Кейт Лаумер - Машина времени шутит

• Название: Машина времени шутит
• Автор: Кейт Лаумер
• Издательство: «Флокс»
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1994
• ISBN: 5-87198-056-2

В сборник вошло 4 романа и 2 рассказа известнейшего современного американского фантаста К. Лаумера.

Со времени первой публикации в 1966 году его произведения завоевали признательность читателей всего мира. Взгляд этого писателя на связь времен, сущность человечества, его проблемы и способность к выживанию очень оригинален и побуждает читателя мыслить самостоятельно и действовать неординарно.

Нашему читателю впервые предстоит встреча с романами К. Лаумера о путешествиях во времени, приключениях, любви и становлении личности.

Содержание:

Машина времени шутит. Роман. Перевод В. Кемова, В. Кузьминова

Ночь иллюзий. Роман. Перевод С. Коноплева

Ловушка времени. Роман. Перевод В. Акимова

Изнанка времени. Роман. Перевод Н. Хохловой

Договор на равных. Рассказ. Перевод Е. Гаркави

На пороге. Рассказ. Перевод Д. Изуткина

Художник: С. Соколов

Составитель: С. Барсов

---

Я взглянул на нее. Ее глаза были большими и темными, волосы — искрасно-черными, влажный локон лежал на белой коже.

— Мы не должны трогать его.

— Но — Чааз не может попасть сюда, Ричард.

Я посмотрел на Рузвельта. В медицине я много не смыслю, но мне приходилось видеть умирающих, поэтому я поднял его. Девушка прокладывала дорогу вниз сквозь темные залы, среди черных лиан, упавших статуй наружу, в аромат ночи.

В центре заполненного сорняками сада в сухом фонтане прыгали каменные русалки. Иронель потянула в сторону ветвь с листьями от скрюченного дерева, проросшего сквозь трещину в бассейне, и обнажила отверстие. Каменные ступеньки вели вниз под небольшим углом в аромат грибницы и сырой глины. Иронель вела. В помещении на дне она сверкнула моим фонарем на прогнувшиеся полки, загруженные пыльными винными бутылками. У дальнего конца в стене был пролом, как гигантская крысиная нора. Оттуда тек запах, как из обезьянника в зоопарке.

Иронель, кажется, к этому привыкла. Она подошла к отверстию и позвала:

— Чааз, это я, Иронель. И Ричард, мой друг. Мы принесли Питера!

Оттуда донесся звук, как будто вдали перемалывали друг друга валуны под землей. Иронель повернулась ко мне.

— Чааз говорит, что мы можем внести его.

Я вошел в отверстие и начал спускаться; это был туннель с ровными стенками. Он извивался, углублялся, кончаясь сложной стеной шишковатой сырой кожи, блокировавшей туннель. Иронель направила свет на стену, и я увидел, что это было лицо с широким крючковатым носом, запавшими веками, которые поднялись, чтобы показать блестящие глаза размером с баскетбольный мяч, только шести футов в диаметре. Под стать глазам были волосы на щеках, грубые, как шерсть мамонта, и наклонный сморщенный лоб. Там, где не было волос, кожа была черной, чешуйчатой и морщинистой, как зад носорога. Под пурпурными краями губ виднелись концы обломанных зубов размером с могильный камень торговца. Рот открылся, и загрохотал голос.

— Он говорит, положите его сюда, вниз, — перевела Иронель. Я сделал, как она просила, и теперь Рузвельт лежал смертельно бледный, похожий на труп.

Глазищи чудовища блуждали по его телу. Из огромного рта выпятился язык, похожий на розовое перовое одеяло, проверил воздух и ушел обратно.

— Этот заставил подвигать скалы? — Мощный голос на этот раз прогудел ясно — или, может быть, я научился понимать речь землетрясения.

— Он не знал, Чааз, дорогой, — умоляющим тоном сказала Иронель. — Он не хотел повредить.

— Камень ранил меня, — сказал Чааз, поворачивая свою гигантскую скулу так, что в поле зрения появился край черной, запекшейся раны, достаточно большой, чтобы вложить руку.

— Бедный Чааз — это очень сильно тебя ранило?

— Не очень, Иронель. — Лицо вернулось на место, поднялось, и слеза, что могла бы наполнить чайную ложку, растеклась внизу по кожистому лицу. — Не волнуйся из-за Чааза, Иронель. С Чаазом все в порядке.

— А ты можешь помочь Питеру?

Невероятные глаза снова повернулись, уставившись на бессознательное тело, веки пошли вниз, наполовину скрыв глаза подобно сморщенным кожаным заслонкам.

— Я попытаюсь, — прогрохотало чудовище. — Я чувствую место ранения… там. Плохая, плохая рана… но не из тех, что убьет Питера. Нет, там есть что-то что давит — там и там! Но я вытолкну… вытолкну… их снова… — Его голос перешел в бормотание, похожее на потрескивание краев ледника при весеннем таянии.

Рузвельт шевельнулся, издал невнятный звук. Иронель положила руку на его лоб. Я держал свет и видел, как на его лицо медленно возвращаются краски. Он вздохнул, без перерыва задвигал руками, затем снова затих. Его дыхание стало легче.

— А-х-х-х, — простонал Чааз. — Плохое все еще там, Иронель! Я нащупал его, но чувствую, как еще шевелится дурное! Лучше я убью его сейчас…

— Нет, Чааз! — Иронель бросилась к Рузвельту, наполовину прикрыв его. — Ты не должен..!

— Я чувствую что-то там, внутри него, — сказал Чааз. — То, что заставляет меня пугаться!

— Он только человек, Чааз — он сам это сказал. Как Ричард! Скажи ему, Ричард! — Иронель схватила меня за руку. — Скажи Чаазу, что Питер наш друг!

— Какого рода дурные вещи вы чувствуете внутри него, Чааз? — спросил я гигантское лицо.

Он повернул на меня свои китовые глаза.

— Когда камни падают, я их чувствую, — сказал он. — Когда я потянулся внутрь его — почувствовал их снова. Там бродят черные вещи, Ричард, притаясь в красных кавернах спящего мозга. Он может похоронить в земле весь этот мир в угоду образу, который хранит там тайно.

— У себя дома он значительный человек, — сказал я. — Он пришел попытаться спасти свой мир. Он сделал ошибку, и это его почти убило. Я не думаю, что сейчас он может чем-то причинить вред.

Чааз застонал.

— Я узнал его во сне, когда спал здесь, под землей. Почему он пришел, Ричард? И почему ты? Ибо тебя я тоже видел во сне, двигающегося сквозь яркий, бесконечный рисунок мира. Рок навис над нашими головами и над его. Но я не знаю, чей рок сильнее. — Он снова застонал. — Я боюсь его, Ричард, но ради блага Иронель отпускаю на волю его судьбу. Сейчас забирайте его от меня. Его мозг взбудоражен, и боль от этого тревожит раны в моем сердце!

Я поднял Рузвельта и понес его обратно сквозь вонючий туннель наверх, в комнату Иронель.

Когда она разбудила меня, я увидел дольку золотой дыни на золотом блюде и гроздья красного винограда, каждая ягодка которого была величиной со сливу.

— Рузвельту стало лучше, — сказала она.

Я встал и подошел посмотреть на него, лежащего на спине и все еще без сознания. На мой взгляд, различий в том, как он выглядел, не было, но температура, пульс и дыхание, казались нормальными. Возможно, я был лучшим нейрохирургом, чем думал.

Иронель взяла меня на экскурсию по своему королевству: более низкие этажи здания, где она спала, сад, остатки улицы, которую потрясло землетрясение. При свете раннего утра, просачивающегося сквозь листья, его перекрывающие, улица обрела какую-то странную молчаливую красоту. Иронель вела меня за руку, показывая маленькие картины цветов, растущих в сокровенных местах, чистый пруд в бассейне, что, должно быть, когда-то был прекрасным фонтаном; вела меня туда, где лежали разбросанными в буйной траве красивые камни — фрагменты алебастровых статуй.

Мы спускались по расколотым мраморным ступеням под гигантское старое дерево и купались в черном пруду; влезали на разрушенную башню и смотрели через филигранно вырезанное окно на вид других башен, разбросанных среди джунглей. Вечером мы сидели на скамейке в саду и слушали гуканье, скрипы и шипение ночных существ, что подкрадывались к самой границе сада. Иногда она рассказывала, щебеча, о друзьях и играх; в другой раз — пела странные короткие немелодичные песни: А иногда она просто улыбалась, радуясь жизни, как цветок.

У меня было множество вопросов, которые я хотел бы задать, но не задавал. Она была похожа на спящего ребенка; я не хотел будить ее. Этой ночью она пришла в мою постель спать и спала со мной, как дитя.

Прошел второй день, и Рузвельт проснулся. Подарив нам слабую улыбку, он снова ушел в сон. Он бодрствовал и на следующий день. Казалось, он был самим собой. Он притворялся, что не сохранил воспоминаний о чем бы то ни было с того времени, когда мы встретили девушку.

Он быстро шел на поправку. На четвертый день, на обратном пути из экспедиции к краю джунглей, где я собирал фрукты, я услышал злой вой — это был Вроделик, как будто он сошел с ума.

Я уронил красные и желтые манго и помчался к воротам. В десяти футах внутри сада я нашел грифона, распростертого рядом с дельфиньим фонтаном, с тремя дырами в теле. Он стонал, пытался подняться, но упал назад, мертвый, с разинутым клювом. Я бегом пересек парк и, поднявшись по ступеням, крикнул Иронель. Ответа не было. Что-то издало мягкий звук сзади меня. Я повернулся, как раз чтобы увидеть Рузвельта, выходящего из тени с нерв-автоматом, нацеленным на мою голову.

— Извините, Кэрлон, — сказал он, — но другого выхода нет. — Он нажал на курок, и мир поплыл у меня в глазах.

Я лежал на спине, мне снилось, что Рузвельт склонился надо мной. Его лицо было худым, с впалыми щеками, и рана над глазом выпирала, как большое X, нарисованное губной помадой. Голос доходил из какого-то далекого, как звезды, места, но мир снова был для меня ясным.

— Вставайте на ноги, Кэрлон. Я парализовал ваши волевые центры, но вы можете меня слышать. Мы должны выполнить долг.

Я почувствовал, что встаю на ноги. Казалось, они находятся в милях от моей головы, которая плавала одна-одинешенька в разряженном слое воздуха высоко над облаками, дрейфующими как раз на пределе зрения. Руки мои были связаны впереди.