Анатоль Франс - 7. Восстание ангелов. Маленький Пьер. Жизнь в цвету. Новеллы. Рабле

• Название: 7. Восстание ангелов. Маленький Пьер. Жизнь в цвету. Новеллы. Рабле
• Автор: Анатоль Франс
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1959

В седьмой том собрания сочинений вошли: роман Восстание ангелов (La Révolte des anges, 1914), автобиографические циклы Маленький Пьер (Le Petit Pierre, 1918) и Жизнь в цвету (La Vie en fleur, 1922), новеллы разных лет и произведение, основанное на цикле лекций Рабле (1909).

---

В Меце у Рабле было тем меньше оснований для жалоб, что в апреле 1547 года он поступил врачом в городскую больницу. Целый год он пробыл на службе у городского самоуправления, получив за это сто двадцать ливров, и так сумел угодить жителям Меца, что местные власти постановили выдать ему наградные в размере трехмесячного жалованья. Следовательно, «перебивался» он совсем не так плохо.

Тридцать первого марта 1547 года умер Франциск I. Вступивший после него на престол Генрих II не унаследовал от отца любви к словесности, искусствам и к тонкой игре ума. У этого человека был узкий кругозор и мелкая душонка; можно было легко предугадать, что при новом государе французские лютеране подвергнутся еще более жестоким преследованиям, чем в последние годы царствования покойного короля, и без того достаточно мрачные. Первый же акт нового монарха подтвердил опасения умеренных реформатов. Генрих II учредил при парижском парламенте «огненную палату» для скорого суда над еретиками.

Кардинал дю Белле, уже не пользовавшийся прежним влиянием при дворе, предпочел служить своему королю издалека и выехал с посольством в Рим — в почетную ссылку. Он и на этот раз вызвал к себе Рабле, и в феврале 1549 года, — когда у Генриха II и Екатерины Медичи родился второй сын, Людовик Орлеанский, — мэтр Франсуа находился уже в Вечном Городе. Мы знаем, с каким презрением относился этот великий ум к астрологам и как он издевался над теми, кто верил, что звезды небесные существуют для князей, а не для бедняков. Тем не менее, то ли для того, чтобы угодить послу, то ли для того, чтобы войти в милость к монарху, он составил гороскоп новорожденного и предсказал, что его ждет счастливая будущность, если только ему удастся избежать некоего печального предзнаменования в западном углу седьмого дома. Астролог поневоле, хорошо знавший Вергилия, Рабле помнил, конечно, прекрасные стихи из шестой книги «Энеиды»:

Heu, miserande puer, si quoe fata aspera rumpas! Tu Marcellus eris![573]

Но Вергилий, предрекая устами старца Анхиза безвременную кончину сына Октавии, сообщал уже совершившийся факт. Рабле отважился на более смелое предсказание. Королевский отпрыск не успел дойти до седьмого дома, и его смерть зачеркнула тот гороскоп, всю лживость которого лучше, чем кто-либо другой, сознавал сам мэтр Франсуа, назвавший искусство Раймонда Луллия и гадание по звездам обманом и тщетой.

По случаю рождения Людовика Орлеанского кардинал дю Белле и французский посол устроили в Риме увеселения, в частности, скиомахию, то есть инсценированную битву, описание которой Рабле послал кардиналу де Гизу, покоившему его старость, чему мы не должны удивляться, ибо гражданская война тогда еще не возгорелась, Гизы[574] еще не стали во главе испанских и римских католиков, а брат Франсуа если и не был папистом, то с еще меньшим правом мог быть отнесен к кальвинистам. Некогда прославлявший его реформат Теодор де Без смотрел на него теперь как на апокалипсического зверя, как на исчадье греха. Это не значит, что противоположный лагерь оставлял его в покое. Напротив, удары сыпались на него с двух сторон, ибо он был реформатом в глазах католиков и папистом в глазах реформатов. Пока он находился в Риме, при кардинале дю Белле, во Франции некий монах из обители Фонтевро, Габриэль де Пюи-Эрбо, по-латыни — Путербус, ополчился на него в своей книге «Theotimus»[575] — книге, имевшей успех у читателей. Быть может, как на это недавно указывалось, ненависть Пюи-Эрбо к пантагрюэлизму имела особые причины: быть может, ее вызвало то, что Рабле в своей великой пантагрюэльской комедии вывел под именем Пикрохола некоего Сент-Март, друга Пюи-Эрбо. Как бы то ни было, автор «Theotimus»'a обвиняет мэтра Франсуа в злочестии, безверии и кальвинизме. Можно сказать, что он ведет широкое, генеральное наступление, поскольку в его книге задеты дю Белле и другие веротерпимые прелаты французской церкви. Разъяренный монах посылает Рабле к Кальвину и готов послать его к самому черту.

«Дай бог, чтобы его унесло со всем его пантагрюэлизмом в Женеву, если только он еще жив! — восклицает Пюи-Эрбо. — Ибо в начале этого царствования он последовал за толпой кардиналов, отправленных и высланных в Рим».

Он изображает Рабле пьяницей, обжорой, циником, и эту карикатуру долгое время принимали за портрет.

Но наряду с многочисленными врагами Рабле имел также мощных покровителей, и при дворе Генриха II у него их было столько же, а может быть, и больше, чем при покойном короле, читавшем и, как говорят, любившем «Пантагрюэля». Он пользовался расположением Гизов и шатильонского кардинала Оде. Когда он вернулся во Францию, ему не только не причинили ни малейшего беспокойства, но, уже числясь священником в церкви св. Христофора Манской епархии, 18 января 1550 года он получил назначение в Медонский приход близ Парижа. По воспоминаниям его современников, несомненно заслуживающим доверия, он исполнял свои пастырские обязанности с большим достоинством и усердием.

«Его дом (в Медоне), куда не имели доступа женщины, был открыт для ученых, с которыми он любил общаться, — рассказывает его первый биограф Антуан Леруа. — Ему ненавистно было всякое невежество, особенно в среде духовенства, и для характеристики безграмотных священников он снова находил в себе сатирический пыл автора „Пантагрюэля“. Quos vocaret Isidis asellos.[576] Впрочем, только по отношению к ним он и был беспощаден. Для бедных он всегда держал кошелек открытым. Отзывчивость его была такова, что у него для каждого находилось ласковое слово. Наконец благодаря своим познаниям в медицине он приносил своим прихожанам двоякую пользу».

Несколько позже Гильом Кольте также отметил добродетели медонского священника:

«Служа в этом приходе, он выказывал такое чистосердечие, такую честность и такую доброту, на какие только способен человек, стремящийся исполнить свой долг до конца. Во всяком случае, ни через устное предание, ни каким-либо иным путем до нас не дошло ни одной жалобы на него как на духовного отца и на его образ жизни. Напротив, по всей вероятности, паства была им очень довольна, о чем можно судить по некоторым его письмам к друзьям; письма эти все еще находятся в руках любителей, но мне их довелось видеть, и в них он, между прочим, сообщает, что в числе его благочестивых и набожных прихожан находятся г-н и г-жа де Гиз (герцог и кардинал де Гиз тогда только что приобрели Медонский замок), а это показывает, как предан он был своему делу и как старался он заслужить любовь тех, кого епископ вверил его духовному началу».

Что Рабле был на высоте своего положения — в этом мы не сомневаемся. Но чтобы он мог принудить себя к сидению на одном месте — это опровергается всей его жизнью, жизнью странника, бродяги и следопыта, жаждущего все видеть и все знать. Что бы ни говорили Кольте и Леруа, мы не уверены в том, что этот добросовестный человек постоянно находился в своем приходе, — напротив, нам известно, что когда, в июне 1551 года, епископ Евстафий дю Белле, племянник кардинала Жана, посетил Медонский приход, то викарий Пьер Ришар и его четыре помощника оказались на месте, а настоятель отсутствовал.

К тому же Рабле, который нигде не мог прочно обосноваться, не прожил в Медоне и двух лет. 9 января 1552 года он отказался от обоих приходов, почему — неизвестно. Мы подходим к концу его жизни, и он покрыт для нас непроницаемым мраком.

Через несколько дней после того как он заявил о своем уходе, впервые вышла целиком четвертая книга «Пантагрюэля». Первые ее главы были изданы в Гренобле, в 1547 году. Полностью же четвертая книга закончилась печатанием 28 января 1552 года у парижского книгоиздателя Мишеля Фезанда; ей были предпосланы разрешение короля и посвящение монсеньеру Оде, кардиналу Шатильонскому.

Эта книга, отдаленная от предыдущей очень небольшим промежутком времени, составляет ее продолжение и содержит в себе морское путешествие Пантагрюэля и его друзей, устремившихся на поиски Божественной Бутылки. Мы ее просмотрим, и, конечно, не без удовольствия, ибо в ней много чудесного и драгоценного. Мы еще найдем в ней чудесные сцены человеческой комедии, хотя бескрылая и холодная аллегория слишком часто заменяет теперь то кипение, тот шум жизни, что так радует нас в предыдущих книгах.

ЧЕТВЕРТАЯ КНИГА

Четвертая книга целиком посвящена путешествию Пантагрюэля и его друзей к оракулу Божественной Бутылки. Что же это за путешествие? Профессор Французского коллежа Абель Лефран отвечает на этот вопрос уверенно: «Это то самое путешествие, что так занимало умы географов и мореходов со времен Возрождения до наших дней: это рейс из Европы к западному побережью Азии через знаменитый Северо-Западный путь, огибающий северное побережье Америки, — путь, который столько раз тщетно искали[577] и практическая невозможность которого была окончательно выяснена лишь несколько лет назад».