Энтони Райан - Песнь крови

• Название: Песнь крови
• Автор: Энтони Райан
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-699-70563-4

«Шестой Орден держит в руках меч правосудия и поражает им врагов Веры и Королевства».

Ваэлину Аль-Сорна было всего десять лет, когда отец оставил его перед железными воротами Шестого Ордена, рыцари которого посвятили себя битвам. Отныне и Ваэлин будет вести суровую, трудную жизнь послушника, закаляя себя тренировками и воздержанием. У него больше нет иной семьи, кроме Воинов Веры. Ваэлину лучше забыть, что когда-то его отец был владыкой битв у короля Януса, правителя Объединенного Королевства. И все-таки ярость Ваэлина не знает границ. Он не может простить отцу, что тот лишил его положенного по рождению и бросил к порогу Шестого Ордена, как какого-то подкидыша. Но юный Воин Веры свято чтит память своей матери, что бы ни говорили о ней в Ордене. Ваэлин пока не подозревает, что придет время и он начнет понимать своего отца, что одна-единственная истина затмит собой все остальные, что наступит будущее, когда изменится не только Объединенное Королевство, но и весь мир.

Впервые на русском языке!

---

– Вроде того, почему ты так бережешь этот платочек? – Баркус указал на платок Селлы, который Ваэлин носил на шее. Ваэлин затолкал платок под одежду, похлопал Баркуса по плечу и повернулся, чтобы уйти.

– Это впервые случилось, когда мне исполнилось десять, – сказал Баркус.

Ваэлин остановился, ожидая продолжения. Баркус по-своему мог быть не менее скрытным, чем все остальные. Он либо станет рассказывать, либо нет, понукать и уговаривать его бесполезно.

– Отец приставил меня к работе в кузнице, когда я был еще маленьким, – продолжал Баркус, помолчав. – Мне там нравилось, нравилось смотреть, как он кует металл, нравилось, как светится в горне раскаленное железо. Некоторые говорят, будто ремесло кузнеца полно тайн. Для меня все это было так просто, так очевидно. Я все понимал с ходу. Отцу меня даже и учить-то особо не приходилось. Я просто знал, что делать. Я видел, какую форму примет металл, еще до того, как опустится молот, сразу знал, будет лемех резать землю или станет застревать и не отвалится ли подкова с копыта всего через несколько дней. Отец мною гордился, я это знал. Он у меня был не особо разговорчивый, не то что я, я-то в мать пошел, но я знал, что он гордится. Мне хотелось, чтобы он гордился мною еще сильнее. В голове у меня роились идеи: я представлял себе ножи, мечи, топоры, которые только и ждут, чтобы их выковали. И я точно знал, как их сделать и какой именно металл для этого потребуется. И вот однажды ночью я пробрался в кузницу, чтобы выковать одну вещь. Охотничий нож, безделицу, как мне казалось. Подарок для отца к Зимнепразднику.

Он помолчал, глядя в ночь. Баржа уходила все дальше вниз по реке, фигуры матросов на палубе выглядели смутными и призрачными в свете носового фонаря.

– И вот, значит, ты сделал нож, – подсказал Ваэлин. – Но твой отец… он рассердился, да?

– Да нет, не рассердился, – с горечью ответил Баркус. – Он перепугался. Клинок был прокован в четыре слоя, чтобы вышел прочнее, лезвие достаточно острое, чтобы разрезать шелк или пробить доспех, и такое блестящее, что в него можно было смотреться, как в зеркало.

Легкая улыбка, появившаяся было у него на губах, тут же исчезла.

– Он выкинул его в реку и велел мне никогда никому об этом не рассказывать.

Ваэлин удивился.

– Но ведь ему бы следовало гордиться! Его сын сделал такой нож! Чего же он испугался?

– Отец многое повидал в жизни. Он путешествовал с войском лорда, служил на купеческом корабле в восточных морях, но никогда еще не видел ножа, откованного в кузнице с холодным горном.

Ваэлин удивился еще сильнее.

– А тогда как же ты…

Но что-то в лице Баркуса заставило его остановиться.

– Нильсаэльцы – замечательные люди во многих отношениях, – продолжал Баркус. – Закаленные, дружелюбные, гостеприимные. Но больше всего на свете они боятся Тьмы. У нас в деревне жила когда-то старуха, которая умела исцелять прикосновением – по крайней мере, так говорили. Ее уважали за ее труды, но всегда боялись. И когда пришла «красная рука», она ничего не смогла сделать, чтобы ее остановить. Десятки людей умерли, каждая семья в деревне кого-нибудь потеряла, а она сама даже не заразилась. И ее заперли в доме и дом подожгли. Развалины так и стоят на прежнем месте, ни у кого не хватило духу там построиться.

– Но как же ты сделал тот нож, Баркус?

– До сих пор не знаю. Я помню, как ковал металл на наковальне, помню молот у себя в руке. Помню, как насаживал рукоятку. Но, хоть убей, не могу припомнить, чтобы я разжигал горн. Как будто, стоило мне взяться за работу, я потерял себя самого, словно я был всего лишь орудием, вроде молота… словно что-то иное работало моими руками.

Он потряс головой: это воспоминание явно его тревожило.

– После этого отец меня в кузню больше не пускал. Отвел меня к старому Калусу, коннозаводчику, сказал, что, уж как он ни бился со мной, а кузнеца из меня не выйдет. И обещал ему по пять медяков в месяц за то, чтобы он обучил меня своему ремеслу.

– Он пытался тебя защитить, – сказал Ваэлин.

– Да я знаю. Но для ребенка это все выглядело совсем иначе. Как будто… как будто он испугался того, что я сделал, и боится, как бы я его не опозорил. Я даже подумал, вдруг он мне завидует. Ну и я решил ему доказать, показать ему, на что я способен на самом деле. Я дождался, пока он уехал на летнюю ярмарку, торговать, и вернулся в кузню. Там и работать-то было особо не с чем, старые подковы да гвозди. Большую часть запасов отец увез с собой на ярмарку. Но я взял то, что он оставил, и сделал нечто… нечто особенное.

– И что же? – спросил Ваэлин, представляя себе могучие мечи и сверкающие топоры.

– Солнечный флюгер.

Ваэлин нахмурился.

– Это как?

– Ну, как обычный флюгер, только вместо направления ветра показывает на солнце. Где бы на небе оно ни находилось, ты всегда будешь знать, сколько времени, даже если небо в тучах. А когда солнце садится, он показывает на землю и следит за ним под землей. Я его еще и красивым сделал, с пламенем, вырывающимся из оси, и все такое.

Ваэлин мог только догадываться, сколько должна стоить такая штука и сколько шуму она могла наделать в деревне, где все боятся Тьмы.

– И что с ним стало?

– Не знаю. Наверно, отец его пустил в переплавку. Он возвращается с ярмарки, а я стою и показываю ему, что я сделал. Очень я был собой доволен. Он велел мне собираться. Мать была в гостях у тетки, так что ему не пришлось с ней объясняться. Вера знает, что он ей сказал, когда она вернулась и увидела, что меня нет. Мы три дня провели в дороге, потом сели на корабль до Варинсхолда и оттуда приехали сюда. Он какое-то время поговорил с аспектом и оставил меня у ворот. Сказал, что если я хоть кому-нибудь проболтаюсь, что я умею делать, меня точно убьют. Сказал, тут я буду в безопасности.

Он коротко хохотнул.

– Трудно поверить, что он думал, будто делает мне добро. Иногда я думаю, что он просто заблудился по дороге к Дому Пятого ордена.

Ваэлин отмахнулся от воспоминания о топоте копыт и, вспомнив историю Селлы, сказал:

– Он был прав, Баркус. Никому не рассказывай. Может, и мне-то рассказывать не стоило.

– А ты что, меня убить собираешься, что ли?

Ваэлин мрачно улыбнулся.

– Ну, по крайней мере, не сегодня.

Они стояли на стене в дружеском молчании и провожали взглядом баржу, пока она не миновала поворот и не скрылась из виду.

– А знаешь, он небось знает, – сказал Баркус. – Ну, мастер Джестин-то. Он небось нюхом чует, что я умею.

– Ну откуда же ему это знать?

– Да потому, что я и сам в нем чую то же самое.

Глава шестая

На следующий день они впервые вышли на тренировку со своими новыми мечами. Ваэлину показалось, будто половина урока ушла на то, что их учили правильно привязывать меч за спиной, так, чтобы быстро выхватывать его через плечо.

– Туже, Низа! – Соллис резко дернул за поясной ремень Каэниса, тот охнул от боли. – Если эта штука разболтается в бою, ты об этом скоро узнаешь. Где тебе врагов убивать, если ты в собственной перевязи путаешься!

Потом они провели больше часа, обучаясь правильно выхватывать меч: плавным, стремительным движением. Это было куда труднее, чем казалось, если смотреть на мастера Соллиса. Надо было оттянуть большим пальцем кожаный ремешок, плотно удерживающий меч в ножнах, и вытащить меч, не зацепившись и не порезавшись. Их первые попытки выходили настолько неуклюжими, что Соллис заставил их дважды обежать вокруг всего поля на полной скорости. Непривычная тяжесть мечей делала их медлительными.

– Живей, Сорна! – подхлестнул Соллис спотыкающегося Ваэлина. – И ты, Сендаль, чего ноги волочишь?

Потом заставил их попробовать еще раз.

– Делайте это как следует! Чем быстрее меч окажется у вас в руке и вы будете готовы к бою, тем меньше вероятность, что какой-нибудь ублюдок выпустит вам кишки наружу.

После еще нескольких забегов и нескольких выволочек Соллис, наконец, решил, что у них начинает получаться. Почему-то сегодня от него больше всего доставалось Ваэлину и Норте: розга обрушивалась на них чаще, чем на всех прочих. Ваэлин подозревал, что это наказание за какую-нибудь забытую провинность. За Соллисом такое иногда водилось: он частенько припоминал былые проступки несколько недель или месяцев спустя.

Когда урок был окончен, он выстроил мальчишек и сделал объявление:

– Завтра вас, мелких засранцев, отпустят одних на летнюю ярмарку. Возможно, городские мальчишки примутся вас задирать, чтобы показать себя. Постарайтесь никого не убить. Местные девицы тоже могут вами заинтересоваться. Держитесь от них подальше. Сендаль, Сорна, вы никуда не идете. Я вам покажу, как отлынивать от дела!

Ваэлин, раздавленный разочарованием и несправедливостью, только беспомощно уставился на наставника. Норта же сумел выразить свои чувства в полной мере.