Евгений Вишневский - Нет билетов на Хатангу. Записки бродячего повара. Книга третья

• Название: Нет билетов на Хатангу. Записки бродячего повара. Книга третья
• Автор: Евгений Вишневский
• Издательство: Армада-Пресс
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 2001
• ISBN: 5-309-00284-7

Как известно, дождь в дорогу — к удаче. А удача, если вы отправляетесь на побережье моря Лаптевых, необходима! Ибо Россия издавна славится своими дорогами и дураками.

...Если нет билетов на Хатангу, если дежурная в аэропорту — мегера, в ресторане только одно блюдо, а самолет неизвестно когда и куда прилетит, стоит иметь при себе книгу Евгения Вишневского — путешественника, математика, занимательного рассказчика и любителя вкусно готовить в экстремальных условиях. Время пролетит незаметно, самое главное — успеть на посадку...

---

А уж как тут расстроился я, просто и не передать.

— Извини, мужик, — горячо стал я оправдываться. — Я же ведь нечаянно: у меня просто нога подвернулась. Я тебе заплачу. Я тебе заплачу за стекло, сколько запросишь. Так получилось, извини...

— На хрена мне твои извинения, — грустно махнул рукой мотоциклист (он уже, видимо, пришел в себя), — и деньги мне твои не нужны. За какие такие деньги, скажи на милость, я тут, в Подтесове, это стекло достану. Мне же за ним в Красноярск ехать надо, да и то — неизвестно...

17 июля

Нынче весь день шли мы без единой стоянки. Окружающие красоты, восхищавшие нас в первые дни, стали привычными, мы пресытились ими. Всей тяжестью на нас стало наваливаться безделье. Особенно страдает Петька, ежечасно мучая меня бессмысленными вопросами:

— Ну когда, когда мы в Игарку придем? Сколько нам еще по этой воде болтаться?

Сперва я пытался ему отвечать, а потом просто махнул рукой и послал его с этими вопросами куда подальше.

Чтобы как-то занять себя, я решил устроить ревизию нашему с Петькой личному снаряжению. Здесь подстерегали меня два удара. Первый: пропала поллитровая бутылка со спиртом-ректификатом (наверняка это дело шкодливых рук кубековских сторожей — то-то я изумлялся, как они так надрались вчетвером с двух бутылок «Агдама»!); второй: в большой коробке с лекарствами, которыми снабдила нас Зоя на все возможные случаи жизни, пролилась бутылочка с облепиховым маслом. И масла жалко, и почти все прочие медикаменты пришли в негодность, ну да будем надеяться, что они нам в поле не понадобятся, как не надобились мне до сих пор никакие лекарства. Тем не менее все, что еще можно было спасти, я выложил сушиться на палубу баржи. Геннадий Павлович осмотрел нашу аптечку и оживился:

— О, у вас и но-шпа есть. Не дадите ли таблеточку-другую? А то я по сию пору маюсь от изжоги после нашего опрометчивого посещения енисейского общепита.

Я отсыпал из пузырька три таблетки, Геннадий Павлович принял их все разом, запил водой и, пожевав губами, сказал:

— Извините за нахальность, но, может, вы мне несколько штучек про запас с собой дадите? Честно сказать, у меня здоровенная язва кишечника, и в поле мне бы ваша но-шпа очень пригодилась.

— Да как же вас врачи в поле-то такого выпустили? — спросил я, щедро отсыпая геологу в горсть таблетки. — Да еще в такие суровые края.

— Ну, у меня ведь гигантский опыт, — засмеялся Геннадий Павлович, — я с ней, с язвой-то, со студенческих лет. Что же мне теперь, профессию бросать? Вот пришлось научиться врачей обманывать. И это, кстати, тоже часть моего профессионального мастерства, если хотите.

Перед обедом, маясь от безделья, предложил я Клаве свою помощь на камбузе, но помощь эта была с гневом отвергнута.

— Да чтобы при мне, нормальной бабе, мужик у плиты стоял?! — воскликнула Клава. — Что я, без рук, без ног? Не потерплю!

И никакие мои доводы, что, дескать, повар — профессия по преимуществу мужская, что невозможно себе даже вообразить ресторацию высокого класса (особенно авторскую) где-нибудь, скажем, на Западе, где поваром была бы женщина, на Клаву не подействовали.

— Там, на этом Западе, пусть они как хотят, но здесь, у себя в Сибири, я мужика к плите не допущу!

После обеда Петька стал приставать к капитану, давайте, дескать, причалим к берегу и хоть порыбачим на удочку, а то ведь при такой жизни и от тоски удавиться недолго.

— Нет, Петька, — твердо сказал капитан, — тут везде рыбачить бесполезно. Сейчас рыба на Енисее с Подкаменной Тунгуски начинается. Вот как Подкаменную Тунгуску пройдем, тогда и порыбачим. Я такие места знаю — всю баржу рыбой завалим! И вообще, нынче последнюю ночь у берега стоим, — это уже он сказал мне, — дальше ходом идти можно, все — полярный день. Дальше только вахты менять будем.

18 июля

Часа три пропетляв среди бесчисленных островов, вышли мы наконец к устью великой реки Подкаменной Тунгуски — главной реки безбрежной Эвенкии. Здесь, неподалеку от речной пристани, расстались мы с нашими геологами. Рулевой Володя, ювелирно работая рулями катера, умудрился поставить нашу баржу бортом к берегу; все вместе мы настелили шесть здоровенных сосновых бревен с борта баржи к песчаному береговому откосу (благо, что бревен этих, как и везде по большим и малым сибирским рекам, валялось там в изобилии); Валера аккуратно сполз на своем вездеходе на берег. На прощанье выпили мы все (кроме Петьки, разумеется) по глотку коньяка из маленькой стеклянной фляжечки, что припас для такого случая Геннадий Павлович, обменялись адресами. Валера снабдил нас рекомендательным письмом к своим родителям. Они живут на Енисее в деревне Селиванихе, что километрах в пяти-шести ниже по течению от Туруханска. Валера просил нас посетить его родителей, рассказать о том, что все у него путем, что он велел кланяться им, что он их помнит и любит. Нам же Валера обещал самый теплый и радушный прием в его родной Селиванихе.

Вот и расстались мы с нашими попутчиками, расстались навсегда. Ни о Валере, ни о Геннадии Павловиче ничего более я не слышал. А вот о студенте-геологе Андрее два года спустя получил я известие. И известие более чем грустное. Рассказал мне эту историю Петька: он в ту пору был студентом первого курса геолого-разведочного факультета Томского политехнического института, где Андрей был уже дипломником. Случилась там большая драка между общежитиями: геологи дрались то ли с механиками, то ли с химиками, а может быть, с электронщиками. Драка была глупая, бестолковая и бессмысленная (как это почти всегда бывает по воскресеньям). Кто-то без шапки с вытаращенными глазами пробежал по этажам с воплем: «Наших бьют!» И, ничего толком не прояснив, кинулись десятки (а может, и сотни парней) выручать своих коллег, попавших в беду (у геологов всегда велика взаимовыручка, хотя и не всегда бывает она во благо). Драка в тот раз вышла грандиозная, с обильным членовредительством как с той, так и с другой стороны. Как и бывает, схватили тех, кто под руку попался, и на них выместили все зло, врубив этим несчастливцам на всю катушку, в назидание другим, чтобы прочим неповадно было впредь. В числе нескольких горемык попал тут под горячую руку и наш Андрей. А потом был в актовом зале Томского политехнического института открытый процесс, и получил наш многострадальный попутчик пять лет строгого режима, ну и, разумеется, вылетел из института, не дойдя всего месяц до диплома.

На противоположном, левом берегу Енисея стоит поселок Бор, а в нем — довольно известная в геологических кругах Борская геофизическая экспедиция. Три года назад я тут едва не встретил новый, тысяча девятьсот восьмидесятый год. А случилось тогда вот что. Информационно-вычислительный центр нашего СНИИГГиМСа сбагрил этой экспедиции свою честно послужившую ему старушку БЭСМ-4М, и не просто сбагрил, а перевез ее в Бор, смонтировал там и запустил. Но впоследствии оказалось, что по правилам, принятым в геологии, ЭВМ считается запущенной в строй лишь тогда, когда на ней обработан хотя бы один километр геофизического профиля. А на той БЭСМ-4М никакого математического обеспечения не было, одно железо. А на носу конец года, а взяты обязательства, за которые должна идти премия. Словом, вызывает меня шеф и говорит, так, дескать, и так, надо лететь в Бор (аэропорт называется: Подкаменная Тунгуска). А на календаре, между прочим, двадцать пятое декабря.

— Да вы что, — говорю я ему, — допустим, завтра я вылечу в Красноярск, послезавтра — в Бор. За пару дней мы там все запустим. И как же мы оттуда тридцатого декабря выбираться будем? А ведь я, как все добрые люди, Новый год привык дома встречать, в кругу семьи. Да мало того, мне ведь с собой системщика надо взять да и геофизика тоже. Неплохо бы, конечно, и электронщика, ну да уж ладно. А втроем надо быть непременно.

— Согласен, — говорит шеф, — системщица и геофизик вам будут, и насчет вылета оттуда можете не беспокоиться. Я уже навел все справки. Правда, прямой самолет Красноярск — Подкаменная Тунгуска ходит один раз в неделю, по понедельникам, и, значит, будет он только второго января, но зато там садятся на дозаправку практически все самолеты, идущие с севера — из Хатанги, из Диксона, из Туруханска, из Игарки. Мало того, на крайний случай у экспедиции есть свой собственный самолет, «АН-2», и уж на нем-то вас вывезут в Красноярск в любой момент, я договорился об этом с руководством экспедиции.

— А если на эти проходящие рейсы будет много желающих, — продолжал я, — тогда что? Ведь под Новый год многие стремятся в разные места.

— Ну, это вы можете не беспокоиться, — с улыбкой развел руками шеф, — геофизическая экспедиция в Бору, — царь и бог, для нее — все в первую очередь.

Короче, уломал он меня. На другой день утром вылетели мы в Красноярск, со мной две дамы, у обеих, разумеется, семьи, и обе, разумеется, Новый год хотят встречать только дома. Поначалу все шло великолепно. В положенное время прилетели мы в этот Бор, нас ждали, встретили очень тепло, прекрасно разместили. Погода стояла превосходная: морозец, солнце, на небе ни облачка, в воздухе ни ветерка. Работу свою мы сделали довольно быстро (тем более что в этом Бору и делать больше было нечего) и стали собираться домой. И тут выяснилась ужасная вещь. Оказывается, билеты на самолет в местном аэропорту не продают (кстати, эта ситуация везде распространена на Севере, я же ничего о том тогда не знал лишь потому, что обычно пользовался спецрейсами), а лишь записывают в список, и при посадке в самолет (если на него, разумеется, есть свободные места) сразу выписывают билет и регистрируют его. Но в эту пору свободных мест на проходящие самолеты просто не бывает. Кинулись мы к начальству — давайте нам, дескать, ваш «АН-2». Но тут, на Севере, темнеет зимой очень рано, а «АН-2» может летать только днем. Хорошо, договорились, что назавтра, то есть рано утром тридцатого числа, мы вылетаем в Красноярск. Правда, лететь часа четыре и в кабине довольно холодно, но ничего, потерпим. Утром новый удар: погода для «АН-2» есть только до Енисейска, а далее — низкая облачность и туман[34].