Эрик Хелм - Уцелевший

• Название: Уцелевший
• Автор: Эрик Хелм
• Издательство: Акация
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 1994
• ISBN: 5-900116-07-7

Мистико-приключенческая книга современного английского романиста повествует о переселении душ, о борьбе добра и зла, о магических ритуалах. Насыщена действием, изобилует фактическими сведениями, снабжена подробными примечаниями переводчика. Предназначается взрослому читателю.

Книга основана на романе Денниса Уитли «Против тьмы», в который Хелм внес некоторые изменения и добавил еще одну сюжетную линию.

---

Саймон кивнул:

— Понимаю. И уж если отвергать свидетельства таких прославленных людей, как Спиноза и Ван Гельмонт, то прикажите высмеять заодно и всякого современного ученого, который уверяет, будто измерил расстояние до звезд или размеры молекул!

— Гм! Толпа принимает научные истины без лишних вопросов только если об этих истинах вопят на каждом углу. Никого не удивляет, например феномен воспламенения серы, ибо всякий волен таскать в кармане спичечный коробок. А вот хранись этот эффект в строгой тайне маленькой и замкнутой группой посвященных — по сей день считали бы, что серная спичка — чушь и вымысел. Алхимики же как раз и составляли маленькую, чрезвычайно замкнутую касту.

— Истинный алхимик, — продолжил де Ришло, — стоит особняком от окружающего мира, он безразличен к суете и должен хранить совершенную чистоту помыслов, дабы преуспеть в своем великом деле. Золото для этих людей — мусор, никчемный побочный продукт... Обычно алхимик производит презренного металла не более, чем требуется на скромные ежедневные потребности, а непосвященных и на пушечный выстрел не подпускает к секретам трансмутации. Следовательно, алхимик есть враль, суевер и бессовестный шарлатан... Но в нашем-то веке уже признано: материя состоит из электронов, протонов, атомов, молекул! Молоко делают прочнее бетона, стекло превращают в женские платья, растворенные древесные волокна становятся пластмассами; кристаллы растут, хотя они — просто разновидность камня; и дерево, и человеческая плоть обращаются в последней стадии распада совершенно схожей субстанцией... Алмазы — и те научились выращивать искусственно!

— Конечно! — подхватил Саймон, увлекшись и начисто позабыв, где находится и как попал сюда. — Что до металлов, они, в основе своей, состоят из ртути и серы, а потому и могут сгущаться, либо даже просто возникать при обработке различными солями. Различие в пропорциях меж тремя составляющими объясняет химические и физические свойства того или иного металла, который, в конечном итоге, есть детище минерального мира. Низшие металлы просто не «дозрели», потому что сера и ртуть не успели смешаться в требуемом соотношении прежде, нежели застыли и отвердели...[32] Порошок, именуемый философским камнем, просто фермент, вызывающий продолжение начатого и прерванного самою Природой процесса, подталкивающий металлы к дальнейшему вызреванию в золото.

— Именно. И ты, получается, решил попытать счастья?

— Не-а!

Саймон решительно помотал узкой головой.

— Я не дурак. Алхимия требует человека целиком, без остатка. Целая жизнь исступленного труда — умственного и физического; проб, ошибок — а в награду, всего скорее, — провал и разочарование... К тому же, трансмутация в истинном, высшем смысле слова — это непостижимая тайна превращения Материи в Свет...

Аарон поежился и, точно делая над собою усилие, продолжил:

— Металлы похожи на людей. Низшие металлы — точно люди, рожденные впервые... И те, и другие постепенно очищаются: металлы — геологическими катаклизмами, люди — повторными рождениями, реинкарнациями...

* * *

— Пробудись, — прозвучал где-то в мозгу Родриго уже знакомый серебристый голос. — Изготовься к бою.

Испанца точно пружиной подбросило. Он потянулся к висевшему на ветви мечу еще раньше, нежели разомкнул набрякшие сонной одурью веки.

«Что за бой? — задал он мысленный вопрос. — Кто еще приближается?»

— Враг из плоти и крови, коим незаметно помыкает враг бесплотный и лютый. Также близится новый убийца-упырь, но этот равно опасен любому и почти не повинуется черным хозяевам. Берегись умертвий...

«Не понимаю, — отчаянно подумал Родриго. — Защитник мой, хранитель мой, прости, но я не понимаю! Я очень устал...»

— Собери воедино все оставшиеся силы — их еще довольно. Возьми все оружие, каким располагаешь. Помни о моем подарке! Пять обычных стрел у тебя в колчане, и шесть серебряных. Ложись у корней дуба и обороняйся издали, покуда сможешь. Эрна будет спать — я позаботился об этом. Иначе твоя возлюбленная никогда не станет прежней... Грядущая битва — не для женских очей.

Неземной голос немного помолчал и продолжил:

— Я очень хотел дать вам покой и отдых до зари, однако натиск чрезмерно силен... Сражаться против тьмы во имя света! Пора. Вставай, Родриго. Я помогу тебе, укреплю десницу, отведу смертоносные удары... Но и сам постарайся не оплошать. Пора, мой друг!

Баронесса действительно продолжала мирно и безмятежно спать, покуда кастильский рыцарь быстро и сноровисто опоясался мечом, проверил, хорошо ли ходит в ножнах клинок; поудобнее передвинул по ремню длинный, острый как бритва, кинжал. Кожаный колчан или, вернее, подсумок с тяжелыми боевыми болтами — облегченных охотничьих стрел испанец не признавал и был совершенно прав — не отправился, как обычно, за спину, а пристроился на груди. Когда-то давно Родриго приспособил к тулу два поперечных ремешка, лет на девятьсот опередив остроумца, изобретшего потайную полицейскую кобуру. Теперь футляр со стрелами прочно и неподвижно мог крепиться то ли сбоку, то ли спереди — сообразно усмотрению владельца. Взяв арбалет в левую руку, рыцарь оперся правой на шершавую кору и по-кошачьи мягко спрыгнул.

Приложил ухо к земле.

Смутный, постепенно крепнувший гул не оставлял ни малейших сомнений относительно своего источника.

— Бертран...

Кастилец неторопливо подыскал взором подходящее место и прильнул к земле позади толстенного дубового корня, способного и защитить от пущенной пехотинцем стрелы, и послужить упором для собственного арбалета. Хмыкнув, Родриго подумал, что стрелять, всего скорее, примутся прямо с седел, сверху вниз, — но голос велел залечь у ствола, а советам покровителя разумнее было следовать не рассуждая.

Арбалет — великолепное, могучее оружие, но именно избыточная мощь, заставляющая пользоваться при заряжании особым воротом, делает его малополезным при ближней схватке с превосходящим численностью противником. Разок-другой можно согнуть стальные рога и вручную — коль руки способны завязывать мертвым узлом полудюймовую кочергу, — но про пятнадцать выстрелов за минуту и мечтать не приходится.

Решив полностью полагаться на случай, удачу и, разумеется, незримое присутствие неземного защитника, испанец вытащил из тула три болта со стальными остриями и прислонил их под углом к шероховатому корневищу, а четвертый тщательно пристроил в боевом желобке.

Гул конских копыт понемногу нарастал.

* * *

На собачий лад потомок молосских псов Шэгг был столь же незауряден, сколь и потомок вестготов Родриго де Монтагут — на лад человеческий. Этот зверь до смерти загонял преследуемых оленей, в одиночку дрался с разъяренным вепрем, а как-то буквально загрыз огромного крестьянского быка, неосмотрительно учинившего потраву Монсерратовским лугам. Усталости Шэгг не ведал, и отличался нюхом, изумительным даже среди лучших легавых псов. Бертран и за сундук веницейских дукатов не согласился бы уступить косматое чудовище никому на свете, а от рыцарственных покупателей отбоя не было.

Такого-то свойства ищейка мчалась перед алкавшей мести кавалькадой. Когда Томас перед выступлением в дорогу посоветовал взять на седла трех-четырех собак покрепче и спускать их по очереди, Бертран лишь злобно расхохотался:

— Твоя кляча падет, когда Шэгги еще и языка не успеет вывалить!

Примерно так и получалось. Кратких передышек, пока всадники меняли коней, вполне доставало волкодаву, мгновенно обретавшему свежие силы и вновь бежавшему на длинных, ленивых махах по уже остывавшему следу. Шэгг должным образом вывел погоню к месту, где Эрна так необычно призналась Родриго в любви, слегка оскалился, почуяв неладные воздушные токи, но цыганка не была ходячей падалью, а посему не оставила по себе следов, способных нагнать страху даже на полудикого молосса.

Преследователи поскакали дальше. Лошадям приходилось несладко. Бежавший налегке пес перелетал через поваленные стволы без остановки, уносился вперед, а Бертран, боясь потерять четвероногого проводника из виду, ругался и требовал гнать безо всякого снисхождения.

Уже глубокой ночью Шэгг неожиданно взвыл и метнулся в сторону. Де Монсеррат не понимал происходящего. Безукоризненно бравшая след собака взбунтовалась. Неукротимый зверь поджимал хвост, скулил, норовил отпрыгнуть подальше в заросли и ни за что не желал возвращаться на дорогу. Лошади, животные не менее умные, однако не столь чуткие, просто беспокоились, прядали ушами, тревожно всхрапывали.

— Ах, стервец! — рявкнул Бертран, с трудом сгребая пса в охапку и вручая ловчему. — Твоя взяла, старый хрыч! Держи на седле, да покрепче, пока не образумится. Вперед, ребята!

— Ой, не к добру, — только и пожаловался Томас прямо в ухо немного успокоившемуся Шэггу. — Ты, псинушка, видать, смышленее хозяина-то своего...