Андрей Щупов - Бродяга

• Название: Бродяга
• Автор: Андрей Щупов
• Жанр: Научная Фантастика

---

-- Есть, наверное, где-нибудь в столе, -- нехотя произнес он. -- Пошукай сам, лады?

-- Ага, и еще релюшку ищу. На ампер или полтора...

-- В столе, -- Евгений Захарович мысленно ругнулся. Он отказывался понимать свое гуттаперчивое поведение. Но уж очень противоречивые качества сочетал в себе Костик. С ним сложно было воевать. Будучи на первый взгляд глупым и безропотным, он умел тем не менее настаивать на своем, замечательно используя снисходительность окружающих и собственный ни на что не претендующий вид. И он же удивительным образом знал содержимое всех столов лаборатории. Подходя с просьбой, он действовал наверняка, и, впервые сообразив это, Евгений Захарович был попросту шокирован. К

ажется, он брякнул тогда легковесное "нет", в чем тут же оказался вежливо изобличен. Деталька, превращенная в улику, перекочевала в руки просильщика, а Евгений Захарович еще долго ощущал мутную неловкость от происшедшего. Глуповатый Костик сумел подобрать к нему ключ, и от факта этого было не отмахнуться. С тех самых пор Евгений Захарович зарекся отказывать подобным просьбам. Костик всегда знал что спрашивать, когда спрашивать и в каком количестве. Наиболее простым было отдать спрашиваемое не споря. Кстати, тот же Костик с мужеством Делаваля совал свои мо

золистые пальцы в клеммы и искрящиеся гнезда. Двести двадцать его ничуть не пугало. Для дела он готов был терпеть, и, глядя в такие минуты на коротко стриженный Костин затылок, Евгений Захарович прощал ему все -- в том числе и странное побирушничество. Жалость вымещала неприязнь так же просто, как подозрение вытесняет доверие. Самое сложное в этом мире -- выдерживать присутствие других людей. По счастью, большинству это, кажется, пока удается...

Ретировался Костик с той же бесшумностью. Как только дверь за ним прикрылась, Евгений Захарович тут же опустил пылающий лоб на сложенные руки. И уже через мгновение, постепенно отключаясь от яви, с торжествующей ленцой принялся наблюдать, как пиво, шеренги бутылок, улыбающийся Костик и наукообразная галиматья, прозванная проспектом, плотным строем шествуют из головы. Мозг пустел и сдувался, как пробитая камера, а празднующий победу вакуум наполнялся скользкими потусторонними видениями. Как известно, природа не терпит пустоты, -- потому и приходят сны, по

дменяющие реальность. И если смерть условно принять за абсолютную пустоту, то правда -- за верующими. Смерти нет и никогда не было! Ее выдумали неучи и завистники. Оно и понятно, -- куда как удобно думать, что злое и доброе заканчивает земной путь в одни и те же сроки. Ан, нет! Ничего подобного! Природа не терпит пустоты. Она терпит лишь злое. Но только до поры до времени...

С этой последней обнадеживающей мыслью Евгений Захарович и уснул. Во сне он, лежа на диване, телепатически двигал вещи, перекладывал с места на место, заставлял повисать в воздухе. Некая часть мозга при этом странно напрягалась, и все-таки манипулировать материей было совсем нетрудно. Заставляя страницы книги, валяющейся на противоположном конце комнаты, бешено перелистываться, он снова и снова поражался, отчего это не получалось у него раньше. Такой пустяк -- захотеть и ЗАСТАВИТЬ вещь ожить! Не поднимая рук, даже не глядя на объект воздействия...

* * *

Встреча одноклассников произошла зимой, в кафе. В складчину арендовали предназначенный для свадебных церемоний зал, заказали роскошный ужин, пару ящиков водки и вина. Прибыли практически все. Да и то сказать, десять лет -- не двадцать и не тридцать. Никто не успел умереть, никто не стал дедушкой или бабушкой. Нарядные и причесанные, бывшие однокашники чинно прохаживались по залу, приглядываясь друг к дружке, заново принимаясь знакомиться. Как-то обошлось без взрывов восторга, без изумленных возгласов и без объятий. Выяснилось, что две трети успело обзавес

тись семьями, оставшаяся треть взирала на жизнь и окружающих с покровительственной усмешкой. Когда нечем хвалиться, хвалятся свободой.

Первые часы прошли совсем как в театре. Играли в ум, в солидность и в благородство. Евгений Захарович не составил исключения. Переходя от одной компании к другой, он не забывал ковырнуть едким словечком политиков, со знанием дела хвалил "Рислинг" и "Боровинку". И, конечно, не обошлось без разговоров о работе, о ценах, о машинах отечественных и иномарках. С удовольствием обсуждали проблему квартирных краж, костерили нерадивую милицию. Но время шло, с катастрофической быстротой количество удобоваримых тем иссякало. Справа и слева начинали заговариваться, зах

одя на повторный круг, и снова всплывали имена все тех же министров, возобновлялась критика национальной политики в восточных регионах. По счастью, скоро сели за стол, и ртуть в термометре общего настроения медленно поползла вверх.

Говорят, алкоголь уводит от жизни, превращает окружающее в иллюзию, -Евгений Захарович полагал иначе. Именно с первыми каплями алкоголя, по его мнению, жизнь и прояснялась по-настоящему. Только шпионы и только в фильмах умеют пить, не забывая при этом своей роли. Нормальные люди, выпив, становятся самими собой. Уже после первых рюмок Евгений Захарович с долей разочарования убедился, что никто из одноклассников не изменился. Одного глотка водки хватило, чтобы уничтожить дистанцию в десять лет. Солидность оказалась вымыслом, а взрослая прическа -- толька пр

ической. Перед ним сидели все те же шестнадцатилетние девчонки и парни, в меру обаятельные и вредные, любители прихвастнуть и едко поспорить.

Пили достаточно дружно. Этому за за десять лет научились все. Отхвалившись дачами и заработками, повели речь о семьях. Тут уже пошел разброд. Кто-то гордился своими детьми, кто-то пренебрежительно называл их щенками. О мужьях и женах большей частью помалкивали. Впрочем, Евгения Захаровича ни первое, ни второе нимало не занимало. Внешне сохраняя беззаботность, он смеялся над общими шутками, но внутренне оставался собран. Друзья-однокашники перестали быть друзьями, и даже две девчушки-подружки, с которыми втайне от всех он в разное время и не слишком долго п

ребывал в интиме, самым загадочным образом отдалились от него, перейдя в ранг просто хороших знакомых. Время лишний раз демонстрировало собственную необратимость, и класс перестал быть их единственным миром, а точнее, -- жизнь заслонила его, небрежным движением тяжеловеса оттеснив в сторону, пледом забвения прикрыв всех, кроме НЕЕ. Евгений Захарович ни на миг не забывал о цели собственного присутствия, о том, зачем он здесь и ради кого, собственно, заявился на это мероприятие.

А она 1 0сидела совсем рядом, через пару человек от него. И хорошо, что не напротив, иначе от напускной беззаботности Евгения Захаровича не осталось бы и следа. Он еще хорошо помнил, что это за страшное оружие -- ее глаза. Встреться он с ними 1 0один на один, не выдержать бы ему и минуты. Кроме того решительные действия не входили в его планы. Уподобляясь гурману, он цедил драгоценные секунды, растягивал удовольствие. Ему вполне хватало и того, что она была здесь, поблизости. Он не претендовал на большее, ибо большего для него попросту не существовало.

Кажется, она тоже не изменилась, а если и изменилась, то к лучшему. Стройная, улыбчивая, с кокетливой челкой на лбу, она напоминала цыганку. И по-прежнему была лучше всех. Он видел и чувствовал ее, даже не оборачиваясь. Влекущий магнетизм позволял обходиться без глаз, без слуха. Впрочем, иногда он слышал ее смех, ее речь. А мгновения, когда она обращалась к нему с невинными вопросами, запечатлевались в памяти сладостными рубцами. Евгений Захарович отвечал мутно, невпопад, и смысл вопросов доходил не сразу. Это смешило соседей, смешило ее, но он не обижался. На с

оседей ему было плевать, а ей он разрешил бы что угодно.

Позже, когда они танцевали, он украдкой заглядывал в темные искрящиеся глаза и внутренне холодел. Холодел от пугливого восторга. Подобные чувства, вероятно, испытывают цветы, распускаясь под призывными лучами солнца. Ибо тепло небесного светила для них не просто тепло, а нечто большее, -- энергия, которую еще предстоит открыть человечеству. Хотя причем здесь цветы?.. Евгений Захарович жмурился. Какое ему дело до них!.. Мысленно отмахиваясь от цветов и солнца, он с медлительностью вдыхал запах близких волос. Ему не хотелось говорить. Не было на свете языка, чт

о мог бы объяснить его состояние. Что-то почувствовав, молчала и она. А, может быть, он заблуждался насчет ее догадливости, и молчала она совсем по иным причинам. Но в этот вечер ему хотелось заблуждаться. Времена, когда она дружила с ним, давно миновали. Детство забывают многие, могла забыть и она. И пусть. Он вовсе не терзался этим. Плывущая вокруг музыка подобно реке уносила сомнения. Он вслушивался в близкое дыхание и без особого смущения живописал себе мысли окружающих. Конечно, он был странен для них. Они не знали его любви. ТАКОЙ 1 0любви они бы, пожалуй, и