Юрий Лаптев - Следствие не закончено

• Название: Следствие не закончено
• Автор: Юрий Лаптев
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1984

В книгу Юрия Лаптева вошли роман, повести и рассказы.

В романе много действующих лиц, но главные из них — Михаил, избалованный сын генерала, и Митька, вчерашний вор. Благодаря усилиям коллектива оба они становятся настоящими людьми.

Полна юмора повесть «Старички районного значения» — о пенсионерах районного городка. «Следствие не закончено» — повесть о том, как следователь-коммунист спасает шестнадцатилетнюю девушку, попавшую в воровскую шайку.

«Вот так-с…» — рассказ о короткой, но глубоко значительной беседе студента с В. И. Лениным. В «Напутствии» возникает образ А. М. Горького.

Вошедшие в книгу произведения различны по жанру, но их объединяет серьезное внимание автора к современным нравственным проблемам. Герои их — люди чистые и душевно щедрые. Они активно отстаивают в жизни свои убеждения.

---

И только Настя стояла молча, низко склонив голову, пытаясь скрыть от глаз окружающих пылавшее волнением лицо.

Но когда Егор Головин подошел и, не колеблясь, стал рядом с Настей, девушка решительно вскинула голову и впервые взглянула на своего «ненаглядного Егорушку», ни от кого не таясь и не скрывая своей любви, своей радости…

Москва, 1941—1956 гг.

СТАРИЧКИ РАЙОННОГО ЗНАЧЕНИЯ

1

Тамбовщина и Рязань. Орел, Кострома и Тула. Древние Новгород и Псков. Многострадальная Смоленщина и один из русских городов-владык Владимир. Все это названия, дорогие сердцу каждого сына Родины, зе́мли и города, с которыми неразрывно связаны исторические судьбы и древней Руси, и государства Российского, и Советской державы.

Много они перевидали, эти земли, за свою многовековую историю, немало пережили лихих годин, сменявшихся годами благоденствия; много совершили ратных подвигов и поистине огромную ношу вынесли на своих натруженных плечах.

А сколько рассеяно на этих землях городов и городков, небольших по размеру, но по историческому звучанию стоящих в одном строю с городами столичными: Углич и Суздаль, Ростов Великий и стольный Хлыновград, древнерусские крепости и посады — Руза, Ливны, Мценск, Ржев, Кашира…

Справедливости ради следует отметить, что за последние десятилетия некоторые из этих городков, оказавшиеся в стороне от больших торговых путей и удаленные от центров бурно развивающейся советской индустрии, не то чтобы захирели, но существенно отстали в развитии от своих молодых собратьев. Однако это отнюдь не значит, что в большой и дружеской семье советских городов они стали пасынками. Нет, да и не может быть на нашей привольной земле такого, пусть самого малочисленного населенного пункта, к которому можно применить обидное прозвище «захолустье».

Крайгород…

Если бы герой наш не занимал в этом некогда заштатном городке столь видного общественного положения, вероятно, большинство знакомых звали бы этого молодого еще мужчину Федей и при встрече запросто похлопывали бы его по плечу. Был Федя Потугин крепок телесно, с небольшим уклончиком в полноту, лицом свеж, характером жизнерадостен. В домашней обстановке пощипывал струны гитары, баритонил в порядке индивидуальной самодеятельности и даже стишки складывал.

Однако положение обязывает: на людях не только сослуживцы, но и большинство крайгородцев звали Потугина в глаза и заглазно Федором Федоровичем и здоровались с ним уважительно.

Поэтому же и на лице у Феди, когда он появлялся в обществе, возникало выражение этакой руководящей озабоченности, и разговаривать он начинал басовито, и решения принимал сообразуясь.

Так что мамаша Феди Фелицата Ивановна — женщина грузная, представительная, предостаточно оснащенная бытовой мудростью — была весьма довольна преуспеваниями своего сынка, всячески поддерживала его престиж, а наедине не переставала повторять фразу, ставшую привычной в их отношениях:

— Одно помни, Феденька: уж кто-кто, а родная мать тебе плохого не посоветует!

Кстати, так оно и было: почти каждый день, сменив служебный костюм на пижаму и выслушав за обедом от мамаши обстоятельную сводку городских новостей, Федор Федорович находил у себя на письменном столе или газету с обведенной синим карандашом статьей, или раскрытый на нужном месте «Блокнот агитатора», а иногда и литературный журнал, в котором Феденьке надлежало ознакомиться с полезным для его работы произведением изящной словесности.

Во многом благодаря мудрым наставлениям своей эрудированной мамаши Потугин был всегда «в курсе», а поскольку и сам был человеком сметливым и образованным (Федор Федорович за годы войны окончил строительный институт), он частенько удивлял своей разносторонней осведомленностью других руководящих работников Крайгорода, превосходивших его возрастом и опытом, и даже своего партийного руководителя Василия Васильевича Трофимова.

— И как это ты, Федор Федорович, умудряешься за всем следить? — спрашивал иногда Василий Васильевич.

— Тянемся, — скромненько отзывался Потугин и как бы между прочим доставал из объемистого портфеля либо очередной номер журнала «Вопросы истории», либо газету. — Да, к слову пришлось, Василий Васильевич, давно хочу показать тебе одну статейку, тут кое-что, полагаю, и нас касается. Вот, полюбопытствуй — синим карандашом отчеркнуто.

— Вижу. Красиво. Кстати, напомнил: племянник у меня — сестры Клавдии сынишка — тоже просил купить ему цветные карандаши.

— Почему это — «кстати»? — Хотя в последнее время частенько случалось, что Василий Васильевич ставил Потугина и в затруднительное положение.

К примеру, Федор Федорович, если ему надлежало выступить по серьезному вопросу, да еще на широкой аудитории, готовился к таким выступлениям загодя. Сначала обговорит с Фелицатой Ивановной тезисы, потом опять-таки с помощью родительницы окантует и прослоит свою речь хорошими цитатами, причем не из последних газет, а из первоисточников выпишет подходящие сведения. Ну и юморку подпустит для доходчивости, из Щедрина или Маяковского хлесткую фразу ввернет. Потрудится, конечно, зато на трибуне чувствует себя героем. Ведь недаром в старину про краснобаев было сказано: «Говорит как по писаному».

Однако к чести Федора Федоровича нужно сказать, что он поступал так не потому, что страдал умственным косноязычием, — отнюдь: умел человек поговорить, да и любил! — а просто по свойству своего характера боялся увлечься и «воспарить».

Были такие случаи. Однажды пришлось Потугину выступить экспромтом на открытии колхозного рынка, поприветствовать строителей и колхозников, о растущих потребностях населения Крайгорода поговорить — словом, «разъяснить народу смысл этого культурного начинания», как сказал Василий Васильевич в напутствие Федору Федоровичу. А когда Потугин стал отнекиваться, добавил:

— Ну, ну, не скромничай. Ты ведь у нас говорун! Разве не лестно?

Эту свою приветственную речь Федор Федорович начал такими словами:

— Товарищи!

Сегодня все мы с удовлетворением и благодарностью отмечаем новое достижение крайгородских строителей! Сделан еще шаг по пути социалистического преобразования нашего города!

А закончил выступление таким зажигательным призывом:

— Я предлагаю: выразить от лица граждан Крайгорода, а также прилежащих колхозов гневный и решительный протест обанкротившимся ревнителям колониального режима и протянуть руку братской помощи…

Хороши слова, если к месту сказаны, а иначе — болтовня.

Вот что значит выступить не подготовившись, или, по образному выражению Фелицаты Ивановны, «наобум Лазаря».

Зато к выступлению на чествовании уходящих на пенсионный покой ветеранов труда Федор Федорович подготовился основательно: одних цитат из книг, живописующих бесправное положение простого люда в царской России и в странах капиталистических, набралось шесть страничек. А вся торжественная речь, переписанная набело, заняла больше половины ученической тетради в одну линейку.

Так что не зря сказала сыну Фелицата Ивановна, обряжая его на вечер:

— С такой речью тебе и в области устроили бы аплодисменты, Феденька!

Да вот надо же было случиться греху! И зачем Федор Федорович решил согласовать свое выступление с Василием Васильевичем?

А Трофимов взял тетрадку с речью, да и был таков. Потом объяснил, что область вызвала его к прямому проводу.

А Федору Федоровичу слово было предоставлено первому. Да еще и разволновался человек.

Правда, начал Потугин свою речь хорошо, почти точно по тетрадке; повернулся лицом к шестнадцати престарелым труженикам, чинно рассевшимся на сцене вдоль длинного стола, кашлянул озабоченно и заговорил:

— Дорогие товарищи!

Мне выпала великая честь принести вам от лица всех граждан Крайгорода благодарность за ваш многолетний труд и за вашу общеполезную деятельность! Широкое русское спасибо вам, старшие друзья наши!

Сказал и низко поклонился старичкам.

Это обращение, произнесенное растроганным баритончиком, было поддержано бурными аплодисментами всего зрительного зала и сердечными возгласами с мест.

И вот тут-то, ощутив шумное одобрение и поддержку своим словам, Федор Федорович, что называется, воспарил. Ораторскому вдохновению способствовало то, что на сцене в ряду чествуемых восседал его престарелый учитель Петр Ананьевич Костричкин, которого Потугин уважал со школьных лет, а во втором ряду зрительного зала, прямо против выдвинутой на авансцену трибунки, сидела внучка Петра Ананьевича, тоже преподавательница, только не истории, а физкультуры, — девушка легкая, гибкая, задорная. Это она — Вера Костричкина — обучила Потугина во время его отпуска стильному плаванию «а-ля брасс», или, по определению мамаши Федора Федоровича, «по-лягушечьи». Впрочем, Фелицате Ивановне многое не нравилось в поведении Веры Костричкиной, а больше всего — что девушка все ощутимее забирала в свои ловкие и цепкие руки ее сынка.