Орландо де Руддер - Альфред Нобель

• Название: Альфред Нобель
• Автор: Орландо де Руддер
• Издательство: Ростов-на-Дону: «Феникс», 1997. — 320 с.
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1997
• ISBN: 5-222-00388-4

Мы знаем Альфреда Нобеля прежде всего как основателя знаменитой премии, и мало кому известно, что именно он изобрел динамит. Нобель был могущественным бизнесменом, а его изобретение оказало огромное влияние на развитие мировой промышленности. Нобель был поистине загадочным человеком: несмотря на свою замкнутость и любовь к одиночеству, ему удавалось быть в самом центре жизни 2-ой половины XIX века. Во Франции Нобеля обвинили в шпионаже, в Англии — в изготовлении подделок… Нобель был гениальным инженером; кроме того, он обожал орхидеи и был без ума от быстрой езды…

В этой книге читатель найдет рассказ о захватывающих событиях, которыми была насыщена жизнь Нобеля, жизнь действительно неординарная, ибо даже после его смерти душеприказчикам пришлось немало сделать, чтобы Нобелевская премия была основана.

Книга предлагается широкому кругу читателей.

---

Речь, конечно, идёт о «Загадке», поэме, которую Нобель написал в восемнадцать лет под влиянием Шелли. И в этом Нобель продемонстрировал странное для него решительное желание разделить с Бертой свои взгляды, что тем более удивительно, если вспомнить о недоверчивости Нобеля. Но его откровенность лишь шокировала Берту: однажды, когда он рассказывал ей о возможностях взрывчатых веществ, заинтересованная Берта спросила, могут ли они использоваться в военное время. И он ответил ей, что динамит для этого слишком слаб…

Одна из бесед Берте запомнилась особенно надолго. Нобель говорил ей о своём желании изобрести оружие, которое было бы настолько устрашающим и имело бы такую мощь, которая сделала бы любую войну невозможной. Другими словами, Нобель хотел, чтобы мир поддерживался при помощи страха. Мир? Берта Кински тогда ещё не знала, что битва за мир будет самым серьёзным сражением в её жизни…

Пока же мысли Нобеля по поводу взрывчатых веществ не внушали Берте никакого энтузиазма. Но вызванные ими растерянность и удивление прошли быстро. После встречи с Бертой Нобель написал одному из своих шведских друзей: «Мои глаза слишком слабы даже для того, что Библия понимает как высокое служение, — смотреть на прекрасных девушек. Говоря так, не думаете ли вы ненароком о той очаровательной гувернантке, которую я недавно повстречал в Вене? Она самая прекрасная — nес plus ultra[23]».

Он умолчал о своём небольшом объявлении!

Нобель доверительно изливал душу. Берта решительно ему нравилась. Нравилась настолько, что он оставил свою сдержанность и спросил напрямик, свободно ли её сердце. Берта ответила отрицательно. Она поведала ему свою грустную историю о том, как она была вынуждена искать место, как они с молодым бароном фон Зутнером полюбили друг друга и барон обещал жениться на ней, как его семья помешала этому. Неожиданно для самой себя Берта открыла Нобелю своё сердце.

Пораженный Альфред думал, что ещё не всё потеряно. В своих воспоминаниях Берта приводит совет, который дал ей Нобель: «Вы поступили мужественно, но вам нужно быть ещё более мужественной. Поэтому не пишите ему больше, пусть пройдёт время… Новая жизнь, новые впечатления — и вы оба забудете эту историю. И он, может быть, даже раньше, чем вы…»

Куда подевалась его обходительность?

Как, впрочем, и неловкость. Он оставил её одну в Париже, так как должен был по делам отлучиться в Стокгольм. Оттуда он отправил ей две телеграммы — первую, в которой сообщал о своём возвращении в конце недели, и вторую, в которой он признавался, что не может без неё жить…

Берта хотела позабыть о мужчинах. Нобелю, пожалуй, было достаточно совсем немного такта и ненавязчивого присутствия рядом, чтобы покорить сердце Берты. Но возможно, он — осознанно или нет — опасался этого. В телеграмме он сообщал также, что, когда он вернётся, все работы на авеню Малакофф будут закончены. Однако эта шикарная клетка так и не стала жилищем для птицы. Возвратившись, Нобель обнаружил письмо, в котором Берта уведомляла его о принятом ею решении вернуться в Австрию. Сёстры барона фон Зутнера умоляли её об этом.

Она приносила извинения, выражала сожаление и добавляла, что продала фамильные драгоценности, чтобы оплатить свою дорогу и не быть должной Нобелю. Роман закончился. Но это не был конец отношений. За спешным отъездом Берты последовала долгая переписка.

Эти годы не были спокойными для Нобеля. Конечно, его заводы продолжали работать, а прибыли, которые они приносили, казалось, не иссякнут никогда. Но от возбуждения, вызванного постоянной активностью, — возбуждения, бесспорно, благоприятного, но постоянного — здоровье Нобеля начало ухудшаться, тем более что Нобель не обладал природной крепостью. Кроме того, Нобелю не нравилась его роль торгового агента и делового человека. Он предпочел бы уединиться в своей лаборатории и целиком посвятить себя научным изысканиям.

А ещё он хотел заняться производством новых товаров. В частности, ему хотелось выпустить на рынок новое взрывчатое вещество. Динамит имел свои несомненные достоинства, но для Нобеля их было недостаточно. Его по-прежнему не удовлетворял кизельгур. Он хотел любой ценой найти новый способ или новый материал, который не ухудшал бы взрывных свойств нитроглицерина. А применение динамита на практике выявило один существенный недостаток этого вещества: при определённой влажности и давлении динамит начинал выделять воду, что влекло за собой опасность его выпотевания.

Нобель не был единственным человеком, который пытался решить эту проблему. Многие учёные того времени ломали голову над тем, каким веществом можно заменить кизельгур, и пробовали самые разнообразные составы. И все они хотели добиться более лёгкого возгорания и увеличения взрывной силы.

Но ни одно решение не могло удовлетворить. И когда обстоятельства требовали, чтобы взрывчатое вещество было более мощным, чем динамит, снова прибегали к помощи нитроглицерина. Вспомнили и о старом добром порохе — он снова становился популярным.

Для Нобеля это было равнозначно публичному унижению. Чтобы создать вещество, которое по своим качествам не уступало бы нитроглицерину, а возможно, и было бы лучше его, и таким образом восстановить свою репутацию, Нобель намеревался усовершенствовать способ, предложенный Абелем, — добавление в состав пироксилина. Препятствием, которое в этом случае нужно было преодолеть, был низкий коэффициент абсорбции у пироксилина. И до сих пор никто не мог придумать способ приготовления смеси, которая удовлетворяла бы самым взыскательным требованиям.

Однажды, работая в своей лаборатории, Альфред Нобель порезал палец. Чтобы обработать рану, он взял коллодий[24], как он обычно и поступал в таких случаях. Коллодий, изготовлявшийся из эфира, спирта и коллоксилина (вещества, получаемого при неполной нитрации целлюлозы), не был обезболивающим средством, и потому Нобель всю ночь не мог заснуть из-за мучительной боли. Боль мешала ему спать, но не мешала думать о волновавшем его вопросе — о том способе, который сделал бы возможным соединение нитроглицерина и пироксилина. Нужно было как-нибудь уменьшить содержание солей азотной кислоты в пироксилине. И внезапно, во многом благодаря этому неприятному происшествию, Нобель понял, что ему было нужно: необходимый компонент был у него почти под рукой. А точнее — на руке.

В 4 часа утра он бросился в лабораторию. В результате смешивания двух веществ образовалась желеобразная масса. Когда, несколькими часами позже, пришёл его ассистент Ференбах, Нобель показал ему то, что он назвал пластичным динамитом. Конечно, новый продукт нужно было ещё усовершенствовать — Нобель и Ференбах провели 250 лабораторных опытов, прежде чем начать производственные испытания пластичного динамита.

В 1876 году новый динамит был запатентован. Он был гораздо мощнее нитроглицерина, не реагировал на удары и как нельзя лучше подходил для подводных взрывов. А вдобавок и стоил гораздо меньше. Нобель продавал его под самыми разными названиями: «Динамит Экстра», «Динамит Экспресс», «Взрывчатый желатин», «Саксонит» и «Геленит». Названия варьировались в зависимости от того, каким был состав этого вещества и для каких целей оно могло использоваться. В течение нескольких следующих лет динамит значительно потеснил остальные взрывчатые вещества и стал самым популярным из эксплозивов.

Качества нового динамита покорили даже того, кого Альфред Нобель в шутку называл «прославленным адвокатом пироксилина». В 1884 году Абель — а эта ироничная характеристика относилась именно к нему — публично заявил, что новое взрывчатое вещество является «со всех точек зрения самым совершенным из всех известных». Комиссия, членом которой он был, в том же году разрешила использование этого вещества на территории Англии.

Равновесие должно поддерживаться страхом

Сорокалетний Нобель вполне мог гордиться прожитой им жизнью. Он изобрёл взрыватель, который облегчил использование нитроглицерина, затем создал динамит и, наконец, усовершенствовал своё изобретение, в результате чего мир узнал о пластичном динамите. Он жил в любимом городе и проводил свои опыты в собственной лаборатории. Конечно, он по-прежнему много ездил по миру, рекламируя свой товар, основывая новые предприятия, разыскивая новые рынки сбыта. Он был богат и знаменит. Другими словами, у него были все основания считать себя счастливым и самостоятельным. Но это значило бы, что он перестал быть меланхоликом.

Эта черта его характера достаточно полно выразилась в его письме к Эдле, жене его брата Людвига: «Как мы всё-таки не похожи друг на друга! Вы, окруженная любовью, радостью, пульсирующей жизнью, заботящаяся и принимающая заботу других, любящая и любимая, погруженная в море счастья, — и я, дрейфующий без руля и ветрил, подобно покинутому командой кораблю, а может быть, и щепке от корабля, который потерпел крушение, щепке, с которой судьба делает всё, что ей заблагорассудится, я, не знавший счастья в прошлом и не надеющийся обрести его в будущем, недовольный собой (а самодовольство так облегчает жизнь!), абсолютно одинокий, без семьи, в которой мы существуем после нашей смерти, без друзей, которым можно было бы излить сердце, и врагов, на которых можно было бы излить свою желчь, и вместо этого всего обладающий критическим рассудком, безжалостно разоблачающим всякую слабость и грязь — во всём их подлинном уродстве».