Давид Сурдо - Тайный дневник да Винчи

• Название: Тайный дневник да Винчи
• Автор: Давид Сурдо
• Издательство: АСТ, АСТ Москва, Хранитель, Харвест
• Жанр: Детектив
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-17-038779-3, 978-5-9713-4955-6, 978-5-9762-2549-7, 978-985-16-1180-1

Профессор-археолог оставил внучке Каталине наследство — два фрагмента пазла, роман Стивенсона «Остров сокровищ» и… кулинарную книгу. Странный выбор для человека, посвятившего всю жизнь изучению творчества Леонардо да Винчи.

Что это? Экстравагантная выходка чудаковатого ученого?

Или головоломка, которая должна дать девушке ключ к новым тайнам да Винчи, способным перевернуть многие наши представления об истории и религии?

Пытаясь найти ответ на эти вопросы, Каталина очень скоро начинает понимать: разгадка тайн великого Леонардо может стоить ей жизни…

---

В поисках неизвестного кода помогли ключевые слова и некоторые другие подсказки, содержавшиеся в эпитафии на могиле маркизы де Бланшфор, тоже сделанной Бигу. В процессе декодирования дважды применялся «шифр замены» по таблице Виженера. В двух случаях произвели замену одних букв другими. На последнем этапе, при выборе соответствующих букв, использовали графический метод, в чьей основе лежит вычисление вероятной траектории, при которой шахматный конь преодолевает шестьдесят четыре клетки на доске, если ходит, как и положено, буквой «Г».

В результате цепочки трудоемких и несколько запутанных действий получилась надпись, гласившая следующее: «Пастушка нет соблазна что Пуссен Тенирс хранят ключ мир 681 (в оригинале римские цифры) крестом и этой лошадью Бога я сокрушаю демона хранителя в полдень синих яблок».

Значение зашифрованного сообщения относится скорее к области догадок. Например, Пуссен — фамилия французского художника эпохи барокко, написавшего картину «Аркадские пастухи». После находки манускриптов Соньер ездил в Париж и побывал в Лувре, возможно, желая увидеть творение Пуссена. На полотне изображены три молодых пастуха и пастушка, натолкнувшиеся в Аркадии[29] на древнее надгробие с надписью: «Et in Arcadia Ego». Буквальный перевод: «И в Аркадии я». Надпись эта весьма примечательна. Поменяв буквы местами, то есть решив анаграмму, можно составить фразу: «I tego arcana dei», что значит: «Идите (поскольку) я скрываю тайны Бога».

Тенирс, упомянутый в расшифрованном послании, также был художником, современником Пуссена, но принадлежал к фламандской школе живописи. Тенирс использовал известный библейский сюжет об искушении св. Антония. На дальнем плане картины помещена неясная фигура — пастух или пастушка. У Тенирса святой показан в момент торжества над демоном, что отличается от принятой трактовки образа в искусстве. В таком случае не исключено, что картина имеет отношение к началу послания: «Пастушка нет соблазна».

Аллегории, чей смысл Соньер сумел понять сам (или же кто-то ему в этом помог), по-видимому, указали кюре путь к легендарному сокровищу короля Дагоберта; вероятно, оно стало источником его необъяснимого и сказочного богатства.

Каталина почувствовала, что голова у нее готова взорваться от обилия информации. С ума можно сойти от сложной системы взаимосвязей между потомством Христа и Приоратом Сиона, призванного его защищать, фантастической мешанины фактов, домыслов и предположений. Секретные монашеские общины, рыцари Храма, Жизор, спрятанные сокровища, Ренн-ле-Шато, гробницы знатных особ, зашифрованные послания, аллегорические картины — настоящий бред сумасшедшего.

Мнения же по поводу достоверности всего изложенного диаметрально расходились. Ресурсы Интернета услужливо позволили Каталине ознакомиться с точкой зрения как ярых защитников известных фактов, считавших их правдоподобными и заслуживающими доверия, так и мнением непримиримых критиков, придиравшихся к каждому слову. И от этой неразберихи у Каталины разболелась голова. Больше всего обескураживало, что каждая из сторон приводила неопровержимые доказательства собственной правоты: и апологеты, и критики ссылались на выводы ученых, потрясали документами, чья подлинность не вызывала сомнений, извлекали на свет божий архивные записи, манипулировали другими объективными данными. И чему прикажете верить, спрашивала себя Каталина.

Роднило оба лагеря следующее: и те, и другие назойливо склоняли одни и те же фамилии. Вездесущих персонажей одни превозносили до небес и безоговорочно им доверяли, а другие всячески поносили, уличая во лжи. Обвинения в основном сводились к одному: все эти люди распространяют множество нелепых измышлений, придавая им внешнее правдоподобие. В лучшем случае их осуждали за обман наивных простаков, принимавших мистификацию за чистую монету. К категории простодушных, попавшихся на удочку, относили и журналиста Жерара де Седа, чье имя не раз встречалось Каталине на страницах сайтов. Он написал ряд книг, посвященных историческим загадкам и тайным обществам, связанным с Жизором и Ренн-ле-Шато.

Чаще других в пылу полемики всплывали имена Пьера Плантара и Филиппа де Шеризе. Собственно, они и являлись главными героями столь запутанной интриги. Первый из них, Плантар, являлся фигурой примечательной во всех отношениях. В период правительства Виши он поддерживал ультраправое движение во Франции. Именно он воодушевил, по словам доброжелателей, и «подбил», как выражались недруги, Жерара де Седа и прочих журналистов и писателей описать историю Жизора, Ренн-ле-Шато и Приората Сиона. Каталина обомлела, прочитав, что Плантар стал основателем Приората! Современной версии этого общества, разумеется, зарегистрированного в супрефектуре Сен-Жюльен-ан-Женевуа в 1956 году. Он взял на себя обязанности генерального секретаря новой организации, провозглашавшей своей целью восстановление традиций древнего рыцарского ордена и укрепление сплоченности между людьми. Через год Плантар позиционировал себя как законного наследника династии Меровингов и, следовательно, прямого потомка Христа.

Со своей стороны, Филипп де Шеризе в течение многих лет оставался близким другом Плантара. Высказывались предположения, будто именно он, эксцентричный, образованный, знаток идеографического письма, сотворил миф (на пару с другом) о Приорате Сиона, Жизоре и особенно Ренн-ле-Шато.

В сплошной путанице, где все сведения выглядели неточными и туманными, а фактами жонглировала с равным искусством и та сторона, и другая, здоровое сомнение вызывало даже признание, сделанное якобы самим Шеризе в восьмидесятых годах. Шеризе открыто заявил: история с зашифрованным манускриптом из Ренн-ле-Шато, как и многие подробности из жизни приходского священника Соньера, не более чем игра ума, он их попросту выдумал где-то в шестидесятых.

И снова Каталина не знала, чему верить. Интересно, дед поддерживал какие-нибудь отношения с главными действующими лицами, в частности, с Плантаром и Шеризе? Почти наверняка, ведь оба они были тесно связаны с новым Приоратом, орденом, которому дед посвятил свои исследования и всю жизнь.

41

Кёльн, 1794 год

Сен-Жюст и Конруа скакали всю ночь. Уже занимался рассвет, когда вдали показались высокие башни Кёльнского собора, уходящие в небо. В слабом свете начинающегося дня каменная громада казалась нереальной. Воздух, настолько чистый и прозрачный, словно его вовсе не существовало, создавал иллюзию, будто до собора рукой подать, несмотря на приличное расстояние.

Французы ехали в Кёльн ради свидания с Мари-Жозефом дю Мотье, маркизом де Лафайетом. Отважный человек, либерал, идеалист, он сражался в американской войне за независимость на стороне мятежных колоний. Там он прослыл героем, а позднее, в 1789 году, поддержал революцию в собственном отечестве. Благородство души в нем намного превосходило знатность рода, чем он выгодно отличался от многих, кто сложил голову на эшафоте. Он жаждал справедливости для всех людей, верил в идеалы революции: свободу, равенство, братство. Он честно служил этим идеалам, ибо они были для него не лозунгом и красивыми словами, но основой основ общества, которое предполагалось построить.

Сторонник умеренной политики, Лафайет являлся членом Национального собрания и участвовал в составлении «Декларации прав человека и гражданина». Он не выступал против королевской власти как таковой, предлагая лишь видоизменить форму правления, сделав монархию конституционной. В 1792 году после штурма дворца Тюильри, когда Лафайету пришлось спасать Людовика XVI и королевскую семью, якобинцы, во главе с Робеспьером, объявили его предателем. Тогда ему пришлось бежать из Франции. Он спас голову и сумел пробраться в Нидерланды, но не сохранил свободу. Бельгийские провинции занимали австрийские войска: Лафайета арестовали и держали в заключении, перевозя из одной немецкой тюрьмы в другую.

В тот момент он являлся узником тюрьмы в городе Кёльне, куда теперь спешили эмиссары Робеспьера, его ближайший помощник и лучший агент. Оба довольно прилично говорили по-немецки и путешествовали с фальшивыми документами под чужими именами. Они выдавали себя за французских торговцев, собиравшихся закупить в Кёльне партию превосходных тканей. Конруа лично не принимал участия в похищении архиепископа Кёльнского, Великого магистра Приората. Те же, кто его осуществил, не кричали на каждом углу, что они французы, и вообще не оставили свидетельств своей национальной принадлежности: они появились, нанесли стремительный удар и скрылись со скоростью ветра.

Тем не менее не мешало соблюдать осторожность. Власти города пребывали в беспокойстве и скорее всего не спустили бы с чужеземцев глаз. На них могут обратить самое пристальное внимание не потому, что любой иностранец возбуждал подозрение в причастности к громкому преступлению, необъяснимому с точки зрения здравого смысла (хотя самые абсурдные предположения, случается, оказываются верны), а из-за общей атмосферы тревоги и настороженности.