Август Цесарец - Золотой юноша и его жертвы

• Название: Золотой юноша и его жертвы
• Автор: Август Цесарец
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1990
• ISBN: 5-208-01177-0

Романы Августа Цесарца (1893–1941) «Императорское королевство» (1925) и «Золотой юноша и его жертвы» (1928), вершинные произведем классика югославской литературы, рисуют социальную и духовную жизнь Хорватии первой четверти XX века, исследуют вопросы террора, зарождение фашистской психологии насилия.

---

— Что ты стоишь? — дрожащим голосом прикрикнула она на Панкраца. — Неужели действительно хочешь, чтобы Краль всех нас погубил? Ведь и тебе тогда нелегко придется! Ни копейки уже не вытянешь из этой семьи!

— Опять я? А почему ты не идешь? — не трогаясь с места, обратился тот к Йошко.

— Я должен ехать за доктором. Отправлюсь на автомобиле в объезд.

— А я ничего не должен! — отрезал Панкрац. — Если только, — он буквально сверлил их глазами, — не дадите мне честное слово, что запишете в завещании: платить до конца учения и вместо квартиры повысить месячное содержание.

— А вот это видел! — оживилась Мица, допивая вино, и снова показала ему свою излюбленную комбинацию из трех пальцев.

— Хоть теперь помолчи! — прикрикнул на нее Йошко и вложил в руку Панкраца сотню. — Честное слово, все будет так, как скажет мама! Только иди, иди скорей! — и он сам побежал за плащом и шляпой.

Панкрац, направившись к выходу, задержался возле бабки.

— А ты что скажешь?

— Иди ты к черту! — в беспомощной злобе отмахнулась она от него. — Дал ведь тебе Йошко честное слово, и поговорим об этом завтра! Только приведи Краля назад!

Медленно, не обращая внимания ни на Мицины проклятия, ни на то, как тяжело вздохнул дед, ни на совет Васо прихватить с собой фонарик, Панкрац засовывал руки в рукава плаща, который ему подавал Йошко.

— Из тебя бы вышел хороший официант! — пошутил он, а затем, закатав брюки и снова обведя всех присутствующих взглядом, усмехнулся, глядя на уродливо перекошенное лицо Мицы, и, не сказав ни слова, только прислушавшись к Сережиным выкрикам, шагнул в грязь и в ночь.

VIII

Ночь была черной, как смола, только неверным светом мерцал перекресток, от которого к дому Смуджа по равнине шла дорога к конному заводу Васо и на хутор Краля. Другая же дорога, что вела в центр общины и по которой должен был пойти Краль, если он действительно направился за жандармами, забирала круто вверх. Из-за того, что с одной стороны она глубоко врезалась в холм, с другой была закрыта кустарником и домами, а сверху над ней нависли облака, Панкрацу она показалась совершенно неприступной, наподобие глухой подвальной стены, без единого, самого маленького оконца. Не зная, куда направиться и где искать Краля, Панкрац уже пожалел, что не взял фонарь. Правда, тут же об этом и забыл, привлеченный шумом какой-то брички, доносившимся из-за дома, вероятно, это за Васо возвращался македонец Хусо. В самом деле, он не ошибся, бричка вскоре остановилась прямо перед домом, и из нее выпрыгнул Хусо.

— Не встретили ли вы кого по дороге? — обратился к нему Панкрац.

— Нет! — отрицательно замотал головой Хусо и цокнул языком, поэтому Панкрац тут же впился глазами в противоположную сторону, стал смотреть на дорогу, что вела к общине. Свет, падавший от фонаря брички, выхватил из темноты движущийся силуэт. Подождав немного, пока Хусо не войдет в дом, он направился вслед за Кралем. Под ногами у него чавкала липкая и вязкая грязь, затрудняя ходьбу, а встречный ветер швырял прямо в лицо моросящий холодный дождик. Уже при одной мысли, что, возможно, придется долго уговаривать Краля, ему стало не по себе, поэтому, как только он его настиг, то схватил за плечи и хотел насильно повернуть назад.

— Куда это вы устремились, Краль? Здесь не пройдете, а дальше и совсем непролазная слякоть!

У Краля один сапог уже увяз в грязи, поэтому и захоти он повернуть назад, сделать этого сразу не мог, изо всех сил старался он вытащить ногу, при этом, пошатываясь и чуть не падая, проклинал общину и государство за такие дороги.

— А вы кто такой? — заорал он с испугу, видимо, не узнав в темноте Панкраца.

— Да это я, Панкрац, республика — гордость всего мира, надеюсь, слышали! Но что это вы делаете? Так можно и без сапог остаться, а всего месяц назад их купили! — потешался Панкрац над беспомощностью Краля, находя удачным свой ответ. Делая вид, что хочет помочь, он старался направить его к дому, а своей болтовней сбить с толку. — Помните, мы их еще обмывали на станции! И если вы их сейчас лишитесь, ни община, ни государство наверняка не возместят вам эту потерю! Выходит, лучше нам вернуться к Смуджу, и там мы вдвоем будем пить хоть до утра! Я плачу, Краль!

Вытащив сапог, Краль действительно шагнул было обратно, но тут же, спохватившись, пошел в прежнем направлении.

— Куда вы меня хотите повернуть, гм? — недовольно спросил он. — Ноги Краля там больше не будет, нет! Только с жандармами приду назад, узнает у меня этот солдафон!

— Да нет там больше никакого солдафона! — Панкрац крепко схватил его за локоть. — Вот видите, он уезжает. — И в самом деле, внизу, при свете, падавшем от фонаря брички, было видно, как Васо и его жена садятся в коляску; еще мгновение, и повозка, — провожать их никто не вышел, — развернувшись у перекрестка, задребезжала, покатив вниз по дороге. — Теперь, следовательно, вы уже опоздали, можете это сделать завтра, и правильно поступите, я буду вашим свидетелем! Вы, наверное, помните, сегодня я уже выступал в этой роли, когда ему, разбойнику, пригрозил республикой! Уверен, что мы поймем друг друга. Жаль, если между нами, республиканцами, не будет взаимопонимания! — И он снова попытался повернуть его назад. — За республику не грех и распить бутылочку! Пойдемте, Краль!

Краль увяз по колено — да и было в чем — и так стоял, упрямый, как осел, а возможно, просто колебался, не зная, как поступить. Он молчал, и ни одной мысли нельзя было прочесть на его лице — теперь, в темноте это было просто бледное пятно, только своими очертаниями напоминавшее лицо, а в общем-то мало чем отличавшееся от грязной портянки, на которую оно и днем было похоже. Единственно, что напоминало лицо, так это довольно громкое и по-пьяному тяжелое дыхание. Воздух мучительно, с клокотанием вырывался из горла наружу, с трудом преодолевая бивший в лицо ветер. Краль дышал глухо, со свистом и часто, как дышат люди, не осознающие ни что с ними происходит, ни что творится вокруг. Вдобавок он рыгнул, а это означало, что его снова может стошнить, поэтому Панкрац еще настойчивее потащил его назад, надеясь только на его бессознательное состояние.

— Вот видите, Краль, в таком состоянии вы не далеко уйдете!

Но Краль, заупрямившись, окрысился на Панкраца.

— Что вы меня все тащите? Наверное, убить хотите? — и он глубоко вздохнул, словно приходил в себя после легкой слабости, и впрямь охватившей его минуту назад. Теперь же у него снова развязался язык, и он продолжал горячиться. — Если вы считаете, что я пьян, зачем снова тащите пить? Ах да, вы и сегодня вечером обещали подойти ко мне, но с господами вам было интереснее! Гм, сначала, конечно, господа, а потом уже мужик! Тоже мне верноподданные республиканцы!

— Не совсем так, Краль, — назойливо засуетился Панкрац. — Вот видите вы какой, недавно сами меня назвали человеком из народа! А подойди я к вам, и не поднялись бы! Прежде я должен был сделать все свои срочные дела, ради которых и приехал, потому что завтра возвращаюсь назад!

— А мне какое дело, что возвращаетесь! У вас свои заботы, у меня свои, — пошатываясь, Краль искал где ступить и, помолчав, добавил, явно с издевкой, ибо не случайно сделал ударение на этом слове, — и ваши тоже, гм! Слышал я о них!..

— Что вы слышали? — чуть не подпрыгнул от удивления Панкрац.

Конечно же, Краль все слышал, об этом нетрудно было догадаться, поскольку он довольно определенно высказался уже в доме Смуджа. Но собирался ли он пойти за жандармами из-за Васо или из-за истории с Ценеком? А говоря так, не метил ли он и в него? Или он имел в виду только его ссору по поводу завещания? Вопросы следовали один за другим, и на любой из них было нелегко ответить, глядя на этого пьяного, раздраженного, упрямого, а порою и загадочного крестьянина. Да если бы он и ответил, тяжело было бы сделать тот самый нужный шаг, который бы привел к цели, — вернуть Краля назад к Смуджам! Но это он обязан был сделать, обязан во что бы то ни стало! Не только из-за обещания, данного бабке и Йошко, а и в своих собственных интересах, ибо, предположив, что Краль заведет сейчас в жандармерии разговор об истории с Ценеком, разве не будет поставлена под угрозу вся его — Панкраца — система вымогательств, за счет чего он существовал, и разве сам он не окажется неизбежно втянутым в судебные разбирательства?

Следовательно, назад с ним, только назад! Но каким образом? Правда, у него есть сотня, но, во-первых, ему было жаль ее отдавать, пока в этом не было крайней необходимости, а, во-вторых, возможно, Блуменфельд пообещал ему больше, что, наверное, и заставило его отправиться за жандармами, и, предложи он сейчас деньги, не разозлит ли его еще больше? К тому же, если Краль поймет, что Смуджи его боятся, не захочет ли он во что бы то ни стало привести жандармов?