Виктор Еремин - Тайны смерти русских писателей

• Название: Тайны смерти русских писателей
• Автор: Виктор Еремин
• Издательство: Вече
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-9533-4253-7

О причинах ранней и таинственной смерти известных людей написаны горы книг. Мы, кажется, знаем все о дуэлях А. С. Пушкина и М. Ю. Лермонтова, самоубийстве А. Н. Радищева и трагической кончине А. К. Толстого. Но исследователи, как бы глубоко ни копали, не спешат ставить точку в этих вопросах. Они снова и снова пытаются найти причину — в обществе, семье, творчестве или самой личности. О том, случайность ли подобного рода смерть или закономерность, благо или наказание, вы прочитаете в повой книге В. Н. Еремина, нестандартный подход которого, без сомнения, заинтересует многих читателей.

---

Общество в целом было на стороне Михаила Юрьевича. Недаром в том же письме В. П. Боткину В. Г. Белинский сообщил: «Государь сказал, что если бы Лермонтов подрался с русским, он знал бы, что с ним сделать, но когда с французом, то три четверти вины слагается». Предполагали, что дуэлянты будут прощены либо в связи с Пасхой, либо в честь именин императрицы Александры Федоровны (23 апреля).

Однако повторный вызов, о котором рассказал сам подследственный, значительно осложнил положение поэта. Мать Баранта обратилась с жалобой к командиру гвардейского корпуса: дескать, арестованный Лермонтов призвал ее сына к себе и снова вызывал его на дуэль. Прибавилось новое дело — о побеге из-под ареста и вторичном вызове. Потому первичный суд приговорил Лермонтова к лишению чинов и прав состояния! Затем началась волокита по обжалованию приговора. В итоге все тот же, что и в деле о гибели Пушкина, генерал-аудитор Адам Иванович Ноинский подписал подсказанное ему решение: «…принимая во внимание: а) то, что он, приняв вызов де Баранта, желал тем поддержать честь русского офицера; б) дуэль его не имела вредных последствий; в) выстрелив в сторону, он выказал тем похвальное великодушие; и г) усердную его службу, засвидетельствованную начальством… приговорил: выдержать поручика Лермонтова в крепости на гауптвахте три месяца, а потом перевести в один из армейских полков тем же чином».

13 апреля приговор поступил на конфирмацию (утверждение) царю. Николай I наложил резолюцию: «Поручика Лермонтова перевести в Тенгинский пехотный полк[203] тем же чином… В прочем быть по сему». И его же рукой добавлено: «Исполнить сего же дня». Когда военный министр светлейший князь Александр Иванович Чернышев (1786–1857) поинтересовался, а как быть с трехмесячным заключением в крепости, царь ответил, что переводом в Тенгинский полк он желает ограничить наказание Лермонтова.

Поплатилась Тереза фон Бахерахт: ее вынудили навсегда покинуть Россию.

Отъезду поэта в ссылку предшествовало важное событие.

Барант-младший убыл в Париж 23 марта, однако родители дуэлянта немедля начали хлопотать о его возвращении. Для этого требовалось признание Михаила Юрьевича в том, что на следствии он дал ложные показания о выстреле в сторону. Получить такое признание взялся друг семьи Барантов, шеф жандармов А. Х. Бенкендорф. До сего времени Бенкендорф покровительствовал поэту из уважения к его бабушке Елизавете Алексеевне Арсеньевой (1773–1845), урожденной Столыпиной. В этот раз Лермонтов решил искать поддержку у шефа гвардии, великого князя Михаила Павловича.

В письме высочайшей особе он, в частности, заявил: «Ваше Императорское Высочество позволите сказать мне со всею откровенностью: я искренно сожалею, что мое показание оскорбило Баранта; я не предполагал этого, не имел этого намерения, но теперь не могу исправить ошибку посредством лжи, до которой никогда не унижался. Ибо, сказав, что выстрелил на воздух, я сказал истину, готов подтвердить оную честным словом, и доказательством может служить то, что на месте дуэли, когда мой секундант, отставной поручик Столыпин, подал мне пистолет, я сказал ему именно, что выстрелю на воздух, что и подтвердит он сам. Чувствуя в полной мере дерзновение мое, я, однако, осмеливаюсь надеяться, что Ваше Императорское Высочество соблаговолите обратить внимание на горестное мое положение и заступлением Вашим восстановите мое доброе имя во мнении Его Императорского Величества и Вашем»[204].

Отозвавшись на просьбу брата, император намекнул Бенкендорфу оставить поручика в покое. Граф исполнил волю царя, но поддержку шефа жандармов Михаил Юрьевич потерял навсегда. Это дало повод ряду лермонтоведов утверждать, что ненависть Николая I к опальному поэту всячески подогревалась и раздувалась Бенкендорфом, а ряд аналитических выводов, сделанных императором в письмах по поводу творчества Михаила Юрьевича, якобы является пересказом слов хитрого шефа жандармов.

5

Однако положение ссыльного усугубили иные события. Императрица Александра Федоровна тайно завидовала тому авторитету, который имела в свое время в обществе императрица Елизавета Алексеевна. Особенно ее волновали отношения предшественницы с А. С. Пушкиным. Хотелось Александре Федоровне иметь подобного поэта и при своей особе. Выбор ее пал на Михаила Юрьевича.

С января 1839 г. императрица все чаще начала упоминать о Лермонтове в своих дневниках и в переписке. Кстати, уже давно существует ничем не подтвержденная традиция рассказывать о том, как в маскараде в ночь на 1 января 1840 г. Александра Федоровна, будучи инкогнито, пыталась лично пообщаться с поэтом, но Михаил Юрьевич лишь надерзил императрице да еще повел себя нетактично, начав ее «преследовать» по залу. Будто именно об этом событии повествует стихотворение «Как часто пестрою толпою окружен…», опубликованное в первой книжке журнала «Отечественные записки» за 1840 г. Лермонтоведы давно опровергли[205] эту нелепую историю, но она так нравится читателям, что продолжает кочевать из издания в издание.

Однако нельзя отрицать и другое. Александра Федоровна была встревожена дуэлью Лермонтова и Баранта, и се симпатии явно были на стороне поэта. Об этом свидетельствуют и ее дневниковые записи, и записки придворным, даже письмо сыну Александру Николаевичу. Защитить Михаила Юрьевича от ссылки на Кавказ императрица, тогда уже утратившая последние возможности влиять на мужа, была не в силах. Но она все-таки предприняла попытку вызволить Лермонтова с Кавказа. Правда, этим лишь навлекла на поэта еще более суровую опалу!

Весной 1840 г. Александра Федоровна выехала в Пруссию, к своему смертельно больному отцу королю Фридриху-Вильгельму III (1770–1840). С собою она взяла роман «Герой нашего времени» и по прочтении пришла от него в восторг. В июне на похороны скончавшегося короля в Берлин приехал лично Николай I, глубоко уважавший тестя. В Россию император возвращался морем, а Александра Федоровна еще оставалась в Германии, чтобы пройти лечебный курс в Эмсе. В дорогу она дала мужу роман Лермонтова и очень просила императора непременно с ним познакомиться. Николай пообещал сделать это самым скорым образом.

12 июня 1840 г. в обществе графа А. Х. Бенкендорфа и графа А. Ф. Орлова[206] царь отплыл на пароходе «Богатырь» в Россию. На борту «Богатыря» и произошли роковые события, окончательно решившие судьбу Михаила Юрьевича Лермонтова, — в течение двух дней путешествия царь внимательно прочитал «Героя нашего времени».

Знаменитое письмо[207] Николая I императрице Александре Федоровне от 13–14 (25–26) июня 1840 г. по поводу лермонтовского романа, бесспорно, вошло в классическое наследие русской литературной критики. Впервые в отечественной истории глава государства, один из достойнейших государственников российской монархии дал точную аргументированную характеристику классическому произведению национальной литературы с позиций государственных и общественных интересов, а не индивидуалистических вкусов. Он фактически определил критерии единственно возможного государственного подхода к литературному творчеству вообще и к писателю как личности в частности. Кстати, именно этими критериями впоследствии (сознательно или интуитивно — мы не знаем) руководствовался и И. В. Сталин.

Император четко поставил вопрос об ответственности, прежде всего о нравственной ответственности писателя перед обществом и государством. Не менее важным, с его точки зрения, является и соотношение данного человеку свыше таланта, даже гения, и того, на что этот талант (гений) употреблен, поскольку выбор здесь целиком во власти человека-творца. С точки зрения Николая I, для общества основополагающим критерием должно быть не то, сколь прекрасным создано данное произведение, сколь совершенны его формы, восхитительны образы и мудры рассуждения, но прежде всего то, какие нравственные цели преследует оно в конечном итоге. Другими словами, царь отверг столь возлюбленный нынешней интеллигенцией девиз: «Красота спасет мир», сделав упор на том, что красота красоте рознь: что есть блистательно созданные творения, которые «ожесточают характер», герои которых «производят болезненное действие, потому что в конце концов начинаешь верить, что весь мир состоит только из подобных личностей, у которых даже хорошие с виду поступки совершаются не иначе как по гнусным и грязным побуждениям». Исходя из сказанного, император задался вопросом: «Какой же это может дать результат? Презрение и ненависть к человечеству! Но это ли цель нашего существования на земле?» Отвечая на всю совокупность вопросов, возникших у него при чтении «Героя нашего времени», Николай I с позиции государственника (отметьте, не литературного критика или в целом озабоченного лишь собственным эгоистичным мнением интеллигента, но именно государственника — защитника интересов государства, управляющего и обязанного сберегать общество!) вынес окончательный приговор тому, как поручик (не писатель, не поэт, а русский офицер, призванный сберегать Отечество — Православие, народ и самодержавие) Лермонтов пользует данный ему Богом гений: «Жалкое дарование, оно указывает на извращенный ум автора».