Дмитрий Щербинин - Сборник рассказов

• Название: Сборник рассказов
• Автор: Дмитрий Щербинин
• Жанр: Научная Фантастика

---

Дракон весь застыл и очи его, изжигая пространство, ослепительными болевыми шильями прорезались в ночи, - Пьеро глядел в них неотрывно, он чуял, он понимал страсть этого стоглавого.

- Ты спрашиваешь - я ли сын Зари, так ли было? Но я не помню! - в болящем страдании вспыхнул его стоглоточный голос: звездопад усилился все небо чертилось стремительными шрамами, а горизонт вспыхнул беспрерывной, яростной зарницей. - Я не помню, что было в начале. Но я помню боренье, я помню начальное стремленье к чему-то недостижимому - да, это я помню! Я помню время, - бесконечное время одиночества, - миллиард веков... Это вспышки ада - это вопли порожденной мною боли! Там, в моей бесконечной избушки, - я не знаю, есть ли я повелитель той, давящей на меня бесконечности - или же слуга ее! Твоим пеньем я вспомнил, что было что-то за тьмою этих мучительных веков; было что-то столь прекрасное, что, не в силах этого вспомнить, я страдаю сейчас так, как давно не страдал! И это страдание принес мне человек... я благодарен тебе!.. Что же это было - о как мучительно жажду я вернуться туда - за этот ад веков... О-о-о-о!!!

От вопля этого из ушей Пьеро и из ушей Аннэки кровь хлынула, однако они даже не вздрогнули, и, вновь смотрели в очи друг другу, чувствовали себя Богами, способными, питаясь из бесконечных родников друг друга, расти бесконечно...

И вновь глас Дракона:

- Помнишь ли ты наш уговор, певец? Помнишь ли, что, ежели заставишь ты сердце мое всколыхнуться, вспомнить про ЛЮБОВЬ, то я навсегда оставлю этот город, оставлю и эту девушку, но возьму в Ад тебя. Так вот - что такое ЛЮБОВЬ я не вспомнил, но ты принес мне в сердце сладостное, наполняющее меня какими-то неясными мечтами страдание! За тьму веков ты первым донес это до моего сердца!

- А юноша и девушка?

- Про кого ты?

- Про тех двоих молодых влюбленных, которые первые из этого города пожертвовали жизнью, пошли на вечные муки, ради свободы своей земли родной, ради детства, ради пения птиц!

- Про тех... я не знаю, где они... Но я возьму в ад тебя! Слышишь - я оставлю этот город, я оставлю эту девушку - я исполню свою клятву! Ты пойдешь в ад со мной, навечно!

- Да, я готов...

- Что же... - в страдании прошептал дракон, медленно приближая свои огнистые очи.

- Но подожди. - остановил его Пьеро. - Мы уговаривались до рассвета, а он еще не наступил - у меня еще есть время, о страдалец одинокий!

- Но, какой тебе в том толк, певец? Часом больше, часом меньше; все одно - тебя ждет вечность в аду, все одно - вечность ты будешь петь для меня все новые песни...

- Но я увижу в последний раз зарю! Я прощусь с этим миром на рассвете, когда все пробудится к жизни новой. - он смотрел на Аннэку, которая плакала - плакала безмолвно, и лик ее в звездном свете, не был ликом плоти - но был ликом духа - бесконечного и чистого родника. - ... И с тобой мы простимся. - шепнул он.

И вот он вновь провел пальцами по струнам, - глядя на Аннэку, он видел и небосклон за нею - извлекая эту, последнюю свою песнь, он видел, как с каждым его словом разгоралась за нею заря. Как эти могучие огненные потоки страстью по небу разливались, - он огненным вихрем, видя Любовь и Деву, мчался навстречу заре. И дух его парил над телом, он не на Земле ныне стоял - нет он был духом могучим и свободным. И, зная, что Аду Никогда не вобрать его, он свободным голосом пел. Он пел то, что вырывалось потоком, те строки, которые в этом парении изливал дух его строки не придуманные раннее, но извлеченные для вечности прямо теперь, перед зарею, перед смертью тела.

Среди звезд, в бесконечной пустыне,

Расправляя крыл светлую стать,

В серебристо-холодной святыне,

Змей летел и не знал, что сказать.

Он не знал, кто такой он, откуда родился,

И зачем он, - но жаждал узнать,

В нем, ведь, разум нетленный вихрился,

А не космоса тихая гладь.

Вот пред ним, среди звезд, черный замок,

А из замка чуть слышится стон,

"Вот изгиб, вот судьбы моей рок,

Ну, вперед и сомнения вон!"

Вот влетает он в черные залы,

Холод их, как клещами щемит,

Но для крыльев просторы те малы,

Он быстрее на голос летит!

Что за чудо! - так, будто, весь космос,

Нет весь Бог, Жизнь, Печаль в тех словах,

"Нет, не зря в одиночестве рос я,

О неясном грезил в мечтах!"

Вот, пред ним, вся из холода зала,

Ну а в центре, на черной цепи,

Клеть, которая в прутья вобрала,

Ту, что только Любовь назови!

Да, - за прутьями, крылья сложивши,

Пеньем бьется из света душа,

О свободе так долго моливши,

Нежным светом и страстью дыша.

Крылья птицы летавшей сквозь вечность,

Глава девы божественных снов,

А в очах - всего сущего течность,

Также - гул запредельных ветров.

"Кто ты?" - грянул тут змей чистой страстью,

"Кто посмел тебя в клеть заковать?

И какой же, ответь мне, напастью,

Мог так низко он в сердце то пасть?!"

"Ах, ты, змей, ах ты странник крылатый,

Не к чему тебе долгий мой сказ

И довольно - а то будешь ты смятый,

Не найдешь на свободу ты лаз!

Он могучий кудесник, нет равных,

Да и ты, милый мой, обречен!

О, не надо страданий напрасных,

О, лети, пока ты окрылен!"

"Разобью эту клетку сейчас же!

Вместе, в вечность с тобой убежим,

Не узнает кудесник сей даже,

Где любовь мы свою сохраним!"

"Нет! Он сразу узнает дорогу,

Нас догонит в мгновенье одно,

Нет ведь равных ему - нет и Богу,

Начертание лишь боли дано!"

Змей ударил своими крылами,

Клеть разбил, путь к своде открыл,

И, пылая своими мечтами,

Вот, что в страстном полете провыл:

"Что же, пусть так горит начертанье,

Не приемлю спокойствия мглу,

Ненадолго возьму я мечтанье,

Эту думу мою присвяту!

Что ж - пусть ждет впереди наказанье

Наказание тягостней нет,

Чем веков в пустоте истязанья,

Без любви среди холода лет!

Пусть нагонит - но я, ведь, старался,

И, как мог, для Свободы пылал,

Нет - не вором в темницу прокрался,

Просто свет в свое сердце вобрал!

Пусть нагонит, навеки разлучит,

Но я честен был, я вас Любил!

Пусть меня он и скрутит, замучит,

Победить жажду нету в нем сил!

И за свободы несколько мгновений,

Презрев оковы рока и судьбы,

Готов отдать бесцельных океан стремлений,

Ах, было вечно это - ах, кабы!

Но презирая то, что должен сделать

То испугаться, бросить и бежать,

Предателем Любви сердечной стать,

Я сокрушу Его - хоть вечность буду там страдать!"

Позади черный замок остался,

Окружает их звездная пыль,

Да вот рок тут же к ним и подкрался,

И судьбы уже впилась тут быль!

Лишь мгновенье, с любимой полета,

За мгновенье свободы - весь Ад,

И мгновенье иль вечность - нет счета,

Он в мгновении вечности рад.

И без лишних тут слов, звездной дланью,

Протянулась созданья рука,

Легкой, сильной, стремительной ланью,

Крылья смяла - пришла тут тоска.

Повеленье без слов, но едино,

Змея сжало, скрутило всего,

Прежних черт в нем отныне не видно

Камнем длань обратила его.

Черным камнем в безвольном полете,

Он века, во страдании плыл,

Среди звезд в этом давящем гроте,

Бился дух его, жаждущий пыл.

А потом, притяженье позвало,

И летел он падучей звездой,

Много сил то горенье забрало,

Но остался он с вечной мечтой.

И упал он на поле широком,

Черной глыбой навечно там встал,

И к земле то притянутый роком,

Ах, как камень душе его мал!

Подойдет кто к прожженной той глыбе,

Тронет - хладом себя обожжет,

Прикоснулся, к бескровной как рыбе,

И не знает, что пламень ревет!

Там под черным, зажатым заклятьем,

В клетке тесной пылает душа,

Одиночество стало уж братьем,

Им живет он, о Деве дыша.

И лишь только на звездное небо,

Выйдет в вечной печали Луна,

Средь колосьев взошедшего хлеба,

Слышна песни печали одна:

"Я навеки вас, Дева, запомнил,

Ваши крылья, очей ваших свод,

И в темнице они придавали сил,

Бегу времени, тягостных вод.

Вижу небо, и знаю - разлука,

На века - но века, ведь, пройдут,

Изгорит Богом данная мука,

Крылья наши друг друга найдут!

Из темницы я к небу взываю:

Не вберет Ад уж скоро меня,

Я уж к звездам в горенье взмываю,

Я люблю, в сердце вечность храня!"

А заря разгорелась во всю силу! Нет - не во всю! Не было окончания тем силам!

Во весь небосвод поднялось огненно-кровавое, высокое, чарующее своим грозным величеством зарево.

Вложивши в эти, вырванные из души строки все силы, Пьеро стоял теперь совсем бледным; ноги не держали его, не держал его и воздух, весь разодранный его пеньем.

Но он, все же, еще держался на ногах - тело - это жалкое, против души тело, уже было мертво, но еще как-то держалось. Дух еще бился, пред освобождением в очах.

Да - это были очи!

На этом бледном лице, в синих полукружьях - это были две утренние звезды. О - это был сам Дьявол, возросший настолько, что мог бы теперь захватить огонь созданья!