— А где господин Талобелов?

Молжанинов слегка дернулся, как будто через него пропустили слабый электрический ток, и махнул рукой в сторону сцены:

— Там. Сейчас появится. Но вы не ответили на мой вопрос…

— Юрий Михайлович, — перебил Молжанинова Гесс, — подойдет в удобное для него время!

— Ах, вот как!

Молжанинов нахмурился.

— Вам что-то не нравится? — спросил тогда Гесс.

— Гм… да… или нет… даже не знаю, что и сказать!

— А все же, — Владимир Львович, — что здесь творится?

Молжанинов дернулся еще раз, поерзал в кресле и, наконец, ответил, но так, что понятней не стало:

— Чертовщина! — выпалил он. — Вот что здесь происходит. Сейчас вы и сами в этом убедитесь!

И снова к Гессу:

— А у вас-то, Вадим Арнольдович, оружие есть? А то ведь Владимиру я написал, предупредил, а вот вы…

Гесс пристально — насколько позволял полумрак — посмотрел на Молжанинова и явно помедлил с ответом, что Молжанинов не преминул заметить:

— Прошу вас, говорите откровенно! — попросил он, и Гессу даже показалось, что в голосе Семена Яковлевича появились взволнованные нотки. — Возможно, от этого зависит ваша жизнь!

— Нет, — честно тогда ответил Гесс. — Оружия у меня нет.

Молжанинов полез в карман, достал из него миниатюрный браунинг новейшей модели — такие только-только стали входить в обиход, преимущественно у склонных к эскападам европейских дам — и протянул его Гессу:

— Тогда возьмите!

Гесс, колеблясь, браунинг принял, взвесил его на ладони, проверил заряд — все патроны оказались на месте:

— Вы уверены?

— Еще бы! — ответил Молжанинов и из другого кармана достал еще один револьвер. — Держите ухо востро и, Бога ради, не оплошайте!

Гесс открыл было рот, но тут же его закрыл: свет на сцене стал ярче, привлекая к сцене всеобщее внимание.

— Начинается! — Молжанинов хлопнул сидевшего с ним рядом Владимира Львовича по колену. — Начинается!

Послышались шаркающие шаги.

На сцену — откуда-то изнутри помещения — вышел Талобелов.

51.

— Дамы и господа! — начал этот странный тип — не то легенда из прошлого, не то сомнительная личность настоящего: то ли борец за вышние интересы, то ли преступник. — Дамы и господа! Прошу внимания!

По залу, разрушая тягостную и неестественную тишину, пронесся шорох: люди зашевелились, как будто отходя от тягостного сна, и начали — не забывая, разумеется, о сцене, поглядывать по сторонам.

Гесс и Владимир Львович, удивленные обращением Талобелова, с неменьшим удивлением — поначалу это обстоятельство как-то ускользнуло от них — обнаружили, что, помимо мужчин, в зале действительно находились и женщины. Причем количество дам было сравнительно велико: на двух-трех мужчин приходилась одна женщина.

— Глазам своим не верю! — прокомментировал открытие Владимир Львович.

Гесс, отойдя от первого впечатления, пояснил:

— Этого нужно было ожидать. Среди заказчиков преступлений были и дамы. Я упустил это из вида, но…

— Тише, господа, — вмешался Молжанинов, — давайте слушать!

Гесс и Владимир Львович замолчали, всё своё внимание обратив на сцену.

— Я, — между тем, продолжал Талобелов, доставая из кармана какие-то списки, — буду называть адреса, а вы, пожалуйста, представляйтесь… всем всё понятно?

По залу снова пронесся шорох: люди закивали головами, кто-то приподнялся, кто-то взмахнул рукой.

— Фонарный переулок!

Поднялся довольно представительного вида мужчина с испитым, однако, лицом. Когда-то это лицо должно было быть очень красивым, но ныне оно являло собою жалкое зрелище. Судя по ряду очевидных примет, мужчине не было и сорока, но выглядел он лет на двадцать старше.

— Губарев! — отозвался он.

Талобелов сделал какую-то пометку в своем списке и торжественно провозгласил:

— Сорок восемь тысяч!

Мужчина поклонился и сел.

— Демидов переулок!

Из кресла — в другом ряду и наискось — поднялся еще один примечательный тип. По виду — вполне себе преуспевающий коммерсант: такого и наметанный глаз мог бы принять за солидного столичного купца первой гильдии, причем из модных. Одет он был самым изысканным образом, без малейшего изъяна или малейшей оплошности, к каковым мог бы придраться строгий ценитель или критик. На шнурке поблескивало дорогое пенсне. На запястье — тип провел рукою по превосходно уложенным волосам — оказались часы на ремешке, хотя ношение таких часов — наручных — еще не стало общим и покамест больше распространялось в армии и в полиции. В общем, безупречность с налетом надежности растекалась от этого человека почти осязаемыми волнами. И всё же… как говорится, наметанный глаз наметанному глазу — рознь. Вадим Арнольдович сразу же понял, что за респектабельной оболочкой скрывается жулик, при этом жулик скорее в прошлом, нежели прямо сейчас, но привычек своих не оставивший и по-прежнему готовый пуститься во все тяжкие.

— Синицын!

Талобелов сделал новую пометку и не менее торжественно, чем в предыдущем случае, провозгласил:

— Сто четырнадцать тысяч двести двадцать шесть… и мелочь!

Жулик — как до него и пьяница — поклонился, но, в отличие от пьяницы, оставшегося немым, усмехнулся и даже как-то кокетливо произнес:

— Мелочь можете оставить себе!

Талобелов — и это было не менее удивительным, чем всё остальное — совершенно серьезно поблагодарил:

— Очень щедро с вашей стороны, господин Синицын! Я это помечу особенным образом!

И он — Талобелов — и в самом деле добавил к первой пометке еще одну.

— Глиняная улица! — сделав пометку по Синицыну, продолжил Талобелов перечень.

Это название поразило Гесса:

— Не может быть! — не удержавшись, воскликнул он. — Как — Глиняная?

Владимир Львович и Молжанинов уставились на Гесса в недоумении.

— Что вас удивляет? — спросил Семён Яковлевич.

— Я не помню, чтобы на Глиняной улице…

— Там еще раньше мануфактура сгорела. Она что же — в поле вашего зрения не попала?

— Мы… мы… — Гесс даже начал запинаться. — Мы думали, только ваша фабрика… ну… того…

Молжанинов саркастически хмыкнул:

— Ищейки!

И больше не добавил ничего.

С кресла поднялась хрупкая дама, что поразило Вадима Арнольдовича еще больше: более даже, чем неожиданно выскочившая на свет Глиняная улица.

— Это еще кто? — спросил он.

— Слушайте! — отмахнулся Молжанинов.

— Карпова!

— Сто девяносто девять тысяч!

Дама дернула плечиком, отчего укрывавшая его накидка соскользнула, повиснув на локте.

— Как — сто девяносто девять? — вопрос дамы прозвучал требовательно, а ее голос был резким. — Мы договаривались иначе! Я…

— Сто девяносто девять! — решительно перебил Талобелов, пальцем показывая даме на кресло.

— Это — грабёж!

— Сядьте! Или вас выведут вон!

Дама побледнела, осеклась и села.

Талобелов обвел взглядом зал, но люди сидели тихо и явных протестов не заявляли.

— Воронежская улица!