Антон Ноймайр - Музыка и медицина. На примере немецкой романтики

• Название: Музыка и медицина. На примере немецкой романтики
• Автор: Антон Ноймайр
• Издательство: Феникс
• Жанр: Медицина
• Год: 1997
• ISBN: 5-222-00102-4

Ноймайру удалось достичь в области биографии и патографии таких высот, которые вряд ли под силу другим авторам. В этой юн иге автор «исследует» истории болезней И. Н. Гуммеля, перебросившего мостик между классикой и романтизмом, К. М. фон Вебера, Ф. Мендельсона Бартольди, Р. Шумана, И. Брамса и Л. Брукнера. Врач и ученый А. Ноймайр анализирует биографии мастеров, обращая особое внимание на их болезни или позднейшие следствия этих недугов. Влияние болезней на творчество тоже оказывается в поле зрения автора. Он скрупулезно рассматривает источники, высказывания современников, собирает воспоминания, разрозненные факты и часто вступает в противоречия с коллегами-медиками. Свои диагнозы он ставит, основываясь на достижениях современной науки, принимая, однако, во внимание свидетельства современников и документы той поры.

---

ДЕТСКИЕ ГОДЫ

Якоб Людвиг Феликс Мендельсон родился 3 февраля 1809 года в Гамбурге; он был первым сыном известной еврейской семьи, достигшей к этому времени значительного финансового состояния и общественного положения. Среди многочисленных людей, принимавших участие в формировании его личности, как человека и художника, первое и самое важное место занимает, без сомнения, его дед Моисей Мендельсон. Среди предков Моисея, наряду с учеными раввинами, было несколько выдающихся личностей, среди которых — раввин Моисей Иссерлес из Кракова и легендарный Саул Валь, вошедший в историю Польши как «король одного дня». Дедушка Моисей, которому Готтхольд Эфраим Лессинг воздвиг вечный памятник «Натаном Мудрым», был всемирно известным философом, который несмотря на непоколебимую еврейскую веру был избран даже членом прусской академии, и которого часто называли «еврейским Сократом». Его так почитали, что при появлении Моисея в обществе присутствующие вставали с мест, чтобы приветствовать его. Своей необыкновенной силой воздействия, убедительным жизненным гуманизмом он оказал существенное влияние на формирование характера Феликса, особенно благодаря высоко развитому чувству свободы и достоинства человека.

Авраам, отец Феликса, после побега из Гамбурга, который избавил его от ареста наполеоновским генералом Даву, имел вместе со своим братом Йозефом банк в Берлине, где его, по-видимому из-за финансовой поддержки добровольческой части противников Наполеона, выдвинули в городской совет. В рамках еврейской ассимиляции в Германии он последовал совету уже принявшего христианство шурина Якова Соломона Бартольди принять протестантскую веру вместе с женой и детьми, и вместе с этим имя Бартольди. Несомненно, Авраам, который с похвальным самоотречением называл себя позже «сыном знаменитого отца и отцом знаменитого сына», надеялся, благодаря этому церковному обряду, достичь более быстрой и легкой интеграции. Если Авраам и не поддерживал непоколебимую еврейскую веру отца, он обладал таким духовным складом, что верил «только одному Богу — какой бы ни была религия — есть только одна добродетель, только одна правда, только одно счастье». Методы воспитания детей были строго патриархальными, отличавшимися стремлением избегать праздности, а также рассматривать тяжелый труд и поощрение его как моральный долг. Запоминающимся для Феликса было ярко выраженное чувство справедливости, рациональная дальновидность и тесная связь отца с музыкой.

На чрезвычайные музыкальные способности Феликса и его сестры Фанни обратила внимание их мать Леа, урожденная Соломон. Леа была внучкой Даниэля Итцига, как его называли, «придворного еврея» прусского короля Фридриха II, и сестрой того Якова Соломона, который отказался от своей фамилии в связи с принятием другой веры и взял себе фамилию Бартольди. Она хорошо играла на клавесине и была, через своего учителя Иоганна Филиппа Кирнбергера, бывшего ученика И. С. Баха, тесно связана с семьей и музыкой Баха. Ее тетка, Сара Итциг, в молодости была любимой ученицей Вильгельма Фридемана Баха, и как выдающаяся исполнительница на клавесине выступала солисткой в концертах Берлинской Певческой академии, где она познакомилась также с Карлом Фридрихом Цельтером. Эта женщина, двоюродная бабушка Феликса, оказала на его музыкальное развитие большее влияние, нежели его мать. Это, по-видимому она попросила руководителя Певческой академии Карла Фридриха Цельтера стать учителем маленького Феликса. Вообще двоюродная бабушка Сара была не только очень решительной женщиной, но и очень интересной личностью, которая в своем берлинском еврейском салоне, считавшемся наиболее влиятельным салоном города, собирала самых известных людей и вела с ними дискуссии. В противоположность своим родственникам, она осталась верна иудаизму и даже своему другу, протестантскому теологу Фридриху Шлейермахеру, не позволила уговорить себя перейти в христианство. Ее аргумент свидетельствует об обезоруживающем остроумии и меткости: «Так как еврейская вера, даже по церковной доктрине, представляет собой фундамент, на котором строится все здание христианства, как можно ожидать, что я разрушу фундамент и буду жить на втором этаже?»

Однако сначала учителем музыки обоих высокоодаренных детей, Фанни и Феликса, была их мать. Но когда она перешагнула пределы своих материнских возможностей, то отдала их на попечение Людвига Бергера, выдающегося пианиста и очень независимого композитора, который был учеником Клементи и почитателем Генри Филд; своей утонченной концертной игрой на фортепьяно он напоминал стиль Фредерика Шопена. Семилетний Феликс делал такие успехи, что уже через три года праздновал свою первую победу на одном публичном частном концерте. Одновременно он с особым усердием учился играть на альте, который позже станет его любимым инструментом. Уже тогда десятилетний мальчик с приятным, интеллигентным лицом, обрамленным длинными развевающимися волосами, обладал необыкновенным общим образованием, поэтому его во время выступлений в обществе иногда называли развитым не по годам. Учебный план частного домашнего учителя д-ра Карла Гейзе, отца известного писателя Пауля Гейзе, вместе с обычными школьными предметами включал также иностранные языки: английский, французский, латинский, древнегреческий. Как удалось выдающемуся воспитателю так оживить почти спартанский, соответствующий пережиткам еврейско-пуританского мышления, учебный план детей, чтобы превратить в удовольствие чтение Гете или Гомера, показывает ставшее известным лишь в 1961 году шуточное стихотворение, которое Феликс сочинил в 11 лет по поводу, очевидно, предстоящей рукопашной схватки с соседскими детьми. Этот автобиографический прелестный фрагмент «Памфлет», с похожим на гомеровский размером стиха, начинается так:

«Назови мне, муза, тех, кто сражался в борьбе.
Но сначала воинов, ведомых мужественным Фреской.
Сперва явился Адам, полный упрямой храбрости,
который жил в сточной канаве,
противный сорванец.
Как? Ты нас хочешь победить? Не бойся, Фриц, ничего не получится. Мы легко одолеем Вас, так как нас очень много.
А у Тебя только Эде, гордый житель подвала»

Эту легкую дикцию и красноречие ребенка мы встречаем и в тысяче писем более зрелого юноши и взрослого мужчины, в которых он показал себя точным и поразительно убедительным писателем. Но Феликс мог бы стать выдающимся художником. Еще в детстве это дарование активно развивал, в нем И. Г. Рёзель, который давал ему уроки, а многочисленные рисунки из путешествий, собранные в книги, являются великолепным дополнением к письмам. Однако все эти дарования значительно превзошел музыкальный талант, который развивался такими бурными темпами, что уже в 1822 году Генрих Гейне говорил о «музыкальном чуде». Когда он в 11 лет стал членом Берлинской Певческой академии, а его учителем-наставником стал Карл Фридрих Цельтер, тот немало удивился, что мальчик с такой легкостью мог самостоятельно без труда решать самые сложные музыкальные проблемы, даже задания по контрапункту; можно было подумать, что счастье музыки свалилось на него как подарок доброй феи.

С Карлом Фридрихом Цельтером в жизнь Феликса вошел еще один человек, который должен оказать решающее влияние на его музыкальное развитие. Цельтер, бывший каменщик и теперешний дирижер Берлинской Певческой академии, основатель берлинского песенного общества и профессор академии искусств, считался в Берлине одним из крупных специалистов в области музыки и представлял собой внушающую особое почтение смесь неумолимой строгости, грубого обращения и пылкого чувства восхищения, идолами в музыке которого были И. С. Бах и Георг Фридрих Гендель. Никто не оказывал на музыкальное развитие юноши такое сильное влияние, будь то формирование вкуса или строгость формы его композиций, которая прежде всего была ориентирована на музыку Баха, и которой он мог препятствовать тому, чтобы музыка Мендельсона приблизилась к изнеженному, салонному стилю. Цельтер также следил за тем, чтобы Феликс лично знакомился с многими композиторами и виртуозами, приезжавшими в Берлин, как, например, со Шпором, Спонтини и К. М. Вебером. Огромное значение для всей его жизни имело знакомство через Цельтера с Гете, который стал для Феликса самым важным человеком, оказавшим большое влияние на его жизнь. Цельтер, единственный друг, с которым Гете был на «ты», сообщил о своем необыкновенном ученике, которого хотел представить поэту, в письме от 26 октября 1821 года, не приминув бестактно сделать одно из своих антисемитских замечаний. Мендельсон, с его воспитанностью и толерантностью, будучи даже взрослым человеком, никогда не упрекнул своего бывшего учителя. В письме говорилось: «Завтра утром я выезжаю со своей Дорис и одним 12-летним мальчиком, моим учеником, сыном господина Мендельсона. Он хоть и сын еврея, но не еврей. Отец с большим самопожертвованием не позволил сделать обрезание своим сыновьям и воспитывает их как подобает; было бы действительно eppes Rares, если бы из еврейского сына получился художник…». Необыкновенное явление Веймарского короля поэтов, его открытое расположение и вся тогдашняя атмосфера дома на Фрауенплан были для Феликса незабываемым событием в жизни. Постоянное почитание этого гениального поэта-мыслителя и гуманиста, который был для Мендельсона ярким образцом, сыграло, по-видимому существенную роль в формировании будущих «для его времени несколько анахронических взглядов на политику и мораль». На домашнем концерте, устроенном Гете с приглашенными гостями, Феликс играл не только фантазии на тему предложенной ему песни или фуги И. С. Баха, но и с листа рукописного манускрипта Бетховена. Еще большее удивление вызвала репетиция композиторского творения Мендельсона, в результате которой появилось его первое произведение Opus 1, переработанное позже в фортепьянный концерт c-Moll. Можно представить, как глубоко проникли в сердце молодого Феликса и остались в нем навсегда слова Гете: «Ты будешь моим Давидом, и если мне будет грустно, то приходи ко мне и развесели меня своей игрой на струнах». И действительно, эта встреча привела к долгой и прочной, более чем необычной для Гете, дружбе, несмотря на разницу в возрасте в 60 лет.