Степан Злобин - Остров Буян

• Название: Остров Буян
• Автор: Степан Злобин
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 1981

В том входит роман «Остров Буян», посвященный известному событию русской истории середины XVII века — восстанию угнетенного населения Пскова в 1650 году против засилия феодального строя.

---

Со второго воза куль хлеба упал на дорогу, третий, четвертый…

Толпа не стерпела. Все бросились на обоз…

— Братцы, братцы, ведь хлеб-то не девкин, а мой! — бормотал растерянный Туров. — Братцы, девка-то — не девка, а малый… Братцы!..

Туров расставил руки, как хозяйка, ловящая кур, хотел не пускать толпу… Какой-то посадский зуботычиной сбил его с ног… Толпа затоптала его у первого воза…

Девка, вскочив на один из возов и вложив в рот три пальца, свистнула богатырским свистом.

Никто в сумятице не заметил, как скрылась Сироткина молодая жена, как, выбравшись на четвереньках, пустился бежать сам Сиротка, как запнулся он за ноги мертвеца у Емельяновой лавки, вскочил и пустился дальше.

Емельяновские приказчики поспешно заперли лавку и торопливо ушли — подальше от греха.

— Вишь ты, нескладный-то малый! Много ли в шапку войдет! Ты опояшься потуже да в пазуху сыпь, дай подсоблю, — говорила немолодая торговка рыжебородому мужику, только что битому толпою за покражу у мертвеца и теперь подбиравшему в шапку кучку зерна вместе со снегом.

— Да ты с кулем ему дай, с кулем, пусть несет, дети малые у него, вишь, дома! — кричала вторая.

В Петровских воротах, запруженных буйствующей толпой, застряли широкие расшитые сани воеводского сына Василия.

4

Не в силах больше терпеть дороговизну, опасаясь, что Федор не остановится на полдороге и, как прежде с солью, так теперь с хлебной скупкой приведет к голоду и болезням весь город, толпа человек в триста меньших и середних посадских с утра направилась ко владыке Макарию просить заступничества за город и управы на Федора. Посадские шли к архиепископу, а не к Собакину, потому что все видели, что воевода дружит с Федором Емельяновым, и не надеялись на его справедливость.

Выборные посадских — с десяток человек «лучших» людей — вошли к Макарию в келью, пока остальные толпой ждали у Троицкого двора. Толпа горожан у дома архиепископа возрастала с каждой минутой.

Макарий, узнав о приходе посадских, понял, что настало его время показать воеводе свое значение.

Величавый и вместе кроткий сидел Макарий в кресле, перебирая янтарные четки, когда возбужденно и с шумом вошли к нему земские старосты Подрез и Менщиков, торговый гость Устинов, несколько уличанских старост, ремесленных старшин и выборные монастырских посадов.

Со смирением и кротостью поднявшись навстречу, Макарий благословил их и, прежде чем спросить, для чего они явились, сам стал на молитву, а за ним, поневоле умолкнув, повернулись к иконам и пришедшие горожане.

— С чем пришли, дети? — тихо спросил Макарий, окончив молиться, когда прошло достаточно времени, чтобы все успокоились.

— Смилуйся, владыко, вступись за сирот! Пропадает город от Федькина воровства! — сказал всегородний староста Подрез. — Без хлеба сидим: метится Федор за прошлый год. И воевода ему потакает. Усовести воеводу, владыко!

— Вам, земским людям, самим бы судить в тех делах, аль воеводе — не мне: не те времена ноне! Церковь божью кто слушает! Голосу слуг господних кто внемлет! Сами умны: в мирских делах не по божьим законам живете — по человечьим неправдам, зато сатана соблазняет, — ответил Макарий.

— Молим, владыко! — поддержал второй земский староста, Семен Менщиков. — Нет у нас прибежища, кроме тебя.

— Оттого и неправды у нас, что бога забыли, — подсказал Мошницын.

— К воеводе шли бы с покорностью просить мирской правды, — упорно твердил Макарий.

— Владыко святый, да ты рассуди, — возразил Гаврила Демидов, — мы к воеводе пойдем, а он разом Федьку к себе на совет прикликнет — что толку! Да и зол на город воевода за извет, который, сказывают, кто-то в Москву послал. А мы воеводе не прочь поклониться и миром правды просить, да без Федора. Призови к себе воеводу, владыко!

— Воевода к монаху смиренну поедет ли? — возразил Макарий, про себя уверенный в том, что Собакин не посмеет отказаться и при всем народе явится к нему для совета.

У Макария с воеводой были свои счеты: как-то раз Макарий в соборе сказал проповедь о бесчинцах, забывших бога, и народ, бывший в церкви, принял ее как намек на Ваську Собакина. Воевода приехал тогда ко владыке.

— Ты что же, отец святой, на властей градских возмущаешь толпу! — со злостью сказал Собакин. — Так-то добру между нами не быть… Услышал чего неладно, призвал меня на совет да сказал подобру. Я и сам кого надо уйму! А ты смущенье умов заводишь!

Воевода не стал ждать ни объяснений, ни оправданий владыки. Он вышел вон и уехал. Но с тех пор вот уже около года ни разу ни в чем воевода не советовался с Макарием по городским делам.

Макарий знал, что в городе с каждым днем возрастает недовольство Собакиным, недовольство, которое, того и гляди, прорвется в мятеж.

Выступить миротворцем города, примирить воеводу с народом и успокоить людские умы, обретя вместе с тем доверие воеводы и его уважение, — значило с достоинством выйти из трудного положения, которое утомило владыку.

Макарий призвал келейника[193]:

— Тотчас беги к воеводе. Скажи: дескать, я со смирением умоляю спокойствия ради града сего и ради избытия смуты — приезжал бы не мешкав.

Сам Макарий видел, что среди пришедших к нему людей нет явных бунтовщиков, но спешил представить себя перед воеводой избавителем города.

Воеводский дом стоял тут же, в Крому, и народ с нетерпением ждал возвращения келейника от воеводы.

— Едет! — сообщил, вбежав ко владыке, монах.

Воевода вошел без доклада, хозяйским толчком распахнув дверь и резко откинув бархатный полог у входа. Макарий поднялся навстречу, чтобы благословить его. Воевода с подчеркнутой сухостью подставил голову для благословения, чмокнул воздух возле руки Макария и, внезапно повернувшись к владыке широкой спиной, оказался лицом к лицу с выборными, заслонив от них архиепископа, словно его здесь не было. Он взглянул в лицо Подрезу.

— Ты что, земский староста, гиль[194] затеваешь? — вскричал разгневанный воевода. — Толпу копишь! Куда ко владыке влез!

Подрез, не ждавший такой отповеди, робко сжался.

Воевода шагнул на Менщикова:

— И ты, Семка, тоже чина не знаешь, что влез ко владыке с мирскими делами? Хлебный торг — то не «Отче наш»! Владычное дело — богу молиться, а ты трудишь святого отца. Пшел вон отсюда, кликун!

— Осударь воевода, помилуй! Не кликуны мы — заступы молим… — начал было Менщиков.

— Послушай, Никифор Сергеич, сын мой… — сказал Макарий из-за спины воеводы.

— Сиди, сиди, владыко святой, напужали тебя. Не страшись, владыко, я с ними управлюсь, — небрежно перебил Собакин, даже не повернувшись к архиепископу.

В это время в келью вошел подьячий, вызванный воеводой из съезжей избы.

— Ну-ка, пиши имяны, кто тут есть посадских, — сказал подьячему воевода, — пиши кликунов!

Подьячий едва успел взять перо и открыть чернильницу, как в смятении посадские бросились вон из кельи.

— Пиши во дворе и на улице всех, кто есть! — выкрикнул вслед воевода.

Это был не прежний Собакин, впервые подучивший власть: два с лишним года на воеводстве его научили держаться уверенно и по-хозяйски. Он шагнул за порог на крыльцо владычного дома.

— Владыку стращать пришли, гиль заводить в святом Троицком доме? — грозно спросил воевода с крыльца. — Коли надо чего, приходите ко мне на съезжу…

— Берегись, воевода! — крикнули из толпы.

— Пиши всех, подьячий! — еще раз громко распорядился Собакин.

И толпа посадских, сбившихся во дворе, побежала на улицу, подальше от глаз подьячего.

Воевода возвратился к архиепископу.

— Отец святой, ты бы не лез не в свои дела, — прямо сказал он. — Добра от того не жди, и нечего ластиться к посадским да прелестные речи с ними шептать!

— Сын мой… — начал было Макарий.

— Сын, сын! Отец, отец! — грубо передразнил Собакин. — Хочешь, владыко, знать, чье дело хлебные скупки? Царское дело! Царь цену вздымает, а ты чего хошь? Мятеж на царя? Я тебе что — при народе про тайны указы, что ль, толковать буду!.. Знай свои «отчи наши» да тихо сиди, а то, вишь, на нем «перед богом ответ»!.. Я и сам найдусь отвечать, когда надо!

Собакин вышел.

Несколько дворян прискакали к Троицкому дому на случай, если понадобится выручать воеводу. Тут были Чиркин, Туров, Суровцев, Сумороцкий и Вельяминов — все то, кто продавал Емельянову хлеб по дорогой цене.

Окруженный дворянами, воевода ехал по улице к съезжей избе. Необычное оживление царило кругом. Разбежавшиеся от владыки посадские, не смея собраться толпой, толкались по улице тут и там, сходились по трое, по четверо, что-то шептали, размахивая руками и споря между собой.

— Пусть в съезжую избу придут, — усмехнулся воевода. — Ты скачи, Сумороцкий, к Степану Чалееву да скажи, мол, я сотню стрельцов велел выслать к съезжей. У ворот караулы удвоить да глядеть, кто в город и из города ходит, а к царским житницам полета стрельцов поставить, — распорядился он, входя в съезжую избу.