Андрей Жуков - Барон Унгерн. Даурский крестоносец или буддист с мечом

• Название: Барон Унгерн. Даурский крестоносец или буддист с мечом
• Автор: Андрей Жуков
• Издательство: Вече
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-4444-0438-6

Личность генерал-лейтенанта Р. Ф. фон Унгерн-Штернберга была выдвинута на первые роли в истории противостоянием «двух непримиримых России — красной и белой», сошедшихся в смертельной схватке, из которой победительницей выйти могла лишь одна сторона…

Книга А. В. Жукова рассказывает о судьбе барона Унгерн-Штернберга, одного из руководителей Белого движения в Забайкалье и Монголии, убежденного монархиста и идейного противника революции. Автор рассматривает весь комплекс религиозных, политических, национальных взглядов барона Унгерна — «последнего крестоносца».

---

Вообще, русская трагедия, начавшаяся Февральской революцией 1917 года и продолжившаяся октябрьским переворотом и Гражданской войной, не могла уже осмысливаться в привычных материалистических категориях. Апокалиптические и эсхатологические мотивы начинают звучать в творчестве многих русских прозаиков и поэтов. Только с помощью вечных библейских образов, кажется, можно понять происходящее. Еще в 1915 году, предчувствуя грядущие страшные потрясения, к образу Архистратига Михаила обращается замечательный русский художник В. М. Васнецов. На одной из его картин Архангел Михаил, стоящий во главе Сил Господних, поражает светоносным копьем самого князя тьмы, одетого в ярко-красный хитон цвета революционного флага и распростертого над древней русской столицей…

В 1924 году, спустя три года после гибели барона Унгерна, Михаил Кузмин, один из самых «эстетствующих» русских поэтов Серебряного века и одновременно глубокий знаток Священного Писания, создает, наверное, свое лучшее, исполненное высокого трагизма произведение — чрезвычайно «унгерновское» по своему духу стихотворение «Не губернаторша сидела с офицером…». В этом стихотворении, построенном как беседа Богородицы с Михаилом Архангелом, владычица небесная так говорит Архистратигу Михаилу об обитателях Советской России, смирившихся с безбожной властью большевиков: «Прожить нельзя без веры и надежды \ И без Царя, ниспосланного Богом. \ Я женщина. Жалею и злодея. \ Но этих за людей я не считаю. \ Ведь сами от себя они отверглись \ И от души бессмертной отказались. \ Тебе предам их. Действуй справедливо. \ Умолкла, от шитья не отрываясь. \ Но слезы не блеснули на ресницах. \ И сумрачно стоял Михал-Архангел, \ А на броне пожаром солнце рдело…» В системе эсхатологической мифологии барона Унгерна Архангел Михаил занимал крайне важное место. Мы помним, что на знамени дивизии Унгерна была начертана монограмма «М.II», обычно соотносимая с братом Николая II — Великим князем Михаилом Александровичем. В знаменитом Приказе № 15 приводился отрывок из книги Св. Пророка Даниила: «И восстанет в то время Михаил, князь великий, стоящий за сынов народа Твоего; и наступит время тяжкое, какого не бывало с тех пор, как существуют люди, до сего времени, но спасутся в это время из народа Твоего все, которые найдены будут записанными в книге…» Безусловно, сам библейский «Михаил» сопоставлялся Унгерном не только (и даже не столько) с великим князем Михаилом Александровичем, как с его небесным покровителем — грозным Архангелом Михаилом (которому, между прочим, сочинил канон царь Иоанн Васильевич Грозный), который в преддверии Божьего суда наказывает нечестивцев и грешников, тем самым содействуя их спасению в Вечности: «Смертию нас назирает, и от суеты мира избавляет, и на суд праведни ко Христу представляет, и от вечных мук избавляет…» Исследовавшая культ архангела Михаила О. А. Добиаш-Рождественская писала: «Он (архангел Михаил. — А. Ж.) почти на границе добра и зла. Борясь за добро, он часто бывает яростен; иногда бесцельно жесток. Он карает, убивает, сечет розгами, уносит смерчем, ударяет молнией…» Для мистически настроенного барона Унгерна библейские образы не были отвлеченным знанием: звезды действительно должны падать с небес, и саранча действительно будет величиной с коня, и Архангел Михаил с огненным мечом действительно придет покарать отступников и служителем зла…

Поэт Алексей Широпаев имел все основания сказать, что «Унгерн — единственный из белых вождей, кого можно представить скачущим в составе опричных сотен». «Опричные казни превращались в своеобразное русское чистилище перед Страшным судом», — пишет тонкий исследователь эпохи Грозного историк А. Юрганов. «Белый террор» Унгерна — также своеобразное чистилище, через которое должна пройти Россия, дабы смыть с себя скверну большевизма и обрести утраченный «золотой век».

Сможет ли наш современник, живущий в век торжества политкорректности и «общечеловеческих ценностей», в век новых надежд на победу «цивилизации и прогресса», попытаться понять мысли и идеи барона Унгерна? Поддается ли феномен барона Унгерна вообще адекватному описанию, или для нас он является своего рода «областью молчания», недоступной пониманию современного человека? Давайте прислушаемся к словам современного русского философа о. Романа Бычкова, высказанным им в книге, носящей символическое название — «Воля к средневековью»: «Современность же возросла на отрицании всего того, на чем устроялось Средневековье, — Царство Божие заменив царством человеческим, органичность Средневековья — своей раздробленностью, объективность Средневековья — своей субъективностью, конкретику Средневековья — своей отвлеченностью, самособранность Средневековья — своей поверхностностью. В нашем понимании Средневековье и современность — суть два взаимоисключающих образа Бытия, две антагонистические системы, между которыми невозможно никакое «мирное существование». Или одно — или другое». В этих довольно горьких, но совершенно справедливых словах вполне объясняется причина того, почему барон Унгерн выглядел «безумцем» и «сумасшедшим бароном» даже среди своих сотоварищей по белой борьбе, а наше зрение, напрочь искалеченное современным миром, видит в рыцаре Белой идеи «маньяка-убийцу» и «патологическую личность».

Глава 11 Путь на Ургу

… С середины осени 1919 года военная ситуация в Сибири и Забайкалье неуклонно изменялась в пользу красных. Поспешно был оставлен Омск — столица Верховного правителя России адмирала А. В. Колчака. Потеря Омска оказалась не просто военным поражением, но также и огромным моральным ударом по всему Белому движению. Люди, отдававшие борьбе с большевиками все свои силы, внезапно лишились какого-то стержня, каркаса, на котором выстраивалась убежденность в неминуемой победе. Известия с юга России только укрепляли всеобщий пессимизм — армии генерала Деникина, уверенно приближавшиеся к Москве, исчерпав все свои силы, покатились назад, под контрударами красных. Под влиянием военных поражений стала стремительно ухудшаться политическая ситуация непосредственно внутри Белого движения. Потеря Омска белой армией полностью развалила всю структуру всероссийской власти. Сам Колчак, его правительство, Ставка не могли полностью контролировать оперативную обстановку, а вскоре вообще утратили возможность как-либо влиять на нее: Верховный правитель России оказался, в полном смысле слова, заложником так называемых союзников, — французов и чехов, решавших исключительно свои задачи, не имевшие ничего общего с задачами белых армий и объективно способствовавших своими действиями большевикам.

В военном руководстве белых армий произошел раскол — начались постыдные грызня, склоки. Если ранее линия политического разлома проходила между «белым большевизмом» атамана Г. М. Семенова и либеральнореспубликанскими настроениями, господствовавшими в окружении Верховного правителя, то теперь единство было утрачено даже в среде самих колчаковских генералов. Генерал М. К. Дитерихс, отказавшийся оборонять Омск и заявивший, что «защищать Омск равносильно полному поражению всей нашей армии», был немедленно отправлен в отставку и заменен на генерала К. В. Сахарова. Через месяц с небольшим, 9 декабря 1919 года, на станции Тайга генерал А. Н. Пепеляев арестовал генерала Сахарова и потребовал от Колчака суда над ним и восстановления в должности генерала Дитерихса. Колчак был вынужден обратиться к Михаилу Константиновичу с предложением вновь возглавить руководство фронтом. Как отмечают историки, ответ последнего был «безжалостным» — он согласился возглавить армию только при условии немедленного отъезда Колчака из России. Отъезда неважно куда — на юг, к Деникину, или в эмиграцию… Однако вскоре уже сам Верховный правитель был передан «союзниками» в руки проэсеровски настроенного Иркутского политцентра, который немедленно выдал Верховного правителя большевикам.

Ближайшие сотрудники адмирала Колчака своими поступками продлевали цепь предательств, по сути, начатую ими еще в февральско-мартовские дни 1917 года. Генерал от артиллерии Михаил Васильевич Ханжин, назначенный 6 октября 1919 года военным министром правительства Колчака, отправил Верховному правителю телеграмму с предложением отречься от власти в пользу генерала А. И. Деникина. После чего, попросив убежища в одном из поездов иностранных миссий, Ханжин бежал из Иркутска, бросив своего Верховного главнокомандующего на расправу коммунистам. Если так поступали даже люди, связанные военной присягой, что уже говорить о гражданских чинах Омского правительства. Заместитель Председателя Совета министров и Управляющий Министерством иностранных дел Третьяков, вовремя оценивший обстановку и оказавшийся в безопасном Харбине, отправил оттуда А. В. Колчаку телеграмму, в которой, во-первых, заявил о сложении своих званий, а во-вторых, сообщал, что отправляется в Японию для «выяснения настроений». В самое ближайшее время Третьяков оказался в Париже, где уже в 1941 году был разоблачен германской службой безопасности SD как давнии агент советской разведки, причастныи к похищению возглавлявших РОВС генералов Кутепова и Миллера чекистами.