Аза Тахо-Годи - Жизнь и судьба: Воспоминания

• Название: Жизнь и судьба: Воспоминания
• Автор: Аза Тахо-Годи
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-235-03192-0

Вниманию читателей предлагаются воспоминания Азы Алибековны Тахо-Годи, человека необычной судьбы, известного ученого и педагога, филолога-классика, ученицы, спутницы жизни и хранительницы наследия выдающегося русского философа Алексея Федоровича Лосева. На страницах книги автор вспоминает о трагических поворотах своей жизни, о причудливых изгибах судьбы, приведших ее в дом к Алексею Федоровичу и Валентине Михайловне Лосевым, о встречах со многими замечательными людьми — собеседниками и единомышленниками Алексея Федоровича, видными учеными и мыслителями, в разное время прошедшими «Арбатскую академию» Лосева.

Автор искренне благодарит за неоценимую помощь при пересъемке редких документов и фотографий из старинных альбомов В. Л. ТРОИЦКОГО и Е. Б. ВИНОГРАДОВУ (Библиотека «Дом А. Ф. Лосева»)

---

Вообще мы в младших классах забавные. С учителями почти в домашних отношениях. В классе, где учится мой младший брат, ребята не могут выговорить имя учительницы — Маргарита. Тогда она им разрешает называть ее «товарищ Мара». Хорошо, что не «товарищ Марго». А я доверительно сообщаю, подойдя к столу учительницы, рассказывавшей о 9 января 1905 года: «А мой брат родился 9 января». Учительница улыбается довольная, и я довольная сажусь за свою парту второго ряда. Я не понимаю, что мой брат родился 9 января 1919 года, а совсем не 1905-го, да и учительница не собирается уточнять дату рождения. До чего же наивные мы были!

Сижу я близко к доске, потому что постепенно развивается близорукость, но очки буду носить по временам, в последних классах. Мама всегда рассказывает, что мы, дети, имели прекрасное зрение, а испортили его в школе. Думаю, что верно.

Школа работает в три смены (школ мало, а население нашего района растет). Занятия начинаются в восемь часов. Ох, как противно, во мраке, особенно осенью, по грязи тащиться в школу. Тьма, кое-где огоньки. Каторга — вставать так рано! Зачем мучить детей и вообще людей? Взрослые, например, и по ночам работают на заводах и фабриках — «непрерывка». Школа хорошая, но тащусь туда с трудом. О, если бы мороз, да в двадцать градусов. Есть правило — школы не работают при минус двадцати. Какое счастье, если выпадет такой день, да не один! Неужели дома? Ан нет, всего восемнадцать — ползешь в темноте, благо недалеко. Лампочки в школе слабенькие, почти весь год при плохом электричестве, вот вам и близорукость. Но как только разденешься и войдешь в класс, все неприятности забываются. Особенно хорошо, когда диктант или классное сочинение. Одно удовольствие. А с задачами — одна беда.

Становимся старше, бросаем портфельчики и заводим чемоданчики — все девчонки без исключения. Идешь, придерживая пальцем, чтобы не раскрылся, зато модно, а на голове берет. Девчонки в старших классах уже начинают друг другу завидовать, кто что надел. Одеты ведь очень просто, богатых нет, и любая ленточка или бантик уже заметны. Никаких украшений, это строгое правило и очень правильное. Я ношу черный передник и коричневое платье, белые воротнички и манжеты, как у гимназистки. Но такой наряд вызывает у некоторых моих одноклассниц настоящую злобу. «Интеллигенток» — так они называют меня.

Единственное утешение — наша дружба с Туськой, которая заодно со мной тоже надевает такой же гимназический наряд, и к нам боятся приставать. Туська умеет огрызаться. Черные фартуки удобны на занятиях по химии. В кабинете большие столы, у каждого кран для воды, мало ли что понадобится для опытов. Но в этом кабинете выдают синие халатики, такие же, как на занятиях по труду.

Я сижу в 6-м и 7-м классах вместе с мальчиком Вадимом Борисовым, блондином, в замшевой курточке (тогда это редкость), умным, с головой в поэзии и литературе вообще. Он в школе носит простую фамилию — Борисов, но я знаю его сестру Туею (по-настоящему Инна), она учится в классе с моим братом (они питают друг к другу романтические чувства), и ее фамилия Шерн-Борисова, из семьи журналиста, бывающего за границей. Мы с Вадимом тоже в романтической дружбе, что характерно для 7-го класса и четырнадцати лет, а Туська дружит с Жоржем Скачко. Но они после школы поженятся, Вадим погибнет на фронте, а мой брат изменит Тусе-Инне, и жизнь его пойдет совсем не романтическим путем, к нашему семейному несчастью. Но в конце концов прах крещенного перед смертью Михаила (бывшего Хаджи-Мурата) упокоится в нашей ограде, где нашли последний приют Алексей Федорович и Валентина Михайловна Лосевы. Все кончилось правильно.

А уж что творилось во время столетнего юбилея Пушкина (1837–1937)! Тут тебе политические процессы один за другим, расстреливают, арестовывают. Смерть несут и пушкинские торжества, теперь уже не классово чуждого, а народного, прямо революционного поэта.

Наш школьный театр разошелся вовсю. Мы еще раньше ставили «Женитьбу» Гоголя, и очень весело. В одном из рекреационных залов — эстрада, и там обычно вечера поэзии, музыки или драмы. Как задорно поет наш хор на этой эстраде, и я в том числе, песни из оперы Тихона Хренникова «В бурю» — опять революция, музыка бодрая, почти маршевая и, удивительное дело, даже мелодичная, где надо. Мне, например, очень нравятся его песенки для шекспировской комедии «Много шума из ничего». Очень изящные. Конечно, мы с папой идем на посвященную Пушкину замечательную выставку (ее потом перевели в Ленинград). А еще по пригласительному билету в Большой театр — на торжественный правительственный вечер.

Но у нас в школе тоже целая серия разных вечеров. На одном из них 5 февраля я участвую в постановке «Цыган» — читаю от автора. Смотрели в школе фильм «Жизнь Пушкина». «Цыган» ставили вторично 11 февраля, и я читаю Лермонтова «На смерть поэта». Все уже устали от вечеров. Записываю в дневник 21 февраля: «Снова вечер Пушкина. Очень утомительно». Нам, актерам, действительно труднее всего. Зато сколько веселья, хлопот, цветов и поздравлений! Особенно довольны наш добрый завуч Николай Евгеньевич, Елена Евгеньевна, Владимир Петрович — наш математик, Нина Дмитриевна Фельдман — литератор. Я среди всей суматохи подготовки к праздникам умудрилась по физике получить 4, по географии — 4 (стыд какой), но зато по алгебре отвечаю хорошо. Значит, что-то в голове проясняется. Наверное, умнею.

Если кто-либо подумает, что все эти празднества и вообще любые мероприятия в школе проходят по нашей инициативе — это неверно. Есть администрация, и есть комсомольское бюро и комсомольский вожак, главное лицо, следящее за идеологией школьного коллектива. Зовут его Володя. Фамилия тоже есть — Нехамин, если не ошибаюсь. Но все называют его только Володей. Молодой симпатичный человек руководит нами, одобряет или порицает, вызывает на беседу. У нас с ним хорошие отношения. Он выполняет решения и указания, идущие сверху. Положение его не из легких. Он как будто человек хороший. Пока. И среди этих торжеств и вечеров жизнь подает вполне очевидный знак скрытой опасности. В нашем доме, в нашем подъезде повесилась прелестная молодая женщина. Я знаю ее, милая, добрая. Она не раз шила мне летние платьица. Почему повесилась? Толком никто не знает. Говорят — денег не хватало, она взяла на работе, а вернуть не смогла. Может быть, и так. Во всяком случае наша домработница тетя Стеша так напугана, что приходит ко мне ночевать — страшно.

В самый разгар наших вечеров, когда мы утомились от всех пушкинских торжеств — новый знак, более страшный. Умер Серго Орджоникидзе, которого мы любим по рассказам отца. Папа говорит, что у бедного Серго больное сердце. Всюду черные флаги и черные подозрительные слухи — умер не просто, а застрелился. Кто его знает, как доходят до нас опасные слухи? Может, и так, кто знает… Жена Серго — Зинаида, ближайшая подруга нашей тети Зины Еланской, жены дяди Володи Еланского[93], а он ученый, работает в Академии наук СССР и живет в академическом доме почти напротив президиума…

В общем, каждый день мой, школьницы седьмого класса, весь загружен то уроками, а то и походами в кино, театры, не считая школьных вечеров. Мы с Туськой увлекаемся фильмом «Дети капитана Гранта», смотрим несколько раз. Смотрим «Остров сокровищ» и наигрываем песенку Дженни, которой в книге Стивенсона и следа нет, а здесь она героиня, и они с доктором Ливси любят друг друга. Как же фильм да без любви: «Если ранили друга, омоет подруга кровавые раны его…» Идем на «Грозу» Островского в Художественный театр и на «Плоды просвещения», заседаем в Пушкинском комитете, веселимся на моем дне рождения, смотрим в Театре юного зрителя «Гимназистов», потом «Сережу Стрельцова» (это уже из жизни наших старшеклассников), и не один раз — очень нам нравится одинокий, мятежный Сережа с его любимым поэтом Лермонтовым, идем на оперетту «Продавец птиц» — и все это октябрь месяц.

В результате столь нагруженной жизни получаю по контрольным слабенькие оценки: геометрия — 3, алгебра — 3, даже любимый немецкий — 3. А ведь специально занималась с мамой, готовясь к контрольным. Но ведь еще книги читаются, и всякие влюбленности: то в героев фильмов или пьес, а то и романтические мечты. Вот вам и результаты.

Хожу в наш парк в школу бальных танцев. Прошу маму показать, как танцевали мазурку. Даже папа, вернувшись из Кисловодска, показывает по моей просьбе танго и фокстрот. Так что мы танцуем с папой. Хорошо. И дядя Гамид с некоей интересной дамой у нас в гостях.

А кошка намывает все новых и новых гостей, потому что близится Новый год. Уже с Туськой готовимся к елке. К ней домой приглашены и мальчики, да еще в школе маскарад. Вскорости и сам Новый год приходит — опять гости. Теперь уже елка у нас дома, а в первые же дни Нового года идем на спектакль «Ромео и Джульетта» в театр Революции на Никитской. А тут и у Мурата 9 января день рождения. Опять гости, подарки. Приехал дядюшка Леонид Петрович (проездом в Ленинград) — значит, приглашена вся родня. А Махачик тоже празднует день рождения — 28 января ему исполняется 12 лет. Папа между тем принес пригласительные билеты на оперу «Абесалом и Этери» Палиашвили[94], идет декада грузинских творческих достижений, и мы в Большом, где в ложе сам Иосиф Виссарионович. Но уроки делать надо, с мамой опять занимаюсь математикой, которая в голову не лезет, — уж что-то очень веселый январь 1937 года, и Пушкинские торжества все затмевают. Смотришь, а уж май.