Владимир Набоков - Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина

• Название: Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина
• Автор: Владимир Набоков
• Издательство: «Интелвак»
• Жанр: Критика
• Год: 1999
• ISBN: 5-93264-001-4

Комментарии В. В. Набокова освещают многообразие исторических, литературных и бытовых сторон романа. Книга является оригинальным произведением писателя в жанре научно-исторического комментария. Набоков обращается к «потаенным слоям» романа, прослеживает литературные влияния, связи «Евгения Онегина» с другими произведениями поэта, увлекательно повествует о тайнописи Пушкина.

Предназначена для широкого круга читателей и в первую очередь — для преподавателей и студентов гуманитарных вузов, а также для учителей и учащихся средней школы.

---

1 См. XXVI, 9–11 и коммент. к ней.

3 проворный. Следует отметить, как удачно слово «проворно», завершающее строку 1 строфы XV, повторяется, словно эхо, здесь.

9–10 В небольшом, написанном в Кишиневе, стихотворении «Гречанке» (Калипсо Полихрони, которая, как говорили, была любовницей Байрона) Пушкин в 1822 г. употребил сходную интонацию:

Невольный трепет возникал
В твоей груди самолюбивой,
И ты, склонясь к его плечу…
Нет, нет, мой друг, мечты ревнивой
Питать я пламя не хочу.

XLV

   Но ей не льзя. Не льзя? Но что же?
   Да Ольга слово ужъ дала
   Онѣгину. О, Боже, Боже!
 4 Что слышитъ онъ? Она могла...
   Возможно ль? Чуть лишь изъ пеленокъ,
   Кокетка, вѣтренный ребенокъ!
   Ужъ хитрость вѣдаетъ она,
 8 Ужъ измѣнять научена!
   Не въ силахъ Ленскій снесть удара;
   Проказы женскія кляня,
   Выходитъ, требуетъ коня
12 И скачетъ. Пистолетовъ пара,
   Двѣ пули — больше ничего —
   Вдругъ разрѣшатъ судьбу его.

Любопытно выяснить, что делал настоящий Байрон в то время, когда образ, созданный Пушкиным, танцевал, мечтал, умирал:

12 янв. 1821 г. (ст. ст.) (24 янв. нов. ст.), когда Ленский на северо-западе России шел на свой последний бал, Байрон в Равенне (Италия) записал в дневнике: «…встретил несколько масок на Корсо… — они пляшут, поют и веселятся, „ибо завтра могут умереть“».

На следующий вечер, 13 янв. (25 янв. нов. ст.), когда Ленский сочинял свою последнюю элегию, Байрон записал: «Еще один день миновал… но „что лучше, жизнь или смерть, ведомо одним лишь богам“, как сказал Сократ своим судьям…».

А 14 янв. (26 янв. нов. ст.), в день, когда состоялась дуэль между Ленским и Онегиным, Байрон сделал краткую запись: «Ездил верхом — стрелял из пистолетов — и притом удачно».

Это, по-видимому, останется классическим примером того, как жизнь подыгрывает искусству.

11 требует коня. Я бы понял это как «требует своего коня», «приказывает вывести своего коня», если бы не более вероятное обстоятельство, что Ленский и Онегин приехали на званый вечер в онегинских санях, и сейчас Ленский должен одолжить жеребца из конюшни Лариных.

14 В отдельном издании Четвертой и Пятой глав 1828 г. напечатано:

Как раз решат судьбу его.

Но, чтобы избежать слияния «как» со следующим словом «разрешат», («как раз»), Пушкин в списке ошибок, приложенном два месяца спустя к главе Шестой, изменил строку:

Вдруг разрешат судьбу его.

Глава Шестая

Эпиграф

La sotto giorni nubilosi e brevi
Nasce una gente a cui l'morir non dole.

Petr.

Отрывочное цитирование фрагмента из канцоны XXVIII Петрарки (строки 49 и 51) «На жизнь Лауры», начинающегося со слов «О, ожидаемая на небе блаженная и прекрасная». Вместе с опущенной Пушкиным строкой 50 отрывок читается:

Là sotto i giorni nubilosi e brevi,
Nemica naturalmente di pace,
Nasce una gente, a cui'l morir non dole.

<Там под туманными и короткими днями,
Чуждое по своей природе миролюбию,
Родится племя, которому не больно умирать>.

I

   Замѣтивъ, что Владиміръ скрылся,
   Онѣгинъ, скукой вновь гонимъ,
   Близъ Ольги въ думу погрузился,
 4 Довольный мщеніемъ своимъ.
   За нимъ и Олинька зѣвала,
   Глазами Ленскаго искала,
   И безконечный котильонъ
 8 Ее томилъ, какъ тяжкій сонъ.
   Но конченъ онъ. Идутъ за ужинъ.
   Постели стелютъ; для гостей
   Ночлегъ отводятъ отъ сѣней
12 До самой дѣвичьи. Всѣмъ нуженъ
   Покойный сонъ. Онѣгинъ мой
   Одинъ уѣхалъ спать домой.

10–12 Ср.: Роберт Лайелл, «Нравы русских и подробная история Москвы» (Лондон, 1823), с. LIII–LIV, LVII:

«Мадам [Полторацкая], мать джентльмена, которого я сопровождал, устраивала „fête“ <„торжество“>… в воскресенье, следующее за нашим прибытием в это поместье [Грузино, возле Торжка]. То и дело в течение всей субботы прибывали экипажи со знатными гостями… Хотя дом мадам [Полторацкой] был внушительных размеров, я удивлялся, где все эти гости, примерно пятьдесят особ, найдут себе комнаты для ночлега… Вечерними развлечениями были беседа и карты, и в 11 часов сервировали изысканный ужин, по завершении которого мое внимание привлекло зрелище суматохи и последовавшего беспорядка. Столовая, гостиная, зал, все подходящие помещения, в которых мы провели вечер, были превращены в спальни… Количество кроватей… [оказалось] недостаточным… множество постелей было немедленно устроено на полу, некоторые на креслах…

На следующий день я посетил „с утренним визитом около одиннадцати часов“, один из домов, где разместились несколько знакомых мне мужчин… Зал и гостиная превратились буквально в казармы: софы, диваны и кресла были сдвинуты вместе и покрыты постелями — а их утомленные или ленивые обитатели… полдесятка дворян… [в одном таком пристанище], завернувшись в роскошные шелковые длинные ночные рубахи, лежали или сидели в кроватях, пили кофе, чай или курили табак в атмосфере зловония и в окружении ночных горшков и неопрятного тряпья, образуя необычайно пестрое сообщество».

II

   Все успокоилось: въ гостиной
   Храпитъ тяжелый Пустяковъ
   Съ своей тажелой половиной.
 4 Гвоздинъ, Буяновъ, Пѣтушковъ
   И Фляновъ, не совсѣмъ здоровой,
   На стульяхъ улеглись въ столовой,
   А на полу мосье Трике,
 8 Въ фуфайкѣ, въ старомъ колпакѣ.
   Дѣвицы въ комнатахъ Татьяны
   И Ольги всѣ объяты сномъ.
   Одна, печально подъ окномъ
12 Озарена лучемъ Діаны,
   Татьяна бѣдная не спитъ
   И въ поле темное глядитъ.

3 половиной [тв. пад.]. Галлицизм, «moitié» <«половина», «благоверная»>. Французские поэты «возвышенной» школы, или «cheville», — использовали термин «moitié» в совершенно серьезных стихах. В одном месте «Генриады» Вольтера встречается: «Et leurs tristes moitiés, compagnes de leurs pas» <«И их печальные половины, их спутницы»>.

8 фуфайке. Пушкин использует слово, происходящее, предположительно, от немецкого «Futterhemd» <«поддевка»>, что соответствует французскому «camisole de laine» <«шерстяной камзол»> или «gilet de flanelle» <«жилет из фланели»>. Я предпочел употреблявшееся в Англии в восемнадцатом веке (ок. 1800 г.) «gilet de dessous» <«жилет, надеваемый под низ»>. В мое время слово «фуфайка» употреблялось, в основном, в смысле «вязаный жилет» или «свитер», но с эпитетом «нательный», что было близко по смыслу к «рубашке с короткими рукавами». Думаю, что Трике остался на ночь в своем фланелевом жилете.

11 Одна печально. Должно быть, вероятно: «Одна, печальна».

14 поле. Используется в смысле «открытое пространство». Тот же мотив встречается в ранней поэме Пушкина «Цыганы», строки 26–29:

В шатре одном старик не спит;
Он перед углями сидит,
.........................
И в поле дальнее глядит…

III

   Его нежданнымъ появленьемъ,
   Мгновенной нѣжностью очей
   И страннымъ съ Ольгой поведеньемъ
 4 До глубины души своей
   Она проникнута; не можетъ
   Никакъ понять его; тревожитъ
   Ее ревнивая тоска,
 8 Какъ будто хладная рука
   Ей сердце жметъ, какъ будто бездна
   Подъ ней чернѣетъ и шумитъ...
   «Погибну,» Таня говоритъ:
12 «Но гибель отъ него любезна.
   «Я не ропщу: зачѣмъ роптать?
   «Не можетъ онъ мнѣ счастья дать.» —

8–9 В русском варианте «Неистового Роланда» Ариосто, песнь XXIII, октавы С–CXII, написанного Пушкиным в 1826 г. (см. мой коммент. к главе Первой, LIV, 4), наш поэт переводит отрывок с французского («son cœur se glace: il lui semble qu'une main froide le lui presse» <«его сердце леденеет: ему кажется, что холодная рука сжимает его»>) четырехстопной строкой: