Евгений Вишневский - Нас вызывает Таймыр? Записки бродячего повара. Книга вторая

• Название: Нас вызывает Таймыр? Записки бродячего повара. Книга вторая
• Автор: Евгений Вишневский
• Издательство: Армада-пресс
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 2001
• ISBN: 5-309-00267-7

Кто-то с улыбкой предвкушает путешествие на Гавайи, в Египет, Испанию — теплое море, синее небо, белый пароход...

А кого-то «вызывает» Центральный Таймыр, название горного массива Тулай-Киряка-Tac звучит для него дивной музыкой, и влекут его, манят далекие берега ледяного моря Лаптевых...

Евгений Вишневский — путешественник, охотник, драматург, математик, искусный повар — был в тех краях в составе многих экспедиций и каждый день вел записи... ибо любое странствие по России подбрасывает такие неожиданные сюжеты... А какие кулинарные шедевры готовятся на привалах!..

---

Часов около девяти вечера на танцы пришел нганасанин Спирька в кухлянке из оленьего меха. Спирька — личность в поселке известная. Он работает каюром в какой-то геологической экспедиции и в Косистом бывает довольно часто с различными поручениями. В этот день он спешил в поселок что есть сил верхом на своем учике[18], надеясь успеть в кино. Местные националы кино обожают. Причем их вовсе не интересует содержание того, что происходит на экране, им это более или менее все равно.

Они от души радуются, когда просто видят там какую-то жизнь: дома, людей, незнакомые им деревья... А уж если там мелькнет что-нибудь родное: олень, морж, белый медведь или пароход, радости просто нет предела. Так что Спирька сперва очень обрадовался, увидев, что в клубе есть какое-то мероприятие. Он простоял в углу клуба до самого конца танцев, ожидая, когда же наконец начнется главное — кино! Так ничего он и не понял (танцы Спирька, похоже, видел первый раз в жизни) и ушел домой. Игриво настроенный Лев Васильевич и Олег (к вечеру «наш» экипаж уже вернулся с задания) долго подбивали Наташу пригласить Спирьку на танец. Но Наташа была совершенно трезва, а потому отказалась от этого глупого и бестактного поступка.

Часов около одиннадцати вечера кто-то деликатно тронул меня за локоть. Я обернулся: рядом со мной стоял местный милиционер и куда-то таинственно приглашал меня, маня пальцем. Ничего не понимая, я тем не менее пошел вслед за милиционером. Мы пришли в местный опорный пункт по охране общественного порядка. Милиционер укоризненно посмотрел на меня, горько вздохнул и сказал:

— Придется признаваться.

— В чем? — вытаращил я глаза.

— Во всем, — вздохнул он еще тяжелее и отпер «холодную» — обыкновенную кладовку с нарами и откидным столиком у задней стены, потом принес мне туда несколько листков чистой бумаги, шариковую ручку и, прежде чем запереть дверь моей камеры на большой висячий замок, все так же грустно добавил: — Вот ручка, вот бумага, пиши все, как есть... со всеми подробностями, про свою предпринимательскую деятельность, — и, прежде чем я успел что-то возразить, вышел.

Я был настолько ошарашен всем произошедшим, что пришел в себя, лишь когда завизжал ключ в замке на двери моей камеры. Что писать? О чем? Какая предпринимательская деятельность? Что мне инкриминируют, так сказать, вменяют в вину?

Просидев минут пять и ничего путного так и не придумав, я начал что есть мочи колотить кулаками в двери камеры и что есть силы орать:

— Откройте! Сейчас же выпустите меня отсюда! Я ни в чем не виноват! Я буду жаловаться! Мы — научные работники! Выполняем важнейшее правительственное задание!

Ответом мне было молчание — очевидно, милиционер ушел в клуб наблюдать за порядком.

Вот ведь египетская ситуация! Что же мне делать-то?! Я еще раз попытался успокоиться, собраться с духом и выработать какую-то стратегию, что ли, план жизни и действий в столь необычных условиях. Однако сколько ни пытался я придумать хоть что-нибудь, ничего у меня не получалось. Единственное, чего мне удалось добиться, так это гнева и ярости на самого себя.

«Ну что за остолоп! — мысленно костерил я себя. — Нужно было сопротивляться, требовать объяснений, предъявления юридических санкций наконец. А вот теперь сиди и свисти в кулак! Сколько мне еще сидеть здесь? Час? Ночь? Сутки? Неделю?»

Однако сидеть в «холодной» пришлось мне совсем немного, не более часа. Вскоре я услышал неясный шум, который все усиливался и усиливался и вскоре достиг своего апогея: мне показалось, что помещение опорного пункта брали штурмом. Я вновь вскочил на ноги и начал барабанить в двери:

— Откройте! Сейчас же откройте и выпустите меня! Вы не имеете права содержать меня здесь, не предъявив никаких обвинений!

Ключ в дверях завизжал снова, и в приоткрывшуюся дверь я увидел взъерошенного, перепуганного насмерть милиционера, а за ним — толпу разъяренных летчиков, в которой выделялся здоровенный седой пилот с «Ил-14» (с самолета полярной ледовой разведки). Толпа орала на разные голоса:

— А ну выпускай его на свободу!

— Ишь чего выдумал, гад!

— Развели вас на нашу шею, дармоедов!

— Да мы всю твою богадельню сейчас по кирпичику разнесем!

— Сожжем ее к нехорошей матери!

И перекрывая рев толпы, пилот с «Ил-14» орал рокочущим басом:

— А с тобой мы знаешь что сделаем?! Снимем штаны, отвезем в тундру и там бросим!

Милиционер же, чуть не плача, орал при этом на меня:

— Так какого же рожна ты мне сразу не сказал, что денег-то с них не берешь, а?! Свалился на мою голову, понимаешь, повар-общественник! А эти курицы тоже хороши: приехал, дескать, делец, открыл частную столовку и деньгами матрацовку набивает. Откуда же я знал, что ты этакий Иисусик?!

— Какие курицы?! — ошарашенно спросил я.

— Известно, какие — поварихи из столовой! — кричал милиционер. — И дернул же меня черт связаться с ними, да еще в такой день! Ведь как чуял я...

Но что он чуял, узнать мне не удалось, поскольку толпа нетрезвых летчиков подхватила меня на руки и понесла, как героя, в клуб. Однако веселиться мне уже почему-то не хотелось, и я пошел домой. Но одному быть дома было тоже невмоготу, и я вновь вернулся к клубу.

Часов около четырех в круг танцующих вышла врач Валя и заявила:

— Всем экипажам отправляться спать. Кто останется еще хотя бы на десять минут, завтра в рейс не выйдет! — И столько в ее голосе было решимости, что все летчики сразу поверили, что так оно и будет (обычно-то они не очень верят ее строгости), и танцы прекратились сами собой.

Но спать отправились далеко не все: до позднего утра многие летчики колобродили еще по поселку. Особенно буйствовал тот самый командир «Ил-14», что обещал снять штаны с милиционера, седой, представительный летчик со множеством нашивок. Он гонял по всему поселку молоденькую дочку пекарки и при этом орал благим матом:

— Да не бойся ты! Чего ты боишься-то?! У меня знаешь сколько денег?! С ног до головы обсыплю!

Около клуба, собрав свои инструменты, сиротливо сидели на скамеечке солдаты из художественной самодеятельности. Выяснилось, что идти им некуда: на море шторм, по воздуху домой не добраться — ни одного трезвого летчика. Пешком идти — далековато: сорок километров.

— Ну что же, пойдемте тогда к нам, — пригласил их я. — Особенного комфорта не обещаю, но маленькую комнатку выделим. Кровати с панцирными сетками там есть, дадим вам шкур оленьих, брезенты, палатку. Переночуете как-нибудь.

И солдаты пошли к нам ночевать.

Перед сном они решили устроить себе товарищеский ужин с выпивкой. Но если со спиртным у них было хорошо (по бутылке водки на каждого), то с едой дело обстояло много хуже (одна банка рыбных консервов на всех). Я дал им хлеба, отрезал кусок оленьего окорока, положил на тарелку жареной рыбы.

— Вот у вас сегодня праздник, верно? — спрашивает меня щуплый бас-гитарист. — А мы к вам почему приехали, как полагаешь?

— Ну, наверное, и вам охота попраздновать с нами, — пожал я плечами, — тем более такой повод. Да и от начальства подальше. На девушек посмотреть, помузицировать в меру своих сил, стопку-другую на приволье выпить...

— Не-е-е-е-ет, — покрутил у меня перед носом пальцем бас-гитарист (палец у него был длинный с грязным и кривым ногтем), — все неправильно понимаешь. Мы приехали сюда, чтобы у вас настоящий праздник был. С живой музыкой. Чтобы, значит, концерт — так концерт, танцы — так танцы, музыка — так музыка!..

Я усмехнулся (все музыканты были уже прилично выпивши):

— Чего смеяться-то, ребята?! Ну, какая же у вас музыка, ведь в основном врете вы, а не играете.

Солдат очень обиделся на меня, хотел, как видно, сказать что-то едкое в ответ, но долго собирался с мыслями. А в это время к нам в общежитие вошел капитан, маленький, тщедушный чернявый тип какой-то северокавказской национальности (замполит, начальник этих солдат, как выяснилось вскоре). Солдаты моментально выстроились в шеренгу в прихожей, рассовав бутылки по карманам. Капитан, ступая с пятки на носок, прошелся вдоль этого строя, и тут же выяснилось, что он мертвецки пьян.

— Вы у меня вот что, — заплетающимся голосом проорал он, — смотрите... Чтобы ни-ни-ни! — Он поднял палец вверх. — Партия алкоголизму войну объявила не на жизнь, а на смерть!.. Так что ежели кто-нибудь из вас...

В этот момент раздался тяжелый глухой удар: у одного из солдат в кармане, как видно, была дыра, и бутылка водки, скользнув вниз по штанине, стукнулась днищем о пол. Однако капитан ничего этого не заметил. Пока он неуклюже разворачивался через правое плечо, солдат (это был все тот же бас-гитарист) быстро сунул бутылку на печку за деревянную доску, на которой я обычно разделываю рыбу.

Капитан протяжно икнул, еще раз погрозил солдатам пальцем и вышел. В окно мы увидели, как он загремел с лестницы и пересчитал своей физиономией все ее ступеньки.