Владимир Набоков - Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина

• Название: Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина
• Автор: Владимир Набоков
• Издательство: «Интелвак»
• Жанр: Критика
• Год: 1999
• ISBN: 5-93264-001-4

Комментарии В. В. Набокова освещают многообразие исторических, литературных и бытовых сторон романа. Книга является оригинальным произведением писателя в жанре научно-исторического комментария. Набоков обращается к «потаенным слоям» романа, прослеживает литературные влияния, связи «Евгения Онегина» с другими произведениями поэта, увлекательно повествует о тайнописи Пушкина.

Предназначена для широкого круга читателей и в первую очередь — для преподавателей и студентов гуманитарных вузов, а также для учителей и учащихся средней школы.

---

И, наконец, следует заметить, в этих строфах Пушкин говорит о современных литературных течениях — в переходе от «поэтического» восточного фонтана к «непоэтичному» утиному пруду как аллегории собственной жизни. Можно также увидеть некоторую аналогию между намеченной им здесь эволюцией и тем, что он пишет о Ленском в строфах XXXVI и XXXIX в главе Шестой.

[XVII]

   Какие б чувства ни таились
   Тогда во мне — теперь их нет:
   Они прошли иль изменились…
 4 Мир вам, тревоги прошлых лет!
   В ту пору мне казались нужны
   Пустыни, волн края жемчужны,
   И моря шум, и груды скал,
 8 И гордой девы идеал,
   И безыменные страданья…
   Другие дни, другие сны;
   Смирились вы, моей весны
12 Высокопарные мечтанья,
   И в поэтический бокал
   Воды я много подмешал.

[XVIII]

   Иные нужны мне картины:
   Люблю песчаный косогор,
   Перед избушкой две рябины,
 4 Калитку, сломанный забор,
   На небе серенькие тучи,
   Перед гумном соломы кучи —
   Да пруд под сенью ив густых,
 8 Раздолье уток молодых;
   Теперь мила мне балалайка
   Да пьяный топот трепака
   Перед порогом кабака.
12 Мой идеал теперь — хозяйка,
   Мои желания — покой,
   Да щей горшок, да сам большой.

2 косогор. Русское слово, подразумевающее двойной наклон: скат холма и скос дороги (или какого-нибудь другого участка земли), по диагонали спускающейся с него.

6 Слово гумно означает «сарай» или «амбар», в которых есть площадка для молотьбы и место для хранения зерна.

12 покой. См. коммент. к строке 20 «Письма Онегина».

14 щей [род. пад.; «щи», им. пад.] — суп из капусты. В этой строке Пушкин использует русскую пословицу, означающую: «Моя пища проста, но я сам себе хозяин».

[XIX]

   Порой дождливою намедни
   Я, завернув на скотный двор…
   Тьфу! прозаические бредни,
 4 Фламандской школы пестрый сор!
   Таков ли был я, расцветая?
   Скажи, Фонтан Бахчисарая!
   Такие ль мысли мне на ум
 8 Навел твой бесконечный шум,
   Когда безмолвно пред тобою
   Зарему я воображал
   Средь пышных, опустелых зал…
12 Спустя три года, вслед за мною,
   Скитаясь в той же стороне,
   Онегин вспомнил обо мне.

5–11 См. «Бахчисарайский фонтан» (поэму в 578 строк, написанную ямбическим тетраметром, свободно рифмованную, созданную в 1822 г. в Кишиневе и опубликованную в 1824 г. в Москве со статьей Вяземского в качестве предисловия), особенно строки 505–59 — о посещении Пушкиным бывшего ханского «Дворца в саду», где в строках 533–38 дается ответ «Путешествию», XIX, 7–10, при этом обыгрывается та же рифма «шум» и «ум».

Намеренно «прозаическое» описание фонтана добавлено Пушкиным в примечании к поэме; что сопоставимо с «бреднями, сором» «Путешествия», XIX, 1–4.

[XX]

   Я жил тогда в Одессе пыльной…
   Там долго ясны небеса,
   Там хлопотливо торг обильный
 4 Свои подъемлет паруса;
   Там все Европой дышит, веет,
   Все блещет Югом и пестреет
   Разнообразностью живой.
 8 Язык Италии златой
   Звучит по улице веселой,
   Где ходит гордый славянин,
   Француз, испанец, армянин,
12 И грек, и молдаван тяжелый,
   И сын египетской земли,
   Корсар в отставке, Морали.

1 Нам не показано, как Онегин реально участвует в веселой итальянизированной жизни Одессы (XX—XXIX). Видно, как не он, а наш другой герой, Пушкин, наслаждается ею в этих десяти строфах, перекликающихся изображением особенностей южной жизни с театральными, эротическими и гастрономическими восторгами жизни петербургской, описанной в главе Первой.

В главе Первой Пушкин сочетал петербургские воспоминания с обстоятельствами своей жизни в Одессе, которые он в то время описывал (осень, 1823 г.). Мы мельком видим (глава Первая, L), как он бродит над морем и жаждет увидеть корабль, который перенес бы его из России в Африку, в обратном порядке повторив путь его предка. Эти строфы «Путешествия» писались в вынужденном уединении Михайловского в начале 1825 г. Одесса 1823–24 гг., в те дни не более чем ностальгическое убежище, ныне, в 1825 г., вспоминается с таким же наслаждением, как и Петербург с его удовольствиями. И образ «Италии златой» в главе Первой, XLIX, сокращается теперь до воспоминаний о мелодичной итальянской речи на улицах Одессы.

2 Там долго ясны небеса. Сжатие до четырехстопника александрийских стихов Туманского — второй строки его стихотворения «Одесса» (цитируется в моем коммент. к строфе XXI, 1–9).

[XXI]

   Одессу звучными стихами
   Наш друг Туманский описал,
   Но он пристрастными глазами
 4 В то время на нее взирал.
   Приехав он прямым поэтом,
   Пошел бродить с своим лорнетом
   Один над морем — и потом
 8 Очаровательным пером
   Сады одесские прославил.
   Всё хорошо, но дело в том,
   Что степь нагая там кругом;
12 Кой-где недавний труд заставил
   Младые ветви в знойный день
   Давать насильственную тень.

1–9 Одессу звучными стихами / Наш друг Туманский описал... Туманский, второстепенный поэт — коллега Пушкина по службе в канцелярии графа Воронцова — в 1824 г. посвятил Одессе следующие тяжеловесные ямбические шестистопники:

В стране, прославленной молвою бранных дней,
Где долго небеса отрада для очей,
Где тополы шумят, синеют грозно воды, —
Сын хлада изумлен сиянием природы.
Под легкой сению вечерних облаков
Здесь упоительно дыхание садов…

и так далее — еще десять «хромых», аритмичных строк.

6–7 бродить… над морем. Образ Туманского, пошедшего «бродить над морем», повторяет в более легком ключе беспокойно-тревожное «Брожу над морем» главы Первой, L, 3. Любопытное соединение, на Одесском побережье, начала и конца нашего романа.

11 степь нагая. Лайелл в «Путешествиях», 1, 190, во фрагменте, относящемся к маю 1822 г., пишет: «Окрестности Одессы представляют собою приятный вид. В бывшей засушливой степи много деревень, и ферм, и обработанных полей, которые близ города расположены вперемешку с виллами, питомниками, с общественными и частными садами».

[XXII]

   А где, бишь, мой рассказ несвязный?
   В Одессе пыльной, я сказал.
   Я б мог сказать: в Одессе грязной —
 4 И тут бы, право, не солгал.
   В году недель пять-шесть Одесса,
   По воле бурного Зевеса,
   Потоплена, запружена,
 8 В густой грязи погружена.
   Все домы на аршин загрязнут,
   Лишь на ходулях пешеход
   По улице дерзает в брод;
12 Кареты, люди тонут, вязнут,
   И в дрожках вол, рога склоня,
   Сменяет хилого коня.

3–4 в Одессе грязной. Лайелл в «Путешествиях», I,171, пишет: «Улицы Одессы… все еще не вымощенные… [и] неописуемо грязные осенью и весной после сильных дождей…».

*

14 окт. 1823 г. (к этому времени Онегин уже появился) Пушкин из Одессы писал Вяземскому: «У нас скучно и холодно. Я мерзну под небом полуденным». И 1 дек. 1823 г. Александру Тургеневу: «Две песни уже готовы» (к этому времени Онегин уже снабдил своего биографа сведениями для главы Второй).

10 на ходулях. Я читал где-то, что одесситы (их русский — самый плохой в России) называют башмаки на деревянной подошве, надеваемые ими в слякоть, ходулями; сомневаюсь, чтобы Пушкин использовал такой вульгарный жаргон в столь бессмысленном случае. Рухнула бы гипербола, на которой основана вся строфа.

[XXIII]

   Но уж дробит каменья молот,
   И скоро звонкой мостовой
   Покроется спасенный город,
 4 Как будто кованой броней.
   Однако в сей Одессе влажной
   Еще есть недостаток важный;
   Чего б вы думали? — воды.
 8 Потребны тяжкие труды…
   Что ж? это небольшое горе,
   Особенно, когда вино
   Без пошлины привезено.
12 Но солнце южное, но море…
   Чего ж вам более, друзья?
   Благословенные края!

1–3 молот… город. Неправильная рифма, одна из немногих неудачных рифм в «ЕО». Другие — в главах Второй, VI, 10–11 и Третьей, XIV, 10–11.