Дмитрий Щербинин - Сборник рассказов

• Название: Сборник рассказов
• Автор: Дмитрий Щербинин
• Жанр: Научная Фантастика

---

- Да, котеночек. - ответила Люда.

Бабушка вздохнула, стала рассказывать про старые дома, утопающие в мокрых, зеленых холмах древесных - рассказывала, кто знаменитый в каком из домов этих жил; что да где, действительно примечательное, в былые годы, в годы юности ее, в этих местах приключилось.

Наконец, под чарующий гул дождя, свернули они между домами; прошли по старому московскому дворику, где так свежо шумят мокрые деревья, где все в глубокой и таинственной, словно бы со старых картин сошедшей тени.

Вот раскатился по небу гром, а бабушка говорила:

- У нас то в деревни почитали, что это Илья пророк на колеснице катает! А хто его знает - может, так оно и есть... Ну, вот мы и пришли.

Домик был старым, довольно обветшалым, хоть и не до бедственного состояния. В некоторых квартирах, по случаю дождя, зажгли свет; откуда-то слышалась старая музыка...

Вот подъезд - с чердака слышалась частая капель, там же мяукнула кошка.

- Ну ж, Барсик! Кис-кис-кис! По лестнице слетел весьма откормленный, рыжий Барсик.

- Вот и он! Ну что - поди нагулялся, хулиган. Ну, пошли, пошли - накормлю я тебя сейчас... Проходите, девочки. - старушка открыла дверь.

В маленькой прихожей было тепло, уютно; пахло цветами; девушкам даже показалось, что перенеслись они из обычного мира в мир снов, что в какую-то пещеру населенную сказочными, разумными зверями попали они.

Вот один из этих зверей - маленькая, белая собачка вышла из комнатки, завиляла хвостиком своей хозяйке, тявкнула восторженно.

- Вот там у меня кухонька. - бабушка указала на маленькую кухоньку, где на подоконнике в горшочках распускались цветы, а в клетке, на подставке возле столика, чирикала канарейка.

- А вот здесь живу я. - бабушка указала на маленькую комнатку, откуда вышла собачка; почти полностью загораживая одну из стен, стояло там пианино, у другой стены стоял письменный стол, над ним - стеллажи с книгами и старые фотографии, наконец, в углу - маленькая кроватка.

- Вот так вот и живем. - вздохнула бабушка. - Я, Барсик, да Тим... Муж то мой, Афанасий Карпович, на войне погиб... Другого полюбить я не смогла, так вот и живу памятью о нем; ну, а звери - они, ако братья да сестры помогают мне, особенно в зимние то месяцы. Вот так в зимние то вечера - за окном ветер воет, пурга метет, а Барсик - не по себе так станет. Но запрыгнет ко мне Барсик на колени, замурлычет... Вот и знаешь уж, что не одна ты на этом свете; вспомнишь юность - военная то юность была, а все ж, все только светлое вспоминается - как верили, как любили...

Старушка вздохнула - видно было, что ей многое - очень многое хочется девушкам поведать, и она молвила:

- Вы разувайтесь, на кухню проходите. Сейчас я вам чайку приготовлю.

- Нет, нам бы... - вздохнула Каня. - Нам бы... как бы здорово было, если бы...

- Что, доченька?

- Если бы вы взяли того котеночка, что в сумке сейчас спит.

- Отчего ж то и нет? Я ж вижу, как вы за него болеете. Ну вы из сумки его доставайте, да на кухню проходите, там и договорим.

Каня улыбнулась - сразу показалось ей, что за спиной крылья выросли.

- Каня, ты прямо как свеча сейчас. - рассмеялась Люда, когда девушки на кухню проходили.

Бабушка тоже улыбнулась:

- Вот уж сколько лет смех здесь такой не звучал. Сейчас, словно родник из под пола пробился. Вот всю квартиру светом своим золотистым залил!

Тут и Каня улыбнулась...

Девушки помогли бабушки приготовить чай, и вскоре уже, закусывая баранками разговорились.

Бабушка взяла на руки котенка и тот, почувствовав доброту ее, замурлыкал.

- Назову я его... а, может, вы его уже как величаете?

- Нет - просто котенок, облачко, братик. - улыбнулась и впрямь похожая на свечу небесную, Любовью сияющая Каня.

- Очень хорошо. Пусть будет - Облачком. Уж очень он и впрямь на маленькое, теплое облачко похож. Облачко... - старушка провела своей большой, морщинистой ладонью по этому Облачку и тот, замурлыкав сладко, потянулся...

- У меня он не пропадет - вырастит в настоящее Облако. - говорила через некоторое время старушка. - Об одном прошу вас, девушки - хоть бы раз в месяц заглядывайте ко мне. Особенно зимой - сядем мы на этой кухоньке вечером, раскрою я старый фотоальбом; расскажу - там про каждое фото целую историю можно вспомнить...

За окном уже засияло вечерним, мягко-бордовым, вечерним светом небо; а с мокрых ветвей, шумя по листьям, стремились к земле - частички ушедшего дождя, капли.

- Мы обязательно, обязательно будем к вам заходить! - сияющим, светлым голосом молвила Каня. - И к вам, и к братику моему! - только сдержанность Канина, только скромность ее, не давали проявиться этим чувствам как-то более ярко.

В душе же Каня над полями летела, пела, и в хороводе, вокруг солнца кружила. Как же счастливо ей было - братик ее попал в хорошие, в замечательные руки, и хоть иногда - хоть три, четыре раза в месяц - нет - чаще! - они будут видится.

- И я тоже буду заходить! - воскликнула, озарила квартиру верой в жизнь, в Любовь Люда. Рассмеялась и Каня - это был прекрасный, не с чем несравненный, так редко слетающий с уст ее смех.

Старушка распахнула окна навстречу этому прекрасному, майскому вечеру и он певучим вальсов ворвался в квартиру, по кухоньке, по прихожей, по комнатке пролетел; заполнил все собою, зачирикал, засмеялся, подхватил; небесным простором все наполнил.

* * *

Надо ли говорить, что Миша прибывал в мрачнейшем состоянии.

Приехав в свой подмосковный город, он идя по улицам, видел весь майский мир, мрачнейшим; всех людей враждебными, все пустым, вязким.

Он смотрел на небо, но и небо казалось ему выжатым, темным, бессильным сделать хоть что-то. И везде ему бросалась в глаза какая-то ржавчина, а долетающих голосах - насмешка, издевка над его чувствами.

- Каня. Каненька. - шептал он. - Хоть ты и любишь другого, хоть и взглянула ты на меня сегодня с презреньем, все равно - Люблю тебя. Люблю душу твою, которая сквозь очи, сквозь душу твою Любовью светится. Люблю тебя, всем сердцем, всей силой душевной! И я не живу без тебя, ибо кроме тебя и нет у меня ничего - весь мир - пустота, ржавчина, злоба, суета подлая. А ты есть Бог, Вселенная - все, все ты для меня, Каненька. Ты даже поспешила прочь услышав нынче мой голос, а, значит, вызываю я в тебе отвращение; значит никогда не ответишь ты на мои чувства. Что ж... быстрее бы в ванну, да и прочь из этого подлого существования!

Он ворвался в квартиру, буркнул что-то на ничего для него значащий вопрос матери и заперся в ванной, где сразу же включил горячую воду.

Наблюдая за тем, как расплывается за покрывающим зеркало паром, его лицо, прошептал:

- Вот так и чувства твои растворятся под временем. Нет - ты будешь мучаться - мучаться долгие годы; ты сожжешь себя в этом безответном чувстве, потом умрешь старым, немощным, разбитым, так ничего и не достигшим. Все одно умрешь - так какая же разница сейчас или тогда - через мгновенье. Ведь вся жизнь, вся эта суета, и даже чувства мои тогда, в час смертный, покажутся одним мгновением - одним мучительным, иссушившим меня мгновеньем; таким же мгновеньем, черт подери, как и прошедший месяц! Он страшно заполнен был чувствами этот месяц, но он и пронесся, как одно мгновенье, черт подери!.. А что трудно: лезвие надавить на вены вовсе даже и не больно, легко; потом сесть в ванную, чувствовать расслабленность всю большую и большую...

Он взял коробочку с лезвиями, достал одну из этих маленьких, нагревшихся в паровых клубах, стальных заостренных пластинок; перед глазами подержал...

Тут он вздрогнул: представил, как слабеет все больше и больше, как силится подняться, позвать на помощь из кровавой ванны, но не может уже этого сделать - может только лежать, расслабляться все больше - расслабляться до пустоты - до бесконечной пустоты, что ждет его впереди.

- Черт. - он положил лезвие на стекло, перед покрытым плотным белым паром зеркалом; сделал воду чуть потише, и протянув палец к зеркалу, вывел вздрагивающие кривые буквы:

"Зачем мне жить?"

Скривился над раковиной, потом схватил лезвие и, поднося его к венам, прошептал:

- Да незачем. Пустота! Ну и пусть! Раз уж суждено пустоте быть...

В дверь застучали, раздался встревоженный голос, почуявшей беду матери:

- Миша, ты что там парилку устроил. Ну-ка выходи - ужин уже на столе.

- А что если жизнь это круг? - в муке шептал Миша. - Что если все эти мучения будут повторятся вновь и вновь - вся эта боль! Тогда - это и есть ад! Да - это и есть ад!

Он дотронулся лезвием до руки, даже и провел немного; из маленького надреза выступила кровь и тут он вновь вздрогнул - услышал, как далеко-далеко за стенами, за гулом труб, загремел гром.

- Ради первого грома весеннего. - вывел он, отбросив лезвие и дальше уже писал без останова.

- Ради первого грома весеннего,

Ради цвета роМиших полей,

Ради светлого пруда осеннего,

Ради снега российских далей,

Ради вас, молодые березки,

Ради теплой, весенней поры,