Николай Борисов - Зеленые яблоки

• Название: Зеленые яблоки
• Автор: Николай Борисов
• Издательство: Шарк
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1993

«Зеленые яблоки» — коллективный роман (буриме), авторами которого на обложке первого издания 1927 г. обозначены семнадцать реальных иностранных писателей, популярных в советской России (Майкл Арлен, Роберт Стивенсон, Жюль Ромен, Марк Твен, Виктор Бриджес, Виктор Маргерит, Стефан Цвейг, Джек Лондон, Герберт Уэллс и др.). Роман составлен Корнелиусом Кроком и «переведен с американского» Николаем Борисовым.

Роман представляет собой коллаж цитат из советских переводов книг иностранных писателей (причем при наличии нескольких переводов предпочтение отдается заведомо худшему).

---

— Это он, — сказал один из служителей.

Незнакомец послал их удалявшимся спинам воздушный поцелуй.

Он помчался обратно к тому месту, где оставил Марча, опять повернул свою машину и посмотрел по направлению уголка леса у группы остролистника, где должен был ждать маленький человечек. Но там не было и следа выглядывающей головы. «Странно», — сказал он и побежал к тому месту, где оставил Марча притаившимся в канаве. Там не было и признаков его.

— Эй, вы, где вы…

Ни звука, ни шороха в ответ.

— Он спрятался или, может быть, он уполз подальше и потерял сознание. Что ж, это возможно он так истощен.

Он пошел вдоль канавы до угла леса и за углом в канаве, направо, вдруг увидел маленькую старушку — маленькую старушку, сидевшую согнувшись на подстилке из сухой соломы и крепко спавшую. На ней была погнувшаяся черная соломенная шляпа, украшенная сломанным черным пером, и коротенький черный жакет; на ее ноги был натянут мешок, и другой мешок наброшен в виде шали на плечи. Она так съежилась, что лицо было спрятано целиком, за исключением одного ярко-красного уха, а за ее спиной, на краю канавы, лежали две широкие жерди, связанные в форме креста. Она показалась ему самым удивительным из явлений.

С минуту он стоял в нерешительности. Разбудить ему старушку и расспросить ее о Марче или убраться потихоньку? Расспросы, решил он, ничему не мешают.

Он подошел к ней вплотную и кашлянул.

— Простите, сударыня, — сказал он.

Спящая не просыпалась.

Он зашелестел листьями, кашлянул сильней и еще раз извинился. Спящая всхрапнула, вздрогнула и проснулась; она подняла глаза и обнаружила лицо Марча.

Он на мгновение уставился на незнакомца, не узнавая его, а затем зевнул во весь рот. Пока он зевал, к голубым глазам возвращалось соображение и понимание.

— Мне было так холодно, — сказал он. — Я снял эти вещи с пугала. А на соломе было сухо и удобно сидеть. Положим все это на место.

— О, великолепная идея! — воскликнул незнакомец, к которому вернулось его хорошее настроение. — Это де — лает из вас почтенную женщину. Вы сможете идти в этом мешке. Нет, нам некогда класть его на место. Стряхните мешок с ног и берите его с собой. Мотоциклетка меньше чем в двухстах ярдах отсюда. Вы сможете там опять надеть его. Это великолепно. Чудесно. Мы, конечно, не положим всего этого на место, и, когда между нами и этим местом будет добрых десять миль, мы остановимся и поедим чего-нибудь, и напьемся горячего кофе.

Незнакомец подсадил Марча, поднял верх, поставил ширмы от ветра и таким образом укупорил его. Он превратился в очень сносно-смутную видимую тетушку. А еще через минуту он нетерпеливо завел мотор и вскочил в седло.

Маленькая старая мотоциклетка шла великолепно.

Глава III Эффект, который производит бомба (Джек Лондон)

Джеральд Марч оглянулся и долгое время не мог понять, где он находится. Он никак не мог сопоставить вместе чистую постель и себя.

— Это слишком, — подумал он вслух и ущипнул себя, но, к сожалению, все оставалось по-прежнему на месте.

Голова немного болела, когда он приподнялся, но тем не менее, накинув на себя халат, он встал с постели.

В этот момент вошла сестра милосердия.

— Что вы, ложитесь… ложитесь.

— Черт возьми, я здоров совершенно, и, кроме того, я хотел бы знать, кого это угораздило догадаться положить меня в постель.

— Вы были больны, мистер. И находитесь в больнице имени ордена святой Урсулы.

— Ну… Что вы говорите… Так вот… прошу, выдайте мне мою одежду и возьмите ваши халаты…

— Но, мистер…

— Никаких но… Я сейчас ухожу.

Сестра вышла опрометью из комнаты, а Марч принялся приводить в порядок мысли, и к моменту, когда ему принесли одежду, он уже все вспомнил.

Быстро одевшись, не сказав даже «до свиданья», он вышел из лечебницы. Ему было нельзя медлить. О, еще бы, он знает, что правосудие не медлит.

Было далеко за полдень, и Джон, обняв Айрис, смотрел из своего решетчатого окошка на улицу. Улица перед его глазами была пыльной и грязной — потому что с тех пор, как столетия тому назад был основан этот город, питающиеся падалью собаки и сарычи были единственными его ассенизаторами.

Джон отошел бы от окна, если бы несколько оборванцев, дремавших в воротах напротив, не вскочили внезапно и не начали с интересом глазеть вверх по улице. Айрис, поцеловав Джона, отошла в глубь камеры, которая любезно была предоставлена им товарищами по заключению.

Джон ничего не видел, но он слышал грохотание какого-то экипажа, быстро приближавшегося к тюрьме. Затем в поле его зрения ворвалась повозка, увлекаемая вперед закусившей удила лошадью. Седовласый, седобородый субъект, сидевший в повозке, тщетно пытался сдержать животное.

Джон улыбался, удивляясь, как старая повозка еще не рассыпалась — до такой степени подбрасывало ее на выбоинах дороги. Каждое из колес, которые едва держались на осях, подпрыгивало и вращалось в полном разногласии с остальными. Но если экипаж еще кое-как держался, рассуждал Джон, — то уж совершенно загадочно, почему не разлетелась в клочья нелепая сбруя. Как раз в тот момент, когда экипаж поравнялся с тюремным мостом, старик сделал последнюю попытку сдержать лошадь, приподнявшись со своего сиденья и натягивая вожжи. Одна из них была изношена до такой степени, что тут же порвалась. В то время как старик грохнулся обратно на сиденье, он невольно натянул уцелевшую вожжу, и от этого лошадь резко бросилась вправо: Что случилось затем, сломалось ли колесо или только слетело, — Джон не мог определить. Ясно было только одно, что на этот раз экипаж потерпел окончательное крушение. Старик, волочась по пышной земле, но упрямо не выпуская из рук уцелевшей вожжи, заставил лошадь описать круг и стать перед ним, брыкаясь и фыркая.

В этот момент, когда злосчастный старик вскочил на ноги, толпа оборванцев уже окружила его. Но их грубо отогнали жандармы, выскочившие из тюрьмы. Джон продолжал стоять у окна, и по тому любопытству, с которым он смотрел и прислушивался к происходившей на улице сценке, трудно было сказать, что ему оставалось всего несколько часов жизни.

Передав повод лошади одному из жандармов, даже не очищая приставшей к его одежде грязи, старик поспешно заковылял к повозке и принялся осматривать большие и маленькие ящики, составлявшие ее груз. Об одном из ящиков он особенно беспокоился: даже попытался его приподнять и стал прислушиваться к тому, не разбилось ли что внутри.

Когда один из жандармов обратился к нему, он выпрямился и заговорил поспешно и многословно:

— Я, увы, джентльмены, я старый человек, и мой дом далеко. Меня зовут Леопольде Нарваец. Что правда, то правда, моя мать была немка, да сохранят покой ее души все святые, но отец мой был Балтазар де-Иезус-и-Серваллос-э-Нарваец, сын доблестной памяти генерала Нарваеца, который сражался под начальством самого великого Боливара. А теперь я почти разорен и далеко от дома.

Поощряемый вопросами, ободренный выражениями сочувствия, в которых не бывает недостатка даже у самых презренных оборванцев, он был преисполнен благодарности и охотно продолжал свой рассказ:

— Я еду со своей фермы. Это отняло у меня пять дней, а дела теперь очень плохие. Но даже благородный Нарваец может стать торгашом, и даже торгаш должен жить, разве это не так, джентльмены? Скажите мне, нет ли здесь Томаса Ленча, в этом прекрасном городе?

— У нас Томасы Ленчи так же многочисленны, как песок морской, расхохотался помощник смотрителя тюрьмы, — опишите его подробнее.

— Он двоюродный брат моей жены по второму браку, — с надеждой ответил старикашка и был изумлен тем, что толпа ответила на это громовым хохотом.

— В самом городе и его окрестностях живет добрая дюжина Томасов, продолжал помощник смотрителя. — Любой из них может быть двоюродным братом вашей второй жены, мистер. У нас есть Томас — пьяница, у нас есть Томас вор. У нас есть Томас — впрочем, нет, его повесили месяц тому назад за грабеж и убийство. Еще есть богатей Томас, собственник двух домов. Еще есть…

При каждом из называемых Томасов Леопольде Нарваец отрицательно качал головой. Но когда был упомянут домовладелец, надежда ожила в сердце старика, и он перебил:

— Извините меня, сэр, но это, вероятно, он. Я разыщу его. Если бы мой драгоценный груз мог быть где-нибудь сложен в безопасности, я отправился бы на поиски сию же минуту. Я, конечно, смогу доверить его вам, ибо вы, это можно видеть и с закрытыми глазами, — человек честности и чести.

Говоря так, он вынул из кармана две серебряных монеты и передал их тюремщику.

— Вот, я хотел бы, чтобы вы и ваши люди получили немного удовольствия за то, что поможете мне.

Джон ухмыльнулся про себя, когда заметил, что интерес и уважение к старикашке заметно увеличились в жандармах после денежного подарка. Они отогнали наиболее любопытных из толпы от разбитой повозки и начали переносить ящики в помещение тюрьмы.