Александр Рубан - Сон войны (сборник)

• Название: Сон войны (сборник)
• Автор: Александр Рубан
• Издательство: АСТ, Terra Fantastika
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1996
• ISBN: ISBN 5-7921-0072-1(TF), ISBN 5-88196-705-4(АСТ)

Поезд, застрявший в параллельном мире посреди полигона, где кипит вечный бой между воинами всех эпох и народов. Поиски наследника Российской Империи, затаившегося среди обитателей земной колонии на Марсе. Ветеран-миротворец из нашего ближайшего будущего, видящий незапрограммированные сны. И путешественник по времени, запутавшийся в интригах богов и людей Древней Эллады. Юмор, ирония, сатира. Яркий, образный язык. Увлекательнейшие приключения и тела, и духа. Все это — в повестях томского писателя Александра Рубана — «Сон войны», «Русский Марс», «Белый слон», «Феакийские корабли».

---

Я уступил.

Хельга поведала им, что видела много алмазов на берегу, но такого берега на самом деле, наверное, нет. Да, она очень хотела бы там побывать. Нет, алмазы ей не нужны — просто побродить, поглазеть. Попутешествовать. Нет, она нигде никогда не бывала, кроме Томска. Уровень восприятия трансляций у нее тоже оказался примитивным…

— Мечты-ы… — бормотал первый, записывая. — Тяга к перемене ме-ест… — Кажется, он был удовлетворен.

— В порядке? — спросил он у того, кто рылся в приемнике.

— Одноканальный, — ответил тот, надевая кожух, и щелкнул пломбиром. Настройка не сбита. Альфа-ритмы в норме.

— Не сбита… одноканальный… Следующую ночь вы проведете здесь, господин Тихомиров? Напоминаю: все, что вы…

— Является врачебной тайной — помню… Я не знаю, где я проведу следующую ночь.

— Поймите меня правильно: я вовсе не намерен вмешиваться в вашу личную жизнь. Но если вы будете спать здесь, необходимо установить еще один приемник. Или можно заменить этот на двухканальный, так будет дешевле. — Он покосился на кувшин и пошевелил носом. — Даже дешевле, чем водка.

— Я заплачу, — сказала Хельга. — Они ведь у вас с собой?

— Не надо, — возразил я. — Следующую ночь я проведу дома.

— Ну, а если все-таки здесь, — сказал первый, — то будьте добры, господин Тихомиров, зайдите днем в Консилиум и купите приемник. Или возьмите напрокат — это и вовсе гроши. Не следует подводить хозяйку…

— Не беспокойтесь, — заверил я. — Идеологических трансляций я не пропускаю. К тому же завтра будет интересная тема: подвиг Великомученика Степана. Я с детства преклоняюсь перед этой исторической личностью. Он был истинный миротворец!

(Обруча на мне не было.)

— С детства? Любопытно… — пробормотал первый. — А впрочем, раз вы стали офицером Миротворческих Сил, вам было виднее. Спокойных снов, сограждане!

Третий закрыл свой ящик, и они наконец-то ушли.

Глава 13. Быть живым

— Значит, ты — Парадонова? — спросил я, когда они ушли. — Одно время у нас были на вооружении РТБИ-16 с «затворами Парадонова».

— Да, я их помню, — сказала Хельга. — Такие живые штучки, которые не хотят работать в чужих руках — засыпают.

— Вот-вот — очень умные штучки. Но каждый все-таки старался раздобыть обычный затвор и таскал в кармане. На всякий случай… Так он был конструктор? Не десантник?

— Десантник тоже. Но главным образом артабиолог. Искусственные формы жизни.

— Наверное, не меньше полковника, при такой-то голове?

— Ефрейтор… — Хельга улыбнулась. — Для военных он больше ничего не придумал. Будем досыпать? Пятый час.

Я кивнул и стал раздеваться. Хельга усыпила карниз, мы снова легли, и она взяла меня за руку.

— Про Гондвану — это он тебе рассказывал? — спросил я.

— Мы с ним часто видели этот сон. Он любил все живое.

— А как он попал на Парамушир?

— Как все… Правда, он сам хотел туда попасть. Он следил за корякскими разработками и сильно недоумевал, когда их засекретили. Он не верил, что их возможно использовать в военных целях, для убийства… А потом случилась эта история с полигоном на Парамушире. Он очень обрадовался, когда получил повестку и узнал, что летит туда. Говорил: «Вот хорошо, разберусь на месте!..»

— Разобрался?

— Почти сразу… Это оказалась жизнь. Она действительно не убивает — в ней нет злобы. В любом человеке, даже в самом добром, больше злобы, чем в ней во всей.

— Ну-ну…

Хельга вздохнула.

— Я все еще глухой, да? — улыбнулся я.

Она вместо ответа прижалась ко мне и погладила по щеке.

— Ты утром уйдешь домой? — шепнула она. — К Нике?

— Я люблю ее, Хельга. Честно. Это не значок.

— Я вижу…

«Тебя тоже», — подумал я.

Она кивнула и легла мне на плечо. Как Ника.

— Давай спать, — шепнула она.

— Поспим вместе? — спросил я.

— Нет. Просто спать. Тебя усыпить?

— Да.

— Спи…

…Хельга разбудила меня в половине девятого — Яков подходил к дому, и она «увидела» его. Мой пуховик он принес на себе. Забрать его оказалось просто: никто меня в штабе вчера не хватился. Никого из первосрочников тоже не теряли — у них была пробная мобилизация. Построили на первом этаже, провели перекличку и отпустили. На радостях, что обошлось, они сразу брызнули по домам и пооставляли в гардеробе кто что. Сейчас прибредают поодиночке, все как один с похмела, и забирают.

Яков не стал дожидаться чая, он только спросил, есть ли еще водка. Водка, слава Богу, была. Он выпил, предварительно капнув из своего пузырька, зажевал колечком лука и ушел. Ему нужно было работать: печень, кажется, немного отпустила…

Хельга заварила чай, мы сели его пить и пили долго.

— Ты сразу домой? — спросила она, когда мы выпили весь, намолчались глазами, и я уже надевал свой пуховик.

— Сначала в Клуб. Надо предупредить еще одного.

— Виктор, повестки не было, — настойчиво сказала Хельга.

Я покивал.

— Вот увидишь: Яков не получит никакой повестки!

— Я понимаю, Хельга… — терпеливо сказал я. — Повестка — это значок. Но повестка всегда значок.

— Тебе показалось, что это повестка, а это был какой-то другой значок. Ты запутался в значках. Один ты не любишь, но принимаешь: ты его ждал. А от другого ты отталкиваешься всем живым, что в тебе есть. Рыба видит, что червяк на крючке — и все равно хватает его. Но иногда вместо червяка на крючок насаживают просто шерстинку…

— Военные сны однозначны, Хельга. Эти значки ни с какими другими не спутаешь.

— Виктор, пожалуйста, если тебе снова покажется, что ты получил повестку — не ходи туда!

— Я офицер, Хельга. И это может оказаться действительно повестка. Червяк, а не шерстинка.

— Сначала найди меня, ладно? Я тебе скажу: запутался ты или нет. Пожалуйста.

Я обнял ее и поцеловал ее зеленые глаза.

— Упрямый… — всхлипнула она, пряча лицо у меня на груди. — Глухой… Такой живой — и такой глухой… Ну тогда хотя бы не ищи того, который жег фургоны. Который хочет забрать у вас номера и сделать их совсем мертвыми не ищи его, ладно?

— Вот уж кого я совсем не намерен искать!

— Вообще не встречайся с ним!

— Он меня сам избегает — и правильно делает. Был у меня с ним один разговор… прикосновениями. Вот после этого разговора он меня избегает.

— И ты его избегай. Как его зовут?

— Полковник Тишина.

— Я запомню. Если вдруг с тобой что-то случится, я буду знать, что это он. И такие, как он.

— И что ты с ними сделаешь?

— Я стану ведьмой!

Я заглянул в ее зеленые глаза — и мне стало страшно. Не за полковника Тишину. За Хельгу.

— Оставайся колдуньей, — попросил я.

— А ты — живи. Живи, слышишь? Будь живым.

— Договорились. Буду.

— Иди! — Хельга высвободилась из моих объятий и, пятясь, пошла от меня, пока не уперлась в стол. — Иди в свой бордель. Потом иди к своей жене. — (Это были значки. Ее глаза говорили совсем другое — и я слышал, что именно…) — Уходи. Живи.

Она отвернулась, отпуская меня, и я ушел…

Этот район Томска я хорошо знал — он почти не изменился за двадцать лет. А может быть, и за столетие. Может быть, он был таким еще при Великомученике Степане. Разве что яйцекладущие белки тогда еще не вили гнезда под стрехами деревянных домов, да у лошадей еще не вырастали рудиментарные крылышки: это началось недавно, после 147-й аварии на Северском заводе.

«Живи…» — думал я, шагая и ежась на утреннем холодке. Я не мерз, потому что на мне был пуховик, а просто ежился по привычке. «Живи». Этот значок может означать слишком многое. Живет ли, например, полковник Тишина? Или Хельге нужно стать ведьмой, чтобы увидеть его? Живи… Я улыбнулся небу, грачам, яйцекладущей белке, которая сердито затрещала на меня из своего гнезда… Я буду жить. Еще чуть-чуть — и стану совсем колдун. Это так много и так бесполезно.

С Воскресенской Горки я решил спуститься не там, где мы с Хельгой бежали вчера, а более прямой дорогой: через Обруб, дворами, задами и переулками, и очень скоро вышел на площадь Святых Сновидцев. Отсюда было уже рукой подать до Клуба.

Посередине площади, на своем исконном месте, был недавно установлен памятник Сновидцу Владимиру, не то отреставрированный по древним фотографиям, не то отлитый заново по ним же. Просветленный взор Сновидца устремлялся в даль. Туда же простиралась его рука, указуя не то на Дворец Сновидений, не то на Окружной Консилиум. А может, ни на то, ни на другое, а на медный бюст Великомученика Степана между ними… Как гласит официальное предание, сто лет тому назад в одном из этих зданий (скорее всего, в Консилиуме, тогдашней мэрии) Степан принял муку. Толпа озверелых коммерсантов била его ногами. А он безропотно подставлял то правую, то левую ягодицу, приговаривал: «Бог вас простит!» — и толково, но тщетно проповедовал своим мучителям политику Первого Российского президента, умиротворявшего парламент. Думается, что легенда сильно приукрашена: я бы на месте этого великомученика… Ну, да историкам виднее.