Рене Кастр - Мирабо: Несвершившаяся судьба

• Название: Мирабо: Несвершившаяся судьба
• Автор: Рене Кастр
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: История
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-235-03086-2

Оноре Габриэль Рикети де Мирабо (1749–1791) — один из наиболее ярких деятелей Великой французской революции, блестящий оратор и публицист, бретер и любимец женщин, узник королевских тюрем и защитник монархии. Посмертное открытие его тайных связей с двором Людовика XVI привело к тому, что прах Мирабо вынесли из Пантеона великих людей Франции. Отношение к нему не раз менялось и в последующие годы. Автор данной книги, известный французский историк Рене де Кастр (1908–1987) видит в своем герое не авантюриста, а гения политики, пытавшегося примирить умеренных республиканцев с монархистами и избежать революционных потрясений, войны и террора. «Останься Мирабо жив, история Франции и Европы могла бы пойти другим путем» — этот неожиданный вывод автор книги подкрепляет кропотливым анализом биографии своего героя, его сочинений и мемуарных свидетельств современников.

---

Тогда, когда никто этого не ожидал, прогремел голос Мирабо. Глаза его были воспалены от офтальмии; с повязкой на голове оратор велел подвести себя к трибуне и ощупью поднялся на нее. Временный слепец один видел ясно; он яростно обрушился на проект Казалеса:

— Здесь потребовали диктатуры. Диктатуры! В стране из двадцати четырех миллионов душ — диктатуры одному! В стране, которая работает над своей Конституцией, в стране, собравшей своих представителей — диктатуры одного! Диктатура превосходит силы одного человека, каковы бы ни были его характер, добродетели, талант, гений…

Взволнованное Собрание отклонило предложение Казалеса…

Пять дней спустя маркиз де Фавра отправился на казнь; он высоко держал голову, поскольку был уверен, что казнь будет ложной. Со свечой в руке, в одной рубашке, босой, холодным февральским вечером он принес публичное покаяние перед фасадом собора Парижской Богоматери; потом его отвезли на Гревскую площадь, где стояла виселица. Тогда несчастный понял, что его провели и что его принесут в жертву государственным интересам. В последнем порыве он попросил составить завещание — формальность, которая раньше казалась ему ненужной. Перед тем как продиктовать свою последнюю волю, он спросил:

— Что будет, если я всё открою?

Талон позеленел; он охотно сам казнил бы свою жертву; как ни глупо, народ ему в этом помог. Никогда еще парижане не видали, чтобы вешали дворянина; им нужно было зрелище, и они завопили, требуя смерти. Выведенный из заблуждения Фавра поднялся по роковой лестнице. Зеваки весело закричали: «Прыгай, маркиз!» — и тело повисло, дергаясь в последней судороге.

Герцог де Ла Шатр, тайно высланный на разведку, сообщил монсеньору, что честь престола спасена. Честь — возможно, но не будущее!

В темноте своей наемной квартиры Мирабо грустно рассуждал:

«Г-н де Лафайет участвует в роялистском заговоре из галантности; наши виртуозы участвуют в роялистском заговоре из продажности, наши демократы участвуют в роялистском заговоре из-за своей разрозненности и мелких махинаций их частных интересов. Война выборов, война контрабандистов, война налогов, война религий зреют в двадцати кантонах королевства; у него еще есть апломб широких масс, но только он — один, и невозможно предугадать результат начинающегося кризиса», — писал он де Ламарку. Думая о Фавра, он добавил: «Монсеньор победил сам себя трусостью, король — фразами, все партии наперебой ломали комедию».

Потом, пожалев самого себя, обреченного на жестокую бесполезность, он возопил: «Да что же это! Ни в одной стране зверь не бежит на ловца!»

Глава третья СЛУГА ПРЕСТОЛА (МАРТ-АВГУСТ 1790)

Я хотел излечить французов от монархического суеверия, заменив его культом монархии.

Мирабо, цитируемый Шатобрианом в «Замогильных записках», V, 13

Я обязуюсь употребить всё свое влияние на пользу истинным интересам короля; и чтобы это утверждение не казалось чересчур расплывчатым, я заявляю, что считаю контрреволюцию столь же опасной и преступной, насколько я считаю химеричной во Франции надежду или проект какого-либо правительства без главы, облеченного необходимой властью, чтобы применять всю силу государства для исполнения закона.

Мирабо. Письмо Людовику XVI от 10 мая 1790 года

I

В марте 1790 года жизнь Мирабо утратила твердую основу; конечно, он выступил семь раз в Национальном собрании, но это были лишь краткие, неподготовленные экспромты, а не обдуманные речи по первостепенным вопросам. Не следует делать из этого относительного молчания вывод о том, что трибун утратил интерес к общественным делам. Он переживал многосторонний кризис: первое место в ряду его забот, как мы знаем, занимало здоровье; чтобы привести его в порядок, требовались упорядоченная жизнь и режим; это превышало возможности Мирабо. Разве он согласился бы лишить себя маленьких удовольствий, помогавших ему забыть о больших неприятностях?

К проблемам со здоровьем и финансовым затруднениям добавлялись прочие осложнения: «цех» Мирабо распался из-за нехватки денег. Дюмон вернулся в Женеву, дю Ровре отправился в Лондон. Чтобы заменить эти два столпа «Прованского курьера», Мирабо наладил связь с пастором Рейбазом, посвятил в дело Пелленка и дал повышение Этьену де Кону. И все же качество продукта снизилось. Ужасное семейство Лежей продолжало пакостить, газета висела на волоске. Пришлось убедить Клавьера взять на себя руководство ею. Только в марте 1790 года «Курьер» вновь начал выходить регулярно. Этот кризис повредил написанию речей; а главное, совпал с периодом, когда Мирабо испытывал настоящее отчаяние.

Что за радость от повсеместного признания достоинств, если невозможно дать им применение? В марте 1790 года у него не было надежд ни на Национальное собрание, ни на двор. Пока он предавался ипохондрии, фортуна, столько раз отворачивавшаяся от него, наконец-то ему улыбнулась: ее улыбка заиграла на устах той самой королевы, которую Мирабо считал своим непримиримым врагом. Однако именно Мария-Антуанетта стояла у истоков событий, подготавливавшихся в полной тайне.

В середине марта граф де Ламарк получил в Брюсселе письмо от графа де Мерси-Аржанто, который срочно вызывал его в Париж.

Мерси-Аржанто, австрийский подданный, получивший французское гражданство, сделал в своей родной стране блестящую дипломатическую карьеру. В 1766 году императрица Мария Терезия назначила его послом в Париж; именно он вел переговоры о браке Людовика XVI с эрцгерцогиней Австрийской. Он лучше всех знал секреты французской внешней политики, и в последние четверть века его деятельность более напоминала функции главы французского внешнеполитического ведомства, чем полномочного посла, аккредитованного при дворе. Приглашение этого могущественного лица, который к тому же представлял австрийского императора, сюзерена Ламарка, было равнозначно приказу; поэтому, даже не посылая ответа, де Ламарк, радуясь предлогу отстраниться от революции в Брабанте, собрал чемоданы и 16 марта уже снова был в Париже.

На следующий же день он отправился к Мирабо, которого нашел больным и унылым; восстановление королевской власти с каждым днем становилось все иллюзорнее; новое промедление делало ситуацию необратимой, даже если Мирабо призовут на помощь к королю, на что тот не терял надежды; по меньшей мере, де Ламарк на это надеялся, поскольку пессимистичные слова его друга опровергали его же недавние речи, в которых он не отчаивался по поводу общего дела; на замечание своего собеседника по поводу этого противоречия он лишь неопределенно махнул рукой.

18 марта 1790 года де Ламарк отправился к графу де Мерси-Аржанто, которого не оказалось дома. На следующий день австрийский посол сам нанес ответный визит.

— У вас близкие отношения с графом де Мирабо, — сказал он. — Король и королева, знающие об этих отношениях, подумали, что, поддерживая их, вы имели намерение сослужить им службу. Их величества поручили мне спросить вашего мнения о нынешних намерениях господина де Мирабо.

Де Ламарк ответил, что Мирабо ударился в популизм сразу после созыва Генеральных штатов лишь для того, чтобы коллеги сделали его министром. Его логический расчет не оправдался: он не смог ни стать министром, ни свалить Неккера, которого считал причиной несчастий Франции; поэтому в последние пять месяцев он несколько раз тайно предлагал королю свои услуги.

— Именно этим делом и надлежит заняться, — заверил Мерси. — Король и королева решились обратиться к услугам графа де Мирабо, если он намерен быть им полезен. Они полагаются на вас в том, что надлежит сделать в данных обстоятельствах… Вы будете их единственным посредником; вам следует держать всё в строжайшей тайне… Совершенно необходимо, чтобы господин Неккер, которым они очень недовольны, не знал об этих переговорах. Королева рассчитывает на вас.

— Господин граф, — встревожился собеседник, — нанесенный господином Неккером ущерб слишком велик, и я сомневаюсь, чтобы даже Мирабо мог исправить то, что ему позволили натворить.

В качестве предварительного условия переговоров де Ламарк потребовал встречи Мирабо с послом. Мерси отказался в этом участвовать, поскольку в силу своего положения не мог пойти на подобный шаг.

Прошло две недели; в начале апреля Мерси вызвал де Ламарка, снова изложил ему свои соображения, потом, наконец, в принципе согласился на встречу с Мирабо с той оговоркой, чтобы никто не мог о ней заподозрить. Ламарк предложил встретиться в его собственном особняке Шаро в предместье Сент-Оноре (теперь там находится посольство Великобритании).

В назначенный день австрийский посол приехал в карете к де Ламарку через двор, выходивший на предместье Сент-Оноре. Почти в тот же момент Мирабо с величайшими предосторожностями пришел со стороны Елисейских полей и крался вдоль стены сада, выходившего на нынешнюю авеню Габриэль. Ключом, полученным от де Ламарка, он отомкнул замок потайной двери, проник в сад и вышел по тропинке к дому; дверь черного хода была открыта. Никем не замеченный, он прошел в спальню хозяина дома. Тот уже ждал гостя и объяснил ему причину всех этих предосторожностей. Мирабо охотно согласился на беседу с послом императора Иосифа II, и они прошли в гостиную, где уже находился Мерси.