Анатоль Франс - 8. Литературно-критические статьи, публицистика, речи, письма

• Название: 8. Литературно-критические статьи, публицистика, речи, письма
• Автор: Анатоль Франс
• Издательство: Государственное издательство ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1960

В восьмой том собрания сочинений вошли критические статьи на писанные в годы работы ведущим литературным критиком парижской газеты «Время» («Le Temps»), где он вел собственную рубрику Литературная жизнь (Critique littéraire), эссе из сборника Латинский гений (Le Génie latin, 1913), публицистика, речи, письма.

---

С другой стороны, и тезис субъективности искусства утрачивает у Франса тот абсолютный характер, какой он имел прежде. Несколько изменяется и стиль его статей. Сокращаются авторские отступления, Франс отходит от своей прежней манеры предаваться воспоминаниям и размышлениям, не относящимся непосредственно к рассматриваемой книге, а в рецензируемых произведениях уже не ищет непременной исповеди писателя. Характерно, что, полемизируя с Брюнетьером, он противопоставляет себя теперь и Леметру. В 1891 г., в предисловии к третьей серии «Литературной жизни», Франс признает за Леметром лишь способность «раздваиваться» и попеременно становиться на различные точки зрения. В дальнейшем их политические взгляды и литературные позиции окончательно разойдутся

Исчезает и безоговорочное оправдание «идеалистов» в искусстве. Диалог «Эльвира» (1892), затрагивающий проблемы искусства, построен в традиции «Философских диалогов» Ренана: Франс не высказывает своего мнения и, в сущности, иронизирует над категорическими заявлениями обоих собеседников — «идеалиста» Пьера и «реалиста» Поля, говорящего о связи творчества с жизнью, имея, впрочем, в виду не подлинно реалистическое искусство, а скорее фотографирование действительности. Но характерно само стремление Франса разносторонне осветить вопрос о назначении искусства. Во всяком случае, взгляды Пьера, который видит назначение искусства в создании идеальных образов, далеких от реальной жизни, уже не кажутся ему бесспорными. В ряде статей Франс говорит об общественном смысле литературы и отмечает как недостаток произведения его малую социальную значимость. В 1890 г. он критически отзывается о любовно-психологических романах Бурже и Мопассана, так как они далеки от интересов широких кругов читателей. Все эти «романы о светской любви» — лишь чтение для светских дам («Наше сердце» и «Сердце женщины»). В рецензии на книгу П. Эрвье «Автопортреты» (1893) и в своем собственном романе «Красная лилия» Франс уже решительно выступает против идеологии, которая насаждалась салонными романистами конца XIX в.

Все большее внимание Франса привлекает злободневное, социально направленное искусство. Его статья «Социалистическая литература» (1892) содержит очерк поэзии коммунаров и сочувственную оценку романа Жоржа Ренара «Прозрение Андре Савене». Он посвящает восторженную статью художнику Форену, который в своих карикатурах беспощадно осмеивал финансовых тузов, светских бездельников, мелких буржуа и вместе с тем с глубоким уважением изображал тружеников и бедняков («Форен», 1893). Франс восхищается правдивостью творчества Бальзака и, по-прежнему отвергая метод натуралистического романа, все более сочувствует Золя, в котором видит теперь реалиста, обличителя буржуазной действительности — писателя, уже вступившего на тот путь, к которому еще только приближается он сам. Он с похвалой отзывается о «Западне» и «Жерминале», а в статьях, посвященных «Деньгам» и «Разгрому» (1891–1892), горячо одобряет Золя за правдивый показ финансового мира и неприкрашенное изображение армии и войны. Через несколько лет, в период борьбы по делу Дрейфуса, Франс и Золя окажутся в одном лагере — в лагере прогрессивных, демократических сил, поднявшихся на борьбу с силами реакции

Объединяя свои статьи в «Литературной жизни», Франс подчеркивал, что не ставил перед собой задачи создать целостную картину современной французской литературы. Исчерпывающего анализа литературного процесса в его статьях действительно нет. Но все же в них раскрывается картина литературной борьбы, и в блестящих, кратких, остроумных характеристиках представлены наиболее типичные литературные явления эпохи

С глубокой тревогой Франс говорит о росте мистических, неокатолических настроений среди французской буржуазной интеллигенции. Он еще не умеет правильно объяснить появление этих тенденций: мистический идеализм, бурно расцветавший в философии и литературе предимпериалистической Франции, он склонен считать своеобразной «болезнью современного духа». Тем не менее в этой «болезни» Франс справедливо почувствовал серьезную опасность для судеб всей современной культуры и ее гуманистических традиций. В статье «Мистицизм и наука» (1890) он осудил молодое поколение, продавшее забвению традиции прошлого и отвергшее весь XVIII век, как век «не христианский». Резкой критике он подверг и бывших последователей Золя, которые, двигаясь в сторону реакции, отказывались от изображения социальной жизни и рисовали всякого рода патологические процессы психики. Особенно непримиримую борьбу Франс объявил литературе символизма

Символистская школа, включившая в себя и группу «декадентов» (старшее поколение символистов) и собственно символистов, сложилась окончательно в 1880-е гг. Она сразу же вызвала к себе отрицательное отношение Франса. Уже в 1886 г. он критикует эстетические положения Мореаса и Рембо, а в 1888 г. в статьях «Завтра» и «Шарль Морис» дает общий критический обзор символистской литературы. Статья 1889 г. «Символисты» (не вошедшая в сборники «Литературная жизнь») лишена всякой благожелательности. В предисловии ко второй серии «Литературной жизни» (1890) Франс вновь отчетливо противопоставляет себя и «декадентам» и символистам. Наконец в ряде статей, посвященный отдельным представителям школы (Ж. Мореасу, М. Швобу, М. Барресу, Малларме и др.), Франс, признавая их талант и некоторые разумные реформы в области стихосложения, в то же время подчеркивает вредное влияние символистской литературы на умы молодого поколения

Прежде всего он отвергает мистические тенденции символистов. Эти «тонкие умы» хотят наполнить поэзию каким-то особым, скрытым смыслом, который представляется Франсу просто бессмыслицей. Он высмеивает «поэзию намека» и объявляет главу символистской школы последователем Платона, поклонником гностиков и кабалистов, — ведь трудно предположить, что Малларме нарочито темен или просто безумен! Произведения Гюстава Кана и Мореаса, Вьеле-Гриффена, Ренэ Гиля и многих других вообще недоступны пониманию, — Франс откровенно заявляет об этом, не желая походить на безмолвных персонажей из андерсеновской сказки о голом короле. Все эти поэты бредят наяву, а потом преподносят читателю свои галлюцинации. Некоторое оправдание получает один только Верлен, хотя и его поэзию Франс называет мистической, больной и извращенной («Поль Верлен», «Мои больницы» и др.)

Сурово осуждает Франс и крайний индивидуализм «новой школы». Символисты: намеренно отворачиваются от читателя и нигилистически отрицают культурные традиции. Субъективность искусства, которую в 1880-е гг. так настойчиво утверждал сам Франс, отнюдь не означает для него индивидуализма — презрения к читателю и полного отречения от культурных традиций. Он говорит о бесперспективности символизма: будущее не может принадлежать мистической, непонятной литературе, противопоставившей себя читателю и отвергшей наследие всего предшествующего художественного развития. Его критика декаданса и советы молодым писателям отчетливо раскрывают его позицию в период создания «Литературной жизни» и вместе с тем позволяют предвидеть тот путь, которым он пошел в последующие годы

В противовес декадансу Франс ратовал за естественность в искусстве, за нерасторжимую связь писателя с природой, за единение художника и читателя. В 1890 г. он решительно выступил и против теории искусства для искусства. Флобер, писал Франс, глубоко заблуждался, утверждая, что искусство и жизнь несовместимы и что писатель не должен иметь ни религии, ни отечества, ни социальных убеждений. Поэзия возникает из жизни естественно, как дерево, цветок или плод выходят из земли («Идеи Гюстава Флобера»)

В борьбе с нигилистическими тенденциями символистов Франс пришел к проблеме литературной традиции. Он настойчиво утверждает, что отрываться от традиций — значит ставить под угрозу будущее литературы. С этой защитой культурного наследия связана у Франса и столь парадоксально звучащая апология плагиата. Он выступает на защиту плагиата не только потому, что, по его мнению, каждый настоящий, талантливый писатель неизбежно обновляет старые мотивы и сюжеты, но и потому, что в творческих заимствованиях и влиянии одного писателя на другого он видит преемственную связь со всей прежней историей культуры («Апология плагиата»)

Ориентации самого Франса весьма широки. Он высоко оценивает классиков XVII в., основавших французскую литературу «на разуме и вкусе», — статьи «Латинского гения» ярко свидетельствуют об этом. Однако любимыми эпохами Франса всегда оставались греко-римская античность, Возрождение и XVIII в. Как бы ни менялись его воззрения, философы и писатели античности, Ренессанса и Просвещения, с их скептицизмом, презрением к мистике и гуманистическим искусством, полным интереса к «земному» человеку, неизменно вызывали его глубокое восхищение. В культурном богатстве прошлого он увидел то здоровое, гуманистическое начало, которое способно возродить современное искусство, отравленное декадансом. «Харчевня королевы Гусиные Лапы» и «Колодезь святой Клары» — роман о XVIII в. и книга новелл из эпохи раннего итальянского Возрождения — непосредственно выросли из его литературно-критических статей