Мартин Гарднер - Когда ты была рыбкой, головастиком - я...

• Название: Когда ты была рыбкой, головастиком - я...
• Автор: Мартин Гарднер
• Издательство: Колибри
• Жанр: Прочая научная литература
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-389-00971-4

      Имя Мартина Гарднера (р. 1914) хорошо известно в России. За свою долгую жизнь он написал более 70 книг, ставших популярными во всем мире, многие из них издавались и на русском языке. Гарднер — автор огромного количества статей, посвященных математике (на протяжении 25 лет он вел колонку математических игр и фокусов в журнале «Scientific America»), а также фантастических рассказов и эссе на самые разные темы. В сборник «Когда ты была рыбкой, головастиком — я…» вошли статьи, посвященные вопросам, явлениям или событиям, особенно взволновавшим писателя в последние годы. И о чем бы ни говорил со своими читателями Мартин Гарднер — о науке или о религии, о Честертоне или Санта-Клаусе, о гибели «Титаника» или о политике, — он демонстрирует глубочайший интеллект, мудрость и добрый, тонкий юмор.         Copyright © Martin Gardner, 2009 Published by arrangement with Hill and Wang, a division of Farrar, Straus and Giroux, LLC, New York.      

---

Прогуливаясь однажды по полям, Пирс и Крейн проходят мимо дома профессора Оливера Грина, знаменитого астронома. На предстоящем астрономическом конгрессе Грин должен выступить с докладом о своей новой теории.

Это учение — аналог Эйнштейновой общей теории относительности. Поскольку всякое движение происходит относительно фиксированной точки отсчета, не важно, что принять за такую точку. Грин объясняет Пирсу: «Если выехать из деревни на автомобиле, вы будете удаляться от деревни, но столь же верным будет предположение, что деревня уезжает от вас».

Позже Грин растолковывает свою теорию Марджери Дейл, дочери соседа-фермера. Почему бы не принять Землю за фиксированную точку отсчета и не заключить, что Солнце вращается вокруг нее? Это — самая суть общей теории относительности Эйнштейна, хоть я и подозреваю, что Честертон этого не осознавал. Уравнения относительности совершенно не изменятся, если предположить, что Солнце движется вокруг Земли. «Я так и думала», — восклицает Марджери. Точно так же можно сказать, что Земля вращается вокруг Луны. Мы выбрали Землю как неподвижную точку отсчета лишь из соображений простоты и удобства. «Ой, как хорошо! — радуется Марджери. — Значит, корова перепрыгнула через луну!»

Грин начинает цитировать продолжение этого детского стишка: «Собачка смеялась…» — и, вдруг умолкнув, разражается хохотом, изумляя девушку. Было бы ничуть не удивительнее, если бы засмеялась корова. Профессор Грин испытал что-то вроде прозрения. «Мир прекрасен, — заявляет он. — И вы прекрасны».

Ученому предстоит выступать с докладом на тему «Соотношение теории относительности и относительного движения планет». Но, передумав, он шлет устроителям конгресса телеграмму, где извещает, что меняет тему, так как только что обнаружил неизвестную науке планету!

Коллеги с нетерпением ждут его сообщения об этом открытии, однако по ходу лекции они всё больше приходят в замешательство. Грин начинает с описания экзотической флоры и фауны новооткрытой планеты, рассказывая о деталях, какие не разглядеть ни в один телескоп. Он говорит о неких живых объектах, что «тянутся вверх, непрерывно дробясь на отростки, которые, в свою очередь, покрыты зелеными полосками или языками». Он повествует о чудовищах «на четырех цилиндрических подпорках, увенчанных несколькими причудливо изогнутыми конусами».

Сидящий в первом ряду капитан Пирс кричит: «Да это же корова!»

«Конечно, корова», — подтверждает Грин. Затем он начинает размахивать руками, обзывая собравшихся «кучкой зануд, которые ни разу в жизни не посмотрели на мир, в котором существуют». После чего докладчик начинает петь хвалу женской красоте.

К этому моменту председательствующий заключает, что Грин сошел с ума. Профессора пытаются стащить со сцены, но его спасает капитан Пирс: он заявляет, что Грин — единственный нормальный человек в зале, и затем увозит его на своем аэроплане.

И наконец, вот вам результат моих отчаянных попыток хоть как-то изложить краткое содержание последних двух глав этой книги. Граф Идеи становится премьер-министром. (Этот Иден не имеет никакого отношения к сэру Энтони Идену, возглавившему британское правительство много десятилетий спустя.) Енох Оутс начинает раздавать фермы фермерам, что порождает волну недовольства среди сельского населения Англии. Лорд Идеи принимает решительные меры, дабы побороть эти настроения, и решает национализировать всю землю в стране. У богатых землевладельцев планируется конфисковать угодья — однако тут же передать обратно под их же собственное управление.

Национализация земли становится поводом для революции, которую, разумеется, возглавляют полковник Крейн и его друзья. Теперь они именуют себя «Охотничьей Лигой». На них работает гениальный ученый Белью Блейр. Это он некогда построил дирижабль-свинью и помогал Пирсу выручать из беды Оливера Грина.

Война сия завершается еще более нелепо, чем битвы в «Наполеоне Ноттингхилльском» и «Перелетном кабаке». Блейр создает исполинский дирижабль в виде замка. С него он как снег сбрасывает многочисленные письма и пропагандистские листовки на все окрестные земли. В перерывах огромный «воздушный замок» держат в подземной лаборатории, где Блейр изготавливает другие воздушные объекты, а также всевозможное причудливое оружие.

Крестьяне по всей Англии радостно присоединяются к восстанию. Под предводительством Охотников они быстро свергают невежественное и неумелое правительство, чтобы построить новую Англию — на идеях дистрибутизма! Автор намекает также, что астроном профессор Грин, влившийся в движение Охотников, теперь наслаждается романом с Марджери, дочерью фермера.

Чтобы хоть отчасти передать безумие этой аграрной революции, в рассказ введена сцена, где воины Охотников находят способ каким-то образом сгибать огромные деревья, превращая их в катапульты, посыпающие врага дождем стрел и камней. Вскользь упоминается даже, что Хейк (нехороший ученый из второй главы), по всей видимости, изобрел некую бомбу страшной разрушительной силы. Он предлагает правительству «новое взрывчатое вещество, способное изменить геологическое строение Европы и утопить в Атлантическом океане наши острова». К счастью, «ни кебмен, ни клерки, как он их ни уговаривал, не помогли ему перенести это вещество из кеба в кабинет».

«Охотничьи рассказы» вышли в 1925 году; в Англии их опубликовало издательство «Cassell», а в Америке — «Dodd, Mead». Перед этим все восемь глав-рассказов напечатал журнал «Storyteller» («Рассказчик») — в номерах с июня 1924-го по март 1925-го. Эта книга вошла в восьмой том «Собрания сочинений» Честертона, выпущенного издательством «Ignatius Press». Дональд Барр, издатель «Охотничьих рассказов», написал к ним предисловие и массу ценнейших примечаний.

Джон Петерсон сообщил мне в письме, что в 1908 году Честертон поместил в «Daily News» короткую историю под названием «Охотники». Она повествует о группе из четырех человек, решивших основать «Охотничью лигу» — в ознаменование «двойственности» Англии, где «традиции героических стрелков из лука» сплетаются с «невероятным легковерием ее жителей» [104]. История эта позже вошла в сборник Г.К.Ч. «Смятения и шатания» (1910) и в том 14-й «Собрания сочинений» Честертона (Сан-Франциско: «Ignatius Press», 1990).

Глава 18 «Когда ты была рыбкой, головастиком — я…»

Существуют бесчисленные примеры авторов, которых известный критик Бёртон Стивенсон окрестил «поэтами одного стихотворения». Это поэты, опубликовавшие множество произведений, из коих лишь одно стало знаменитым. В числе примеров — создатели «Кейси-отбивающего», «Ночи перед Рождеством», «Дома у дороги», «Где начинается Запад», «Последнего аккорда», «Старого дубового ведра» [105]и массы других популярных творений, которые наверняка переживут всю обильнейшую продукцию Эзры Паунда.

Лэнгдон Смит, автор поэмы под названием «Эволюция», представляет собой случай крайний. Насколько известно специалистам, за всю жизнь он опубликовал лишь это стихотворное произведение!

Как ни странно, я стал, похоже, единственный человеком, который вообще счел нужным поинтересоваться, кто же такой был этот Лэнгдон Смит. Моя статья о нем, озаглавленная по первой строке его баллады, вышла в «Antioch Review» (осень 1962). Она воспроизводится здесь; к ней добавлен постскриптум, где сообщаются кое-какие дополнительные факты о Смите и его поэме, которые я с тех пор узнал. Честно обещаю выплатить триста долларов тому, кто пришлет мне напечатанную где бы то ни было поэму Смита «Бесси Мак-Колл из Суицид-Холла».

В 1941 году Т.С. Элиот поразил литературную общественность, составив антологию «Киплинг: избранные стихи». Студенты последних курсов, изучавшие английскую литературу и раньше стыдившиеся признаться, что могут цитировать наизусть большие куски из «Мандалая», «Сапог», «Гунги Дина» и «Дэнни Дивера», теперь вдруг расхрабрились и принялись извлекать киплинговские сборники из темных, недоступных углов своих шкафов, отважно переставляя книги Киплинга на те полки, где их могли увидеть гости.

Во введении к своей антологии Элиот проводит важное разграничение между «поэзией» и «стихами». У стихов, говорит он, простой метрический размер; они выражают ясные, недвусмысленные идеи. Форму и содержание можно полностью — или почти полностью — ухватить уже при первом чтении. Поэзия же от них в известной мере отличается. Ее стилистика и идеи тоньше, они не так прозрачны, и их труднее воспринять целиком, читая текст впервые. С каждым перечитыванием в поэзии открываются новые смыслы.