Журнал Русская жизнь - Октябрь семнадцатого (ноябрь 2007)

• Название: Октябрь семнадцатого (ноябрь 2007)
• Автор: журнал Русская жизнь
• Жанр: Публицистика
• Год: 2007

Содержание:

НАСУЩНОЕ

Драмы

Лирика

Анекдоты

БЫЛОЕ

Владимир Бонч-Бруевич - Страшное в революции

Александр Можаев - Кровавая неделя

Ни Бог, ни царь, ни Михаил

Иван Толстой - Казанский пленник

ДУМЫ

Аркадий Ипполитов - Собеседник на пиру

Дмитрий Быков - Октябрьская сослагательная

Захар Прилепин - Вы правы. Боже мой, как все вы правы

Александр Храмчихин - Марш маркитантов

Дмитрий Ольшанский - Упрям в вере своей

ОБРАЗЫ

Дмитрий Быков Броненосец – «Легкомысленный»

Михаил Харитонов - Добезцаря

Дмитрий Данилов - Тошнота

Евгения Пищикова - Красная звезда

ЛИЦА

Дух оппозиции

Олег Кашин - Человек-небоскреб

Павел Пряников - Красное на белом

ГРАЖДАНСТВО

Лидия Маслова - Пожарный случай

Олег Кашин Грустная – «Правда»

СЕМЕЙСТВО

Евгения Долгинова - Стоящие у лона

СВЯЩЕНСТВО

Евгений Клименко - Назад, к обновлению!

ХУДОЖЕСТВО

Ольга Кабанова - Лучшая неудача Добужинского

Денис Горелов - А ну-ка убери свой чемоданчик

Максим Семеляк - Иновещание

---

О бизнесе мы с Шатровым заговорили после того, как он заметил, что пока существует нынешний разрыв между бедными и богатыми, идеи Ленина будут востребованными.

- Я впервые за 15 лет побывал на Рублевке, это же ужас: заборы, бойницы, колючая проволока. Знают, что придется обороняться.

Я сказал, что странно слышать такое от богатого человека, Шатров замахал руками и поклялся, что двадцать лет назад он был гораздо более обеспечен, чем теперь.

Квартира в Доме на набережной действительно из тех времен. Когда-то в этом доме в квартире № 18 жил председатель Совнаркома Алексей Рыков, муж родной тетки (сестры отца) драматурга. Шатров получил квартиру на Серафимовича, 2 (другую, не рыковскую) от министра культуры СССР Петра Демичева спустя сорок лет после казни Рыкова. Демичев тогда предложил несколько квартир на выбор, и Шатров, посовещавшись с близкими, поехал в Дом на набережной, рассудив, что семью Рыкова выселили оттуда несправедливо и вернуться - значит справедливость восстановить.

IV.

Шатров - псевдоним. Драматург с удовольствием рассказывает его историю: в 1955 году он, студент Горного института, принес в Центральный детский театр уже популярному в те времена молодому режиссеру Олегу Ефремову, гремевшему тогда со спектаклем «Димка-невидимка», свою первую пьесу «Чистые руки». Ефремов рукопись взял, спросил, как зовут автора, тот ответил: «Миша Маршак». На следующий день, придя в театр за ответом, услышал на лестнице разговор Ефремова с какой-то актрисой; Олег Николаевич предлагал девушке поужинать в ВТО, а потом, не прощаясь, позавтракать в «Арагви», «только подожди минутку - ко мне тут один психопат пришел, который взял псевдоним Маршак, я его выпровожу и пойдем». Когда Ефремов вышел на лестницу, Миши Маршака там уже не было - обиделся. Друзьями с Ефремовым они стали годы спустя, когда драматург Шатров написал для «Современника» пьесу «Большевики».

V.

Пьесу «Чистые руки» поставили в московском ТЮЗе. Там ее первым прочел другой молодой, но уже популярный человек - Ролан Быков, который насчет фамилии все правильно понял. И предложил взять псевдоним, но не по той причине, о которой можно подумать, а потому, что в ТЮЗе шло четыре спектакля по произведениям Самуила Маршака. Михаил взял сутки на придумывание псевдонима, перебирал варианты: Апрелев, Туманов. С утра на лекции смотрел по сторонам - искал сокурсника с подходящей фамилией (среди сокурсников, между прочим, был Владимир Ресин). Слева сидел Симонов, но такой в советской литературе уже был. Справа сидел Коля Березовский, сейчас Шатров рассказывает об этом с ремаркой «Бог миловал», и это понятно; историю о том, как от Шатрова к Борису Березовскому ушла жена, очень любят журналисты.

- Давайте так, - говорит Шатров. - Если вы считаете, что когда человек расстается с женой, а потом, через четыре или пять месяцев, она сходится с Березовским, это можно называть «ушла к Березовскому» - пожалуйста. Но я так не считаю.

Березовского он, впрочем, все равно не любит - очень. И за то, что тот пытался вмешаться в строительство «Красных холмов», и за то, что именно благодаря ему Ванесса Редгрейв, для которой Шатров в 1993 году написал свою последнюю пьесу «Может быть», из простой английской троцкистки превратилась в защитницу чеченских террористов. Впрочем, Березовского вообще мало кто любит.

VI.

Фамилию Мише Маршаку в итоге подсказал Быков. «Кто у тебя в пьесе любимый герой?» - «Шатров». - «Ну и отлично. Ты будешь Шатров, а герой - Лавров, Петров, неважно». Так появился драматург Шатров, в указах о награждениях так и писали: «Шатрову (Маршаку)». Он всю жизнь говорил, что Самуилу Яковлевичу приходится только однофамильцем, а сейчас объясняет:

- Вообще-то, мы родственники. Но причастность к семье Рыкова, даже такая отдаленная, могло доставить Самуилу Яковлевичу неприятности. И тетка сказала мне, чтоб я в школе говорил, что не имею к поэту никакого отношения. А потом я просто привык.

VII.

Когда ломали Берлинскую стену, кто-то из демонстрантов в Берлине нес лозунг на русском языке - «Дальше… Дальше… Дальше!» Шатров этим гордится, хотя пьесу о загробной встрече большевистских вождей не поставили ни МХАТ, ни БДТ. Лучшей постановкой «Дальше… Дальше… Дальше!» Шатров называет спектакль режиссера Монастырского в Самаре, но видно, что переживает по поводу столичных площадок до сих пор, хотя очевидно же - комплиментарная пьеса о Ленине в 1988 году уже не могла иметь успеха ни в Москве, ни в Ленинграде.

Зато в 1997 году Олег Ефремов всерьез обсуждал возможность восстановления на сцене МХАТа «Так победим!» - и, ей-богу, жаль, что не восстановил, советская пьеса о Ленине на самой престижной сцене в России девяностых стала бы настоящей сенсацией.

«Так победим!» - наверное, главная пьеса в лениниане Шатрова. По крайней мере, историй о ней больше всего, и даже статья о Шатрове в корпоративной многотиражке вышла под заголовком «Так победим на Красных Холмах».

Название пьесы (вначале было «Вот она, судьба моя», потом, после переработки - «Вам завещаю…») было придумано в ужасной спешке накануне премьеры по требованию замминистра культуры Юрия Барабаша. Ефремов ставил спектакль к XXVI съезду КПСС, это февраль 1981 года. Но из-за трудностей с цензурой премьера состоялась только в день рождения Брежнева, 19 декабря, после того как мхатовские старики во главе с Ангелиной Степановой и Марком Прудкиным написали письмо в ЦК: «Главный пафос этой пьесы и нашего спектакля заключается в мысли о ПРЕЕМСТВЕННОСТИ ленинской политики, ленинского подхода к сложным явлениям жизни в деятельности ЦК КПСС, его Политбюро и лично товарища Л.И. Брежнева».

- Барабаш звонит Ефремову и говорит: «Ничего не спрашивай, но через пять минут нужно новое название, более оптимистическое». В кабинете кроме меня и Ефремова были Калягин и Миша Рощин, долго думали, потом Рощин говорит - «Счастливо оставаться». Посмеялись, но никаких идей не возникло. Взяли фразу из монолога Ленина - «Так победим». Барабаш перезванивает, Ефремов сообщает ему наш вариант, Юрий Яковлевич не кладет трубку, и было слышно, как он бежит к Демичеву, возвращается: «Да, пусть будет „Так победим“, только обязательно с восклицательным знаком». Побоялись поздравлять Брежнева спектаклем с похоронным названием.

VIII.

О визите Брежнева и его коллег по Политбюро на спектакль «Так победим!» во МХАТ весной восемьдесят второго много и со смаком писали во времена перестройки. Шатров при воспоминании об этом морщится, говорит, что было неприятно видеть Брежнева таким старым и больным. Но добавляет: «В монологе Ленина была фраза „Никто не может дискредитировать коммунистов, если сами коммунисты себя не дискредитируют“, и ее в тот раз Калягин произносил с особенным чувством».

Вячеслав Молотов говорил Феликсу Чуеву, что когда Ленина играет комик Калягин, это позор. Спрашиваю Шатрова, согласен ли он с Молотовым; Шатров отвечает, что позор - это когда такие люди, как Молотов, стоят во главе страны. Стоит ли отделять Ленина от Сталина? Шатров считает, что стоит.

- Сталин - это модно сейчас. Эффективный менеджер, государственник и так далее. Я об одном думаю: мне жалко, что я не доживу до тех времен - а они наступят достаточно скоро - когда все поймут, что такое Ленин и Октябрь. О захоронении Ленина и думать не хочу, это не имеет отношения к будущему. А сам Ленин имеет. Кроме презрения, у меня ничего нет к людям, особенно интеллигентным, которые сейчас говорят, что Ленина нужно похоронить. Я не из этой интеллигенции, для меня Ленин значит то же, что для Ромена Роллана и для Бернарда Шоу. И я всю жизнь боролся за то, чтобы Ленин из героя рождественской сказки, которым его сделали враги во главе со Сталиным, снова превратился в настоящего живого человека и политика.

IX.

Этим же - сопротивлением поклонников «рождественской сказки» - Шатров объясняет цензурные проблемы, с которыми сталкивались его сочинения, прославляющие Ленина.

- Любое произведение о Ленине должно было быть завизировано в Институте марксизма-ленинизма. А там сидели люди, которые не знали ничего, кроме «Краткого курса». С ними я находился в состоянии войны. А что такое война - это и разведка, и контрнаступление, и отступление, и тактические маневры. Первый вариант «Так победим!» запретили. Это 1965 год - накануне 20-летия Победы деятели искусства писали Брежневу письмо о недопустимости реабилитации Сталина. Олег Ефремов подписал, а мне не разрешил. Меня тогда должны были исключать из партии, вызвали для этого на бюро Фрунзенского райкома, Олег пошел со мной. На мой вопрос было отведено два часа, полтора из них Олег рассказывал членам бюро анекдоты и театральные байки. А там не только номенклатурщики были, а и ткачихи, и рабочие какие-то. Ефремова все любили. И благодаря ему у меня не отобрали партбилет.