Антонина Коптяева - Том 5. Дар земли

• Название: Том 5. Дар земли
• Автор: Антонина Коптяева
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1974

Пятый том Собрания сочинений А. Коптяевой составил роман 1965 года «Дар земли», посвященный нефтяникам Татарии. Это рассказ о том, как в середине 20-х годов нашего века, вопреки сопротивлению многих авторитетных ученых, в Поволжье было разведано и освоено второе в СССР колоссальное месторождение нефти, а затем, в 50–60-х годах, создан новый индустриальный центр нефтяников. Рождение единого многонационального коллектива в общем труде, духовное преобразование некогда угнетенных татар и башкир, нелегкие судьбы героев, личные и производственные — вот то, что составляет ткань этого сложного многопланового и очень современного произведения.

---

Точно лопнула тугая, до отказа натянутая пружина. Даже Надя и та отошла вдруг куда-то далеко-далеко. Рассердилась, видите ли… Не захотела подождать хотя бы неделю, чтобы помочь ему распутать затянувшийся узел, а только еще больше осложнила дело. Чего же ждать от нее в будущем?

И когда мимо Ахмадши, не глядя на него, прошла Дина Ивановна, он даже не шевельнулся, не то чтобы встать да заговорить с нею. Что она может посоветовать? Она с самого начала его новой дружбы с Надей относилась к нему очень сдержанно.

— Слушай, Низамов, что ты торчишь над моей душой? — раздраженно спросил диспетчер. — Я же тебе сказал!..

— А от вас ничего не требуется, — почти высокомерно возразил Ахмадша, которому диспетчер тоже стал неприятен: ну чего он грубит, когда и без него тошно! — Жду, когда освободится директор конторы. Буду проситься в отпуск. Третий год работаю без отдыха.

Про себя он, все более раздражаясь, закончил:

«Черт с ней, с буровой, с этими выдумками! Будто без автоматики мало бурим! Простого оборудования и то не получишь вовремя».

4

Если бы Ярулла узнал о новых настроениях сына, то пришел бы в негодование, а возможно, и растерялся бы перед таким позорным малодушием.

Все нефтяники бились сейчас над решением трудной задачи на Исмагилове. Именно стремление облегчить эту задачу, снизив себестоимость проходки привело Яруллу к идее бурения на воде, которая овладела им теперь совершенно. После переезда Хаят к мужу дома стало совсем невесело, и Ярулла почти круглые сутки проводил на своей буровой точке. Сыновья-инженеры отобрали переходящее Красное знамя. Обижаться тут не приходится; зато у него новый интерес к работе.

Ярулла смотрит в окно культбудки на растерзанные гусеницами тракторов кусты и корни деревьев, на просеку в березовой роще, прорубленную прямо в голубизну неба для того, чтобы пришла сюда буровая вышка. Осень уже обрызгала золотом лесные чащобы. Терпко и пьяно пахнет в них влажной землей, густым настоем вянущих трав, банным перегаром слежавшейся прошлогодней листвы, из-под которой дружно вылезают тугие коричневые шапочки белых грибов. На мшистых полянах и среди мелкой травки-муравки красновато-желтые рыжики, пушистая розовость волнушек. Конец лету — грибное раздолье. Щедрая пора, милая с детства! Радовала она голодных деревенских ребятишек: всюду еда — огородные гряды, ржаное или пшеничное поле, где кланяются, просятся в снопы спелые колосья, россыпи брусники на горном склоне… Скрипит песок на зубах, пальцы и губы раскрашены ягодным соком — веселая жизнь!

«Мои дети всегда были сыты! Им не приходилось пастись на чужих огородах, жевать на жнивье сухое зерно. Они не бегали босиком от снега до снега, а то и в зимнюю пору, когда в семье на шесть пар ног одни растоптанные валенки. Все, что мог, сделал для них!»

Чтобы не растравлять себя, Ярулла встал, рывком накинул на плечи брезентовую куртку — и на буровую.

По небу плыли редко разбросанные плотные серые облака с ослепительно белыми каймами. Вышка будто падала на фоне этих облачных клубов, движущихся по чистейшей синеве неба, и у Яруллы голова закружилась, когда он проследил за их движением. Ощущая слабость в ногах, весь как-то огрузнев, он взошел на помост.

«Ябедник» — один из трех манометров, записывающих на круглых дисках все, что происходит при бурении скважины, показал, что в известняках вода ушла в каверну, точно указал время, когда нарушилась циркуляция жидкости.

Ярулла смотрел и обдумывал случившееся. Будь вместо воды дорогостоящий раствор, он с таким же успехом хлынул бы в пещеру, вымытую подземными потоками в древних отложениях. Загадочная черная пустота… Турбобур сразу рванулся вниз: на диске отмечен и этот прыжок больше двух метров. Но бурильщик не дремал: не уронил инструмент, а плавно опустил его на дно провала. Циркуляция воды восстановилась — значит, пустота забилась разрушенной на забое породой. Теперь по правилу, разработанному Яруллой с помощью Ахмадши, следует как можно скорее идти в глубину ниже опасной зоны, чтобы сделать порционную заливку цементом.

Вновь ощущая слабость и странную тяжесть во всем теле, Ярулла вернулся в будку, вызвал по радио диспетчера: надо было договориться, чтобы прислали машины — смесители и заливочные агрегаты.

Уже пожилой человек Ярулла Низамов, многого добился, зачем ему новые хлопоты и тревоги? Работал бы, как все, и ладно! Так и так скоро на пенсию. Отчего же именно ему взбрела в голову идея бурить на воде? Человеку за пятьдесят, к тому же у него домашние неприятности: дочь чахнет от тоски по стиляге-ухажеру, сын перестал оказывать уважение… Вспоминая поведение Ахмадши, Ярулла беспокоился все сильнее, начиная понимать, что потерял не только уважение, но и привязанность сына. А вдруг выбитый из колеи парень утратит любовь и к работе?

«Избави аллах!» — взмолился Ярулла. И когда диспетчер сказал между прочим, что Ахмадша решил идти в отпуск, у старого мастера зарябило в глазах.

«Ну как можно бросать работу на трудном участке в самое горячее время?!»

Отпуск! Ездят люди по курортам, валяются на морских пляжах. Ярулла никогда не болел и не лечился, а отдыхать с утра до вечера в течение целого месяца казалось ему нелепостью. Когда профком, проявляя заботу, напоминал ему о необходимости отдыха, Ярулла старался выбирать такое время, чтобы не нанести ущерба делу, а раньше использовал для этого «окна» — дни, пока строилась вышка. Брал отпуск и ехал в гости к родне, хлопотал по дому, занимался с детишками или помогал, чем мог, школе. Вот стоит он сейчас у порога цементного сарая, кряжистый, широкоплечий, плотно стиснув здоровые зубы. Зачем ему курорты? А Ахмадше они и вовсе ни к чему. Ну, взял бы отпуск весной, после того как закончится бурение на Исмагилове, съездил бы в Казань или в Москву, а то порыбачил бы на Каме.

Темные брови Яруллы сдвигаются, образуя сплошную линию. Не случись бригаде Ахмадши бурить в Камске, все обошлось бы хорошо. И с поездкой в Акташ к Усмановым надо было поспешить, не откладывая дела в долгий ящик. Давно следовало познакомить Ахмадшу с Энже. А теперь парень решил куда-то уехать и с отцом не посоветовался, и сестрам не сказал ни слова (Хаят сразу проговорилась бы!), — вот до чего дошло!

Ощутив глухую давящую боль в сердце, Ярулла резким движением прижал к груди широкую ладонь. Так бы вот сгреб эту боль в горсть и выбросил. Может, износился? Может, и правда, пора на печку! Много буровиков уже ушло на пенсию; пока работали, вроде не старые были, бодрые, шумливые, веселые, а тут сразу заскучали, стали прислушиваться к себе: не болит ли что-нибудь.

Ярулла присел к столу, записал в вахтенный буровой журнал все, что сделано за смену, занося показания «ябедника», подумал о Егоре Туманове. Какой был мастер! Запомнилась и валкая походочка Егора, и то, как он здоровался, небрежно бросая большую руку в ладонь встречного. Ухарь и скалозуб, так и дожил он до старости Егоркой. Любил гулянки, любил и работу, но не признавал контрольные приборы, во всем полагаясь на свою опытность. Не так давно обвалом глин прихватило инструмент на его буровой… Гибка и пружиниста «нитка» стальных труб, опускающая турбобур на глубину до двух километров. Дергают сильно эту «нитку», вырывая застрявший инструмент, но надо знать меру, и, чтобы не забывались буровики, следят за ними сторожа — круглые «глаза» манометров.

На них и стал указывать Егошке молоденький геолог, когда приступили к ликвидации прихвата. Егошка только отмахивался, пытаясь поскорее выдернуть турбобур, застрявший в скважине. Вся вышка будто приплясывала, а инструмент ни с места!

— Надо отворачивать трубы, — настаивал геолог, — а то разорвем их, лопнет резьба.

Егошка делал вид, что не слышит, что было и не мудрено при диком шуме двигателей. Тогда геолог, не на шутку встревоженный, снова стал показывать на контрольный прибор-«ябедник». Раздраженный мастер набросил на манометры скинутый под горячую руку полушубок и продолжал сильными рывками выдергивать инструмент. Забывшись, он дал чрезмерную нагрузку, и вдруг вышка содрогнулась всеми своими звеньями, развернулась на одной ноге, точно исполинская балерина, и, разметав обшивку нижнего яруса, рухнула с ужасающим грохотом.

Великая катастрофа — падение сорокаметровой вышки, но Егошке редкостно повезло: все буровики, находившиеся на вахте, и геолог остались живы. Получилось так, что они растерялись и не побежали, замерев у ротора и лебедки, а вся гигантская стальная махина снялась над их головами и опрокинулась вместе с канатами и тяжеленным кранблоком, рванувшим из скважины верхний конец лопнувшей буровой колонны.

После того опозоренный Егошка, сразу поседев, ушел на пенсию.

«Может, и я зарвался при разладе в своей семье, как Егор Тумаков, — подумал Ярулла, — грубо нажал раз, нажал другой — и все рухнуло. Трудно бурильщику держать постоянно ровную нагрузку на забой: устает рука. Но разве легче главе семьи руководить без срывов домашними отношениями? Тут ведь контрольных приборов нет! На что курс держать? На любовь да уважение. Дружбой себя проверять. Есть они — значит, жизнь идет правильно. Но как их считать главными контролерами, если они уходят, прежде чем ты спохватишься? Вот Ахмадша разлюбил меня и уважать перестал. Выходит, я его чувства тоже вроде полушубком накрыл!»