Журнал Русская жизнь - Октябрь семнадцатого (ноябрь 2007)

• Название: Октябрь семнадцатого (ноябрь 2007)
• Автор: журнал Русская жизнь
• Жанр: Публицистика
• Год: 2007

Содержание:

НАСУЩНОЕ

Драмы

Лирика

Анекдоты

БЫЛОЕ

Владимир Бонч-Бруевич - Страшное в революции

Александр Можаев - Кровавая неделя

Ни Бог, ни царь, ни Михаил

Иван Толстой - Казанский пленник

ДУМЫ

Аркадий Ипполитов - Собеседник на пиру

Дмитрий Быков - Октябрьская сослагательная

Захар Прилепин - Вы правы. Боже мой, как все вы правы

Александр Храмчихин - Марш маркитантов

Дмитрий Ольшанский - Упрям в вере своей

ОБРАЗЫ

Дмитрий Быков Броненосец – «Легкомысленный»

Михаил Харитонов - Добезцаря

Дмитрий Данилов - Тошнота

Евгения Пищикова - Красная звезда

ЛИЦА

Дух оппозиции

Олег Кашин - Человек-небоскреб

Павел Пряников - Красное на белом

ГРАЖДАНСТВО

Лидия Маслова - Пожарный случай

Олег Кашин Грустная – «Правда»

СЕМЕЙСТВО

Евгения Долгинова - Стоящие у лона

СВЯЩЕНСТВО

Евгений Клименко - Назад, к обновлению!

ХУДОЖЕСТВО

Ольга Кабанова - Лучшая неудача Добужинского

Денис Горелов - А ну-ка убери свой чемоданчик

Максим Семеляк - Иновещание

---

Деревенская общественность не одобряла присутствие Светы на похоронах собственных детей, девушка не считала нужным скрывать свое прошлое, и теперь мало у кого из жителей Хапо-Ое хватает терпимости не считать ее виновной в трагедии или понять, что если она и виновата, то уже и так получила свою высшую меру наказания. Через два дня после гибели детей кто-то подошел к Наташе в автобусе и спросил: «А правда, что Светка полила своих детей бензином из канистры и подожгла?» Понятно, почему Наташа со Светой не захотели хоронить детей на местном кладбище, отвезли их чуть подальше, на Красную Горку, чтобы односельчане не тыкали пальцами: а это дети, которые у матери-наркоманки сгорели.

Наташа не отрицает халатности и легкомыслия невестки, порхающей по жизни, как мотылек. Когда Света ждала первого ребенка, рождение близнецов стало для нее неожиданностью, девочку попросту было негде положить, и Наташа забрала Алису и держала у себя месяцев до четырех, пока ребенок не начал узнавать маму. Любимцем Светы был Максим, она мечтала, что из него вырастет мужчина, который будет ее защищать: на других мужчин особой надежды у нее, наверное, уже не было. Когда Света забеременела третьим ребенком, Наташина семья предлагала ей денег на аборт, но Света хотела рожать.

17 сентября Света пришла с ночной смены в 8 утра, помылась и легла спать. Проснулась она от запаха дыма, наполнившего комнату. Двух старших детей Света увидела сразу - они лежали в ногах ее кровати, а младшей Вики нигде не было. От испуга и растерянности Света не заметила, что на самом деле Вика спала у нее под боком. Возможно, если бы мать сразу схватила и вытащила на улицу тех детей, которых видела, она успела бы спасти хотя бы двоих, но она бросилась искать Вику сначала в детской кроватке, потом в другой комнате. Дым уже был такой густой, что на расстоянии вытянутой руки Свете было не разглядеть собственной ладони. В общем, вернуться за детьми она не успела. Последнее, что она помнит, - вопрос Максима: «Мам, ты вернешься?» Приехавшие пожарные за детьми в огонь тоже не полезли, а может, действительно было уже поздно. Наташа показывает мне белые трусы и синюю майку, в которых погибла Вика, даже после стирки они все еще пахнут дымом. Потом Наташа искала на пепелище любимую Викину куклу, но не нашла.

Считается, что в кирпичном доме на Шоссейной улице, где случился пожар, живут в основном благополучные и зажиточные по местным меркам люди, искренне не понимавшие, зачем Света плодит нищету. Возле дома припаркована пара иномарок, на некоторых окнах сверкают белизной новые стеклопакеты, а за ними на фоне чистенького тюля - горшки с геранью и вазы с сухими оранжевыми «фонариками». За стеклами сгоревшей квартиры - чернота, под окнами свален обгоревший хлам. Когда Наташа последний раз была здесь, она видела оставшуюся от Вики игрушечную коляску, которую она мне показывала на фотографиях, но теперь ее нет.

Если Наташа в чем-то и винит свою золовку, то в том, что она слишком любила своих детей, чтобы их как следует воспитывать: «Ей же был знак, было предупреждение. За три дня до этого Максим поджег игрушки. Надо было его так наказать, чтобы он больше к спичкам никогда не притронулся». Может, это и помогло бы, но тут можно перечислить бесконечное множество всяких «если бы». Конечно, ничего бы не случилось, если бы Сильва Семеновна в тот день была дома, а не уехала по каким-то родственным делам. Наверное, риск был бы не так велик, если бы Светины дети были в детском саду - в детский сад в Хапо-Ое большая очередь, Свете оставалось ждать совсем немного.

После похорон Наташа забрала Свету жить к себе. «Как мне жить с этим?» - спросила Света золовку. «У тебя два пути, - ответила та. - Ты можешь найти способ уйти из жизни, но тогда ты никогда не встретишься со своими детьми, которые сейчас в раю. А можешь продолжать жить». И Света продолжает жить. В удачный день зарабатывает на рынке до 500 рублей, хозяйка ею довольна. Уезжать из Хапо-Ое она не собирается, хотя жить ей негде, кроме как на кресле-кровати у Наташи. Иногда она остается ночевать в Петербурге у отца, иногда ночует у кого-нибудь из подруг в Хапо-Ое (на всякий случай по-детски обманывая Наташу, что была у отца). Наташа тоже работает: ездит на мопеде в соседнее Мяглово мыть полы в двух магазинах - в день выходит 35 рублей. «Я когда собираюсь на работу, говорю: ну, я поехала за своими двумя батонами - что еще на эти деньги купишь». Зато в 12 дня она уже свободна и может заниматься детьми. Семью с двумя дочками-погодками поддерживает муж - стропальщик на деревообрабатывающем комбинате. Он намного старше Наташи, ему 48, и она чувствует, что скоро ей придется переложить проблему заработка с его плеч на свои - предложения о работе у Наташи есть, но сначала надо получить образование, и какие-то подвижки в этом плане уже наметились, но пока, до лета, Наташа собирается перекантоваться мытьем полов.

В маленьком совхозном доме, где, кроме Наташиной семьи, живут еще несколько, в том числе одна с грудным ребенком, в начале ноября отопления нет и не предвидится - проржавела труба. Наташа пользуется обогревателями, постоянно думая о том, что и в их доме может случиться пожар, тем более что соседи собираются зимой вообще отапливать квартиру газовыми баллонами. Ванны в квартире нет, поэтому Наташины дочки ездят мыться к тетке в соседний город. Жители Хапо-Ое вообще много ездят по окрестностям: кто-то на работу, кто-то за героином и «спидами». Раньше наркотики можно было купить и прямо в Хапо-Ое, но местным женщинам удалось выжить торговцев, и теперь страждущим приходится ездить во Всеволожск, а чаще передвигаться по обочине пешком, экономя на автобусе, чтобы хватило на дозу. В общем, все, как везде, но когда об этом спокойно рассказывает сильный, умный и адекватный человек, живущий в этих обстоятельствах и принимающий их не как наказание, а как объективную данность, в которой ему нужно выгородить жизненное пространство для себя и своих близких, это звучит совершенно иначе, чем истерические всхлипы телекорреспондента, кошмарящего зрителя страшилками из жизни «простого народа».

Закончить разговор с Наташей мне так же трудно, как и начать: она меньше всего выглядит человеком, которому нужны слова сочувствия и утешения, и меньше всего вызывает жалость. Я мнусь на крыльце, пытаясь не ляпнуть какую-нибудь пошлость, но у меня не получается: «Такие вещи, они… Ужасно звучит, но они закаляют, наверное». «Все расставляют по своим местам», - уточняет Наташа и запирает за мной дверь.

Олег Кашин Грустная «Правда»

Что осталось от коллективного агитатора и организатора

I.

Татьяна Витальевна Морозова, специальный корреспондент «Правды», рассказывает, что в 1991 году ей предложили хорошо оплачиваемую работу в новой популярной газете. «Я говорю: „Так я же не разделяю идеологию вашей газеты“. А они мне отвечают: „Ничего страшного, вы же не будете писать про политику“. - „А про что тогда?“ - „Как и раньше, на социальные темы“. - „Например?“ - „Ну, вот в таком-то районе открывается детский приют. Вы поедете и напишете репортаж“. Я говорю: „Милые мои, разве вы не понимаете, что детские приюты - это и есть самая политическая политика, потому что если я начну объяснять, почему так получилось, что стали нужны детские приюты, это уже действительно войдет в противоречие с идеологией вашей газеты“. В общем, не пошла к ним, осталась в „Правде“».

Газету, в которую ее звали, Татьяна Витальевна не называет, оговариваясь только, что нет больше той газеты, и я пытаюсь угадать - «Мегаполис-экспресс»? «Куранты»? «Деловой мир»? А может быть, никакой газеты не было вообще, просто Татьяне Витальевне сейчас, в две тысячи седьмом, легче думать, что звали ее куда-то, а она осталась в «Правде» и не прогадала.

II.

В 1991 году в «Правде» работало 400 человек, не считая ста собкоров в СССР и за рубежом. Сегодня в штате «Правды» 57 сотрудников, в том числе 25 журналистов. Татьяна Витальевна, как и большая часть ее коллег, в «Правде» с тех еще пор, когда улица Правды называлась улицей «Правды» и удостоверение сотрудника газеты, основанной 5 мая 1912 года Владимиром Ильичом Лениным, значило больше, чем любая нынешняя корочка. Теперь у правдистов - пластиковые карточки-пропуска издательства «Пресса», и в «новом газетном корпусе», который к XXVI съезду КПСС построили специально для «Правды», у правдистов осталось только три комнаты на восьмом этаже и пять комнат на седьмом. В комнате, где теперь сидит Татьяна Витальевна, раньше был музей «Правды». Несколько экспонатов сохранилось до наших дней - непонятно как уцелевшая тарелка с надписью «РСФСР» (настоящий агитфарфор), ваза с Лениным, большой дурацкий самовар с гравировкой и самое главное - огромный (вероятно, это его и спасло - просто так не вынесешь) дубовый стол, за которым когда-то работала Мария Ильинична Ульянова. Теперь на этом столе стоит компьютер заместителя ответственного секретаря Евгения Васильевича Спехова. Он пришел в «Правду» в 1976 году заместителем редактора отдела партийной печати. Писал обзоры прессы и, самое главное, передовые статьи.