Абдусалам Гусейнов - Великие пророки и мыслители. Нравственные учения от Моисея до наших дней

• Название: Великие пророки и мыслители. Нравственные учения от Моисея до наших дней
• Автор: Абдусалам Гусейнов
• Издательство: Вече
• Жанр: Философия
• Год: 2009

Книга известного российского философа, академика Российской академии наук А. А. Гусейнова посвящена этическим учениям великих духовных реформаторов, ставших подлинными учителями человечества — Конфуция, Будды, Моисея, Иисуса Христа, Мухаммеда, а также ряда философов-моралистов: Сократа, Л. Н. Толстого и др. Каждое из них рассматривается в качестве самостоятельной жизненной программы, предлагающей своё решение ключевой проблемы человеческого существования о соединении счастья и добродетели.

Работа начинается и завершается теоретическими очерками о природе морали и ее роли в современном мире. В качестве приложения даны краткие тексты самих мыслителей для широкого круга читателей.

---

Так 56-летний Конфуций фактически оказывается в изгнании и начинается долгий, четырнадцатилетний, период его странствий по различным китайским государствам в попытках найти приложение своим силам и знаниям. Везде его встречают с уважением, почетом, но к государственной деятельности не призывают. Однажды как будто бы счастье улыбнулось ему. 64-летний Конфуций получает приглашение на самый высокий чиновничий пост от Чу-гуна — государя довольно крупного царства Вэй. Именно должность первого сановника является самым достойным поприщем «Цзюнь цзы» («благородного мужа») — высшего воплощения конфуцианского идеала. Однако Кун-цзы отверг это лестное предложение, так как сделавший его правитель Чу-гун занял свой трон незаконно, в обход своего отца и Конфуций не пожелал мириться с этим фактом. Философ еще раз доказал, что сановная деятельность ценна для него не сама по себе, не сопряженными с ней личными благами, а как способ служения народу и государству, как возможность наполнения общественно-политической жизни этически достойным смыслом. После этого он оставил надежду создать хорошо управляемое государство с совершенными нравами, целиком ушел в преподавание и систематизацию древних книг.

В 484 году он вернулся в родное царство Лу, где продолжал учительствовать, пользуясь в этом качестве всеобщим уважением и непререкаемым авторитетом. Жизнь продолжала наносить удары Конфуцию. Он похоронил жену, сына (остался внук). Тяжело пережил он также смерть любимого ученика Янь Хуэя. Конфуций умер в 479 году до н. э. на 73-м году жизни. Ученики похоронили его, в соответствии с освященным учителем ритуалом три года жили около его могилы, совершая траурные церемонии, а один из них, Цзы гун, прожил в хижине у могилы учителя шесть лет. Его могила — место всеобщего поклонения.

Конец индивидуальной жизни Конфуция стал началом его исторической славы, в которой центральную роль играла небольшая по объему, но неисчерпаемо глубокая по содержанию книга «Лунь юй» («Суждения и беседы»), составленная его учениками на основе своих наблюдений и бесед с учителем. До наших дней эта книга дошла в редакции ученого и сановника Чжан Юя (I в. до н. э.); в этом виде в I в. н. э. она была канонизирована, в средние века (в эпоху Тан) выбита на каменных стелах. Существует несколько русских переводов «Лунь юя», различия между ними в некоторых случаях являются значительными. Учение Конфуция, за исключением двух коротких периодов (в III веке н. э. ив 70-е годы XX столетия во время так называемой культурной революции Мао Дзэ-дуна), было в Китае предметом безусловного почитания. Конфуцианство является этико-культурной основой, фундаментом китайской, а в значительной мере и всей дальневосточной цивилизации.

Место этики в учении Конфуция

Самое важное открытие Конфуция — это открытие человека как особой реальности. Если формы бытия выстроить в иерархическую лестницу, считая землю низом, а небо верхом, то человек занимает срединное положение. С одной стороны, человек скован своими страстями, безнадежно самолюбив. «Я не встретил человека, который, заметив свои ошибки, смог бы сам осудить себя» (5, 27), — говорит Конфуций. С другой стороны, он стремится к дао — воле неба, правильному пути, высшей гармонии, вечной правде, средоточию истины и справедливости, тому центру, который все стягивает к себе; «если утром познаешь Дао-Путь, то вечером можешь умирать» (4, 8). Человек находится на пересечении двух детерминаций — природной и этической.

Из срединного положения человека в мире Конфуций делает вывод: нельзя ответить на вопрос, что такое человек, не отвечая на вопрос, каким он должен быть, Познание человека совпадает с его нравственным самоопределением. Можно предположить, что, согласно Конфуцию, не существует заранее заданной устойчивой природы человека, а есть различные возможности его самоосуществления. Отсюда становится понятным загадочное высказывание Цзы-гуна, одного из самых талантливых учеников Конфуция, о том, что суждения Учителя о культуре услышать можно, а суждения о природе человека и воле неба — нет (5, 12). Вне суждений о культуре, о способе действования в жизни суждения о природе человека лишены предмета и смысла. Возможность созидать самого себя является тем специфическим признаком, который делает человека человеком, — не наличие разума или какой-либо иной признак, а именно эта способность различать добро и зло.

Конфуцию исследователи часто отказывают в философской глубине. Он действительно избегал предельных вопросов, которые принято называть метафизическими. Однако он избегал их для того, чтобы не быть определенным там, где такая определенность изначально исключается, и не уходить в рассуждения, которые не могут быть испытаны опытом собственной жизни. Он не отбрасывал и не игнорировал вечные вопросы философии, он сковывал их потребностями моральнополитического совершенствования человека и государства.

Этика в учении Конфуция предшествует и служит основой гносеологии и антропологии, если вообще правомерно применять к нему эти категории европейской философии. Из такой по преимуществу этической версии человека вытекает особое отношение к знанию. Знание воспринимается Конфуцием в его нравственно обязывающем содержании; оно говорит нам, что делать и чего избегать. Только этим оно и ценно. Столь популярная в европейской философии идея самодостаточности знания, его нравственно очищающего воздействия на человека чужда Конфуцию. В его учении нет и следа того, что можно было бы назвать идеалом созерцательного блаженства. «Фань Чи спросил о знании. Учитель ответил: «Это означает знать людей». Фань Чи не понял. Тогда Учитель пояснил: «Когда возвышают прямых и ставят их над кривыми, то тогда и кривые выпрямляются» (12, 22).

Этически ориентированный прагматизм настолько довлел в мировоззрении Конфуция, что достоинство поведения, отсутствие порочных мыслей является для него показателем учености. Он не признавал абстрактную, нравственно нейтральную, безличную истину. Для него истина совпадает с человеческой правдой. Истина есть то, за что можно умереть. Его подход к познанию является ответственным: ценность познания измеряется этическим возвышением жизни. В «Лунь юе» мы находим такое замечательное высказывание, согласно которому Цзы-лу, не сумев осуществить услышанное, опасался, что услышит что-то ценное (5, 13). Беспокойство Цзы-лу, преданного ученика Конфуция, могло, по-видимому, быть вызвано тем, что речь шла о важной и бесспорной установке конфуцианского мировосприятия. Конфуций учил: «В древности словами не бросались, боясь, что не смогут претворить их» (4, 22). В самом деле, для чего стремиться к новым знаниям, новым истинам, когда сколь бы ценными или красивыми они ни были, не осуществлены старые?! И разве самоцельная и зряшная погоня за знаниями не может быть выражением или стать источником нравственного порока, который в наши дни получил название расхождения слова и дела и про который Конфуций хорошо сказал: «Сладкие речи пагубны для добродетели» (15, 27)?!

Двойственность изначальной детерминации человека предопределяет возможность двух различных проектов его жизнедеятельности: высокого (благородного) и низкого. Это определяется тем, какая из двух детерминаций — небесная или земная — получает преобладание. «Учитель сказал: «Благородный муж стремится вверх, маленький человек стремится вниз» (14, 23). Речь идет о векторе личностного развития, а не об одноразовом выборе. В мировоззрении Конфуция небесное и земное не противопоставляется по критерию добра и зла. Конфуций далек от идеи, будто нравственное совершенство достижимо за счет аскетического умерщвления страстей. Даосский отшельник — не его идеал. Более того, по его мнению, только в рамках правильного морального выбора можно полно удовлетворить естественные устремления человека. Природная детерминация в случае человека опосредована этическим выбором. Конфуций говорит: «Богатство и знатность — вот к чему стремятся все люди. Если не установить им Дао-Путь, то они этого не достигнут» (4, 5). Точно так же без дао нельзя избавиться от столь ненавистных людям бедности и презренности. Дао, правильные принципы, следовательно, нужны не для того, чтобы вырваться из «земных оков», а для того, чтобы благоустроить земную жизнь, добиться богатства и знатности, избежать бедности и презрения. Конфуцианское решение проблемы правильного выбора можно было бы образно выразить так: если не взирать на небо, нельзя обустроить землю; но если не обустраивать землю, нельзя увидеть небо.

Жэнь: человеколюбие

От чего зависит и в чем конкретно выражается выбор человеком того или иного пути развития? Ответ на этот двуединый вопрос дает концепция «жэнь». Термин «жэнь» встречается в «Лунь юе» 109 раз, является там ключевым. Его интерпретация — самостоятельная и сложная задача; русскими китаистами он переводится как «человеческое начало», «милосердие», «человеколюбие», «гуманность», «благорасположенность», «совесть», «добродетель». Что касается содержания, которое вкладывает Конфуций в понятие «жэнь», то оно многозначно, включает все положительные нравственные качества и нормы достойного поведения. «Жэнь» как явление крайне трудно идентифицировать. На вопросы, можно ли назвать обладающими «жэнь» тех или иных реальных лиц, в том числе лучших своих учеников, считавшихся достойными людьми, Конфуций отвечает, что он не знает; жэнь трудно практиковать и о нем трудно говорить. «Жэнь» — понятие и описательное и аксиологическое одновременно; оно обозначает и существенную характеристику человека, и программу его деятельности. Это — человеческое начало в человеке, которое одновременно является его долгом. У Конфуция есть высказывание, которое на первый взгляд нарушает элементарные каноны мышления: «Только человеколюбивый способен любить людей и способен возненавидеть людей» (4, 3). В первой части оно кажется тавтологией, во второй противоречием определения. Логические ошибки, однако, снимаются, если иметь в виду многозначность «жэнь». И его особый статус в структуре сознательной человеческой деятельности. Как у одной и той же матери могут родиться разные дети, требующие разного, хотя и всегда родительски-ответственного к себе отношения, так и «жэнь» может стать санкцией различных действий. Если исходить из того, что «жэнь» представляет собой и человеческое начало в человеке и этическую стратегию поведения, то приведенное выше суждение Конфуция, можно было бы прочесть следующим образом: жень как человеческое начало в человеке есть то самое начало, в силу которого он может любить и ненавидеть людей. Точным представляется толкование термина «жэнь», которое дает современный китайский исследователь профессор Чжоу Гучэн: «Человек должен быть человеком».