Петр Павленко - Избранные киносценарии 1949—1950 гг.

• Название: Избранные киносценарии 1949—1950 гг.
• Автор: Петр Павленко
• Издательство: Госкиноиздат
• Жанр: Драматургия
• Год: 1951

---

В белой домашней куртке Сталин обминает ногой землю вокруг только что посаженного им деревца.

Подходит дежурный, говорит:

— Товарищ Сталин, прибыл по вашему вызову сталевар Иванов.

— Просите Иванова сюда.

Алексей идет по дорожке сада. Он очень взволнован.

— Ей-богу, я не могу, — говорит Алексей дежурному, — отпустите меня, ради бога… что я… рапортовать надо или как?.. Лучше Хмельницкого вызовите, а?

Дежурный не успевает ответить — Сталин сам идет навстречу гостю.

Иванов, глубоко вздохнув, останавливается. Губы его дрогнули.

— Здравствуйте, Виссарион Иванович, — вымолвил он через силу, — то есть… простите ради бога…

Сталин смеется.

— Это моего отца звали Виссарионом Ивановичем, а я — Иосиф Виссарионович… Ничего, ничего… — смеясь и повторял «Виссарион Иванович», он, обняв Иванова, ведет его в дом, где уже накрыт стол.

За столом товарищи Сталин, Молотов, Калинин, Маленков. Берия, Ворошилов и Иванов. Все блюда стоят на столе. Подающих никого нет. Каждый берет сам, что ему надо.

Иванов, чтобы не сделать какой-нибудь оплошности, ест один хлеб.

Сталин говорит ему:

— Когда гость не ест, хозяину обидно. Попробуйте вот это, — и кладет на тарелку Алексея рыбу, наливает вина в бокал.

— Спасибо. За ваше здоровье, товарищ Сталин, — говорит Алексей.

— За мое здоровье часто пьют, — отвечает Сталин. — Давайте за вас выпьем, за ваши новые успехи.

Все пьют. Берия снова наполняет бокалы и как бы вскользь замечает:

— Их завод только Ивановым и держится, а вообще неважно работает…

— Наш завод? — Иванов не заметил шутки. Он взволнован и отвечает с достоинством: — Наш завод сильный, народ у нас смелый, дерзкий, далеко вперед видит… Нет, не зря нас орденом наградили, товарищ Берия.

— Завод у них ничего, — говорит Сталин, — руководство только немного отстает… Верно?

Иванов отрицательно мотнул головой.

— Нет! Таких директоров, как наш Хмельницкий, по всему Союзу поискать, — произносит он уверенно, — сталь мы даем хорошую, такую никто не дает. Так и называется у нас — хмельницкая сталь.

— Сталь многие дают, но не все отдают себе отчет, для чего она и сколько ее нужно нам… У вас о войне народ что думает? — спрашивает Молотов.

— Думают, что подходит она, подкатывается… — отвечает Иванов.

— В будущей войне сталь будет решать все, — говорит Сталин, — ибо чем богаче оснащен воин, чем сильнее его техника, тем ему легче победить.

— Сталь-то у нас, товарищ Сталин, хорошая, а будет еще лучше, — говорит Иванов. — Я вот выдал первую плавку новой марки, а наш старик-сталевар Ермилов, гляди, меня через месяц-другой и перекроет. Получше плавку выдаст. А там еще кто откроется…

— А вы и сдадитесь? — спрашивает Ворошилов.

Сталин усмехается:

— Конечно, сдастся. Успокоится на достигнутом — и все.

— Я — на достигнутом?! — восклицает Иванов. — Я никогда не успокаивался на достигнутом. Да и никто из нашей молодежи не представляет себе, ну как это, например, можно без соревнования. Сталь варить — это надо головой работать, — заволновался он вдруг. — Может, вам так сообщают, что, дескать, состав есть, технологический процесс указан — точка, делай?

— А разве не так? — улыбаясь, спрашивает Сталин.

— Не совсем так, — отвечает Иванов, отодвигая от себя тарелки, нож, вилку, чтобы было свободнее рукам. — Сталь — она как живая, товарищ Сталин. Все обеспечено как будто и делаешь все по технологической инструкции, а глядишь — брак. В чем дело?.. В том дело, я вам так скажу, чтобы сталь правильно, хорошо прокипела. Может, матери так детей не рожают, как я эту сталь. Вот как оно!.. Ходишь возле мартена, душа дрожит, все думки там, в печи, будто я сам в огне варюсь.

Иванов останавливается.

— Рассказывайте, рассказывайте, — говорит Сталин, придвигая к Иванову его тарелку, но тот, не замечая, отодвигает ее в порыве нахлынувшего красноречия.

— А когда плавка готова, гляну на металл и сразу вижу, удалась или нет. Тут отца-мать забудешь. А как пошла… такая радость берет, тогда все нипочем, петь тогда охота… Тут шум, грохот, а ты поешь себе, как соловей.

Все выходят из-за стола. Подходят к Сталину и Иванову.

— Вы женаты, товарищ Иванов? — спрашивает Молотов.

— Приближаюсь, — туманно отвечает Алексей.

— К чему это вы приближаетесь? — спрашивает Сталин.

— К тому… к женитьбе приближаюсь, а не выходит. Не моей, видать, марки сталь. Если можете, помогите, товарищ Сталин, — вздохнув и смутившись, отвечает Алексей.

Все смеются. Сталин разводит руками:

— Тяжелый случай! Но если что от меня зависит, конечно, помогу. А в чем дело, по существу?

— Красавица! — говорит Алексей. — И душа чистая! И умница! А вот стихами меня замучила… Вдруг, скажем, звонит по телефону: «Алло! Алексей, Алеша! «Кавказ подо мною, один в вышине…», продолжай!» Вы понимаете?

Сталин, смеясь, останавливает его:

— Что же вы?

— Я, конечно, не поддаюсь, насколько могу, но кто же столько стихов помнить может?

— А стихи между тем хорошие, — задумчиво произносит Сталин и, прищурив глаза, негромко читает наизусть:

Стою над снегами у края стремнины:
Орел, с отдаленной поднявшись вершины,
Парит неподвижно со мной наравне.
Отселе я вижу потоков рожденье,
И первое грозных обвалов движенье…

Иванов замирает.

— Значит, тоже этим занимаетесь? — удивляется он, и лицо его становится несчастным.

— Ничего, не пугайтесь стихов, — смеясь, говорит Сталин, — постарайтесь оказаться сильнее ее в деле. Остальное все придет.

— Да это я сколько угодно… — робко улыбается Иванов, — а только не светит мое дело. Вы уж извините меня, товарищ Сталин! Может, я чего не так сказал.

Сталин кладет руку на плечо Иванова.

— Мы свои люди, мы все друг другу можем сказать… Передайте привет сталеварам. Наша просьба — не успокаиваться, не почивать на лаврах, добиваться новых успехов… Это важно и в личной жизни.

Иванов прощается.

— Нам, сталеварам, верьте, — говорит он Сталину, — не подведем, на сто очков всех этих заграничных обставим. Точно вам говорю. — Он идет, но тотчас возвращается. — Спасибо за все, товарищ Сталин. — Пожимает руку. — Спасибо! — и быстро уходит из столовой.

Рассвет. Степь, золотистая от созревших хлебов. Пшеница в рост человека, поблескивая росинками, невнятно шелестит на ветру.

Жаворонки взвиваются к небу и исчезают в нем с песнями. Кажется, поет воздух.

Алексей и Наташа, прижавшись друг к другу, молча идут по узкой тропинке между стенами хлеба. Вдали видны комбайны.

— Я так люблю тебя, Алеша… Алексей, что мне кажется… вся жизнь моя и всех людей стала втрое лучше и интересней с тех пор, как я полюбила тебя…

— А ты знаешь, я Сталину рассказал о том, как люблю тебя…

— Ты с ума сошел!.. А он что?

— Не бойтесь, говорит, стихов, любите ее, и она вас будет любить…

— Выдумываешь ты все… никогда не поверю.

— Ей-богу, если, говорит, она вас любить не будет, мне напишите…

Обняв Алексея, Наташа спрашивает:

— Ну и что же, будешь писать?..

Ничего не ответив, Алеша молча берет ее голову в руки и целует ее глаза, лицо.

Она жмурится, как от яркого света, а потом крепко закрывает глаза.

Алеша отходит в сторону, скрывается в густых хлебах и поет:

Эх ты, Ваня…

Наташа сначала даже растерялась. Она не сразу понимает, что происходит с Алексеем, а Алексей не может поверить в свое счастье.

Он идет и поет, и в песне его такая сила, такой простор, который приходит раз в жизни, в час торжества души.

Наташа следует за Алексеем, не нагоняя его, потом притаилась среди колосьев — пусть-ка теперь поищет ее!..

На горизонте заурчало что-то громоподобное. Глухие взрывы невидимой грозы потрясли землю, хотя небо безоблачно. Где-то высоко-высоко прошли самолеты.

Наташа, закинув голову, оглядывает небо. От самолетов оторвались блестящие капельки… и понеслись вниз. Ей очень интересно и совсем не страшно. Вдруг подпрыгнула земля в ужасном грохоте, и жаркая волна ударила в хлеб и повалила его. Взметнулось пламя. Сухая пшеница затрещала тут и там. Низкий черный дым заволок поле.

Вдруг еще удар, и еще.

Загорелось во многих местах.

Наташа бежит, ничего не понимая. Платье ее черно и в клочьях, волосы разметались. Она кричит:

— Алеша, милый, что это?..

Но огонь с громким треском пожирает хлеб, и ее голоса не слышно.

Алексей уже мчится к ней сквозь горящую стену хлеба.

Он подхватывает ее на руки и несет…

Над поселком и заводом стоит черная туча.

Алексей несет Наташу по горящим улицам поселка. Повсюду раненые. Мечется, мыча, перепуганный скот. Деревья лежат поперек улиц. Дым и пламя вырываются из заводских корпусов.