Виктор Васильев - Загадка Таля. Второе «я» Петросяна

• Название: Загадка Таля. Второе «я» Петросяна
• Автор: Виктор Васильев
• Издательство: Физкультура и спорт
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1973

Два экс-чемпиона мира, два выдающихся шахматиста — Михаил Таль и Тигран Петросян стоят на двух полюсах современной шахматной жизни. Виртуоз атаки, сторонник рискованных, бескомпромиссных решений и виртуоз защиты, верящий в чудодейственную силу профилактики. Документальные повести об этих почти во всем несхожих и. во многом противоречивых человеческих и шахматных натурах, соединенные вместе, показывают, как необозримо широка амплитуда шахматного творчества.

Продолжая линию, начатую в книгах «Шахматные силуэты» и «Седьмая вуаль», Виктор Васильев исследует психологию шахматной борьбы, прослеживая в стиле игры, в творческой манере обоих гроссмейстеров скрытую связь с их чисто человеческими чертами и, в конечном итоге, с их жизненной судьбой.

---

О, как жестоки бывают иногда шахматы! По иронии судьбы Ботвинник проиграл восемнадцатую партию девятого мая — в тот самый день, когда он отмечал пятнадцатилетнюю годовщину завоевания чемпионского титула.

После того как Ботвинник сдался, Петросян зашел в пресс-бюро. Здесь озадаченные коллеги спросили его, что он думает о доигрывании Ботвинником партии. Петросян только пожал плечами.

Но он прекрасно понимал состояние Ботвинника, причину его ошибок и, не побоюсь сказать, по-человечески сочувствовал ему. Только скромность мешала ему сердито сказать обитателям пресс-бюро: «Хотел бы я видеть, как бы вы на месте Ботвинника доигрывали восемнадцатую партию!». Впрочем, справедливость требовала признать, что ведь и он сам, проводя в свое время месяцы в пресс-бюро, тоже не вполне ясно представлял себе, что это такое — матч на первенство мира…

Ход следующей, девятнадцатой, партии показал, что чемпион мира не только устал, но и психологически травмирован неудачами. Ботвинник провел встречу в несвойственном ему духе, осуществил несколько неудачных маневров и вновь потерпел поражение. Счет стал 11:8.

Это уже был конец. Еще три партии носили формальный характер: двадцатая кончилась ничьей на 21-м ходу, следующие две — на 10-м…

В день двадцать второй партии Петросян разволновался. Было ясно, что Ботвинник, который фактически не боролся в двух предшествующих партиях, не изменит своего решения, но именно это и волновало Петросяна. Ему все еще не верилось, что сегодня он станет чемпионом мира.

Еще задолго до появления Ботвинника и Петросяна на входных ступенях Театра эстрады толпились неутомимые болельщики. Это были, конечно, сторонники Петросяна. В этот день они были особенно оживлены и шумливы. Но в фойе и в зале царила напряженная тишина.

В двух последних партиях Ботвинник нервничал. Его легко было понять. Но на этот раз заметно волновался и Петросян. Вот сделан девятый ход, и Петросян предлагает ничью. Он мог бы дождаться этого предложения от соперника, но, кажется, в первый раз в жизни ему не хватило терпения. Ботвинник задумался, задумался на восемь минут. Тигран не может справиться с волнением, оно хватает его за горло. Он то встает, чтобы сделать несколько шагов, то садится. Десять долгих лет мучительно взбирался он на вершину. Случалось, он падал, катился вниз, иногда страшился головокружительной высоты, но упрямо шел и шел к намеченной цели. И вот сейчас, может быть, сию минуту вершина покорится ему…

Ботвинник думает. Иногда он характерным движением поправляет галстук, очки. Великий Ботвинник. При всей своей мудрости он тоже только человек, и ему трудно и больно решиться сделать то, что он сейчас должен сделать. И вдруг, словно собравшись с силами, он протягивает руку новому чемпиону мира. Это случилось двадцатого мая 1963 года в семнадцать часов и шесть минут…

Взрыв аплодисментов, вопли ликования — и сотни болельщиков берут сцену на абордаж, отталкивая рассерженных фоторепортеров. Даже верный Серго Амбарцумян, добровольный телохранитель Петросяна, не может оградить его от энтузиазма болельщиков. Ни жена, ни тренер, ни близкие друзья не могли уехать вместе с Тиграном. Он умчался на машине сам, а потом поджидал их возле дома.

Войдя в квартиру, Петросян кинулся первым делом к проигрывателю. Там уже лежала приготовленная пластинка: Вагнер, вступление к «Нибелунгам». Эта музыка ассоциировалась у него с победой в титанической борьбе. Перед каждой партией он непременно слушал Чайковского — концерт для фортепьяно с оркестром. Теперь настала очередь Вагнера…

И ВСЕ СНАЧАЛА!

Петросян и раньше понимал, что у шахматного короля, в сущности, не так уж много прав, но зато много обязанностей. Но по-настоящему он осознал это лишь теперь. Конечно, это почти всегда были приятные обязанности. Среди самых приятных, хотя и самых утомительных, была поездка в Армению.

Эта поездка его ошеломила. Уже первая встреча с болельщиками — на аэродроме, где его встречала тысячная толпа, — заставила Петросяна по-новому оценить значение своей победы. Он даже немного испугался и этого всеобщего энтузиазма, и той ответственности, которая ложилась на его плечи…

Вернувшись из Армении, Петросян вскоре же, так и не успев отдохнуть, отправился в Лос-Анджелес, на турнир восьми гроссмейстеров. Просто удивительно, как у него хватило сил! Особенно если учесть, что во втором круге он набрал пять очков из семи. (После первого круга чемпион мира имел всего три с половиной очка и делил с Олафссоном и Решевским четвертое-шестое места.)

В результате Петросян набрал восемь с половиной очков и вместе с Кересом опередил остальных — Найдорфа, Олафссона, Решевского, Глигорича, Бенко и Панно. После всех предшествовавших турниру волнений и забот это было превосходно. Петросян вполне мог быть доволен своим дебютом в роли чемпиона.

Он вообще наметил себе обширную программу выступлений. Петросян помнил, что всегда, когда Ботвинник терпел неудачи, тому напоминали, что он мало играл. Особенным грехом считалось, что Ботвинник редко участвовал в чемпионатах СССР. Нет, нет, он-то уж эту ошибку не повторит!..

Увы, как-то так получалось, что и он, Петросян, вопреки своим публичным заверениям, не смог выступить ни в одном из финалов. То чемпионат был одновременно зональным турниром и ему как-то неловко было участвовать в отборе своего будущего соперника. То он неважно себя чувствовал и ему не хотелось выступать в сильном турнире, зная заведомо, что он вряд ли сможет оспаривать первое место. Так или иначе, но странным образом история повторялась. Петросян злился на себя, давал себе слово, что уж в следующем чемпионате выступит непременно, но опять какие-то дела заставляли его изменить решение.

После Лос-Анджелеса Петросян выступил и еще в нескольких международных турнирах. На XVI шахматной Олимпиаде в Тель-Авиве он набрал на первой доске девять с половиной очков из тринадцати — результат превосходный. На крупном международном турнире в Загребе, который состоялся весной 1965 года, чемпион мира оказался третьим, на очко отстав от Ивкова и Ульмана, но опередив Парму, Портиша, Бронштейна, Ларсена, Матановича и других. Осенью того же года он разделил второе-третье места со Штейном на международном турнире в Ереване, где первым стал Корчной.

Все эти результаты были вполне почетными даже для чемпиона мира. Но Петросян видел, что от него ожидают непременно первых мест! Разумеется, так думала преимущественно наивная часть болельщиков, но даже и некоторые знатоки слегка ворчали. А тут еще вскоре после ереванского турнира Петросян в командном матче Москва — Ленинград проиграл обе партии Корчному. Разумеется, он мог бы две партии и не проигрывать, но, вообще говоря, такой могучий боец, как Корчной, может победить и чемпиона мира.

Вполне вероятно, эти более чем относительные неудачи Петросяна расценивались бы иначе, если бы не блистательные выступления в том же, 1965 году его главного, как выяснилось, конкурента — Бориса Спасского. Собственно говоря, его конкурент уже только потому, что он конкурент, должен был отбросить всех остальных соперников, и уже одно это естественной логикой событий не могло не произвести эффект. Но Спасский не просто убрал с дороги своих противников — он сделал это неотразимо-убедительно, в мощном и в то же время изящном стиле. Причем ни о каком везении не было и речи!

Началось с XXXI чемпионата страны, где Спасский, не проиграв ни одной партии, разделил первое-третье места с Холмовым и Штейном. Затем он побеждает в зональном «турнире семи», где кроме трех призеров чемпионата участвовали также Бронштейн, Геллер, Суэтин и Корчной.

Любопытно, что в первых трех турах Спасский набрал всего пол-очка! Если вспомнить его прежнюю психологическую уязвимость, этот результат нельзя было считать иначе чем катастрофическим. Но в следующих девяти турах Спасский набирает шесть с половиной очков и занимает первое место! В межзональном турнире — снова первое место, хотя и вместе с Ларсеном, Смысловым и Талем.

Но наиболее впечатляющими были победы Спасского в поединках с остальными претендентами. В первом матче — с Кересом Спасский, проиграв на старте и сделав затем ничью, одерживает одну за другой три победы! На дистанции в десять туров это означало практически конец борьбы. Только огромное самообладание и колоссальный опыт позволили Кересу продлить поединок до последней партии. Счет матча — 6:4 в пользу Спасского. На закрытии матча Керес признал, что нет иной причины его поражения, кроме той, что Спасский играл лучше. Это не было только джентльменством, это была и беспристрастная оценка случившегося.

Следующим на очереди был Ефим Геллер, который одержал над своим предыдущим противником — Василием Смысловым еще более внушительную победу — 51/2:21/2 (три выигрыша и пять ничьих!). Но Спасский проделал с Геллером точно такую же операцию, тоже выиграв три партии без единого поражения. Причем, как и в поединке с Кересом, Спасский превзошел соперника и в стратегических, и в тактических сражениях. Невольно создавалось впечатление, что у победителя, игравшего в универсальном и вместе с тем агрессивном стиле, совершенно нет уязвимых мест.